– Пидорасы, блять, – фыркнул Ковальский.

– Трахнул бы кого-нибудь из них?

– Из этих? – Илья обернулся, видимо, оценивая парней. – Нет. Страшные, как моя жизнь.

Это, слава богу, те двое уже не слышали. Хотя, кажется, даже если бы это произошло, всем было бы похуй. Данил с Ковальским, наверное, только посмеялись бы с этого. Это же так смешно, ну.

– У одного не скулы, а рак какой-то, а второй мало того, что очконавт, ещё и смуглокожий. Соре, чушек не ебу.

Ой-ой-ой.. Моему внутреннему защитнику социальной справедливости очень плохо сейчас стало от такого.. Что это? Лукизм? Отказ ебать человека из-за какой-либо черты его внешности? Но явно не фэтфобия.

“Хм. Является ли отказ от секса с несовершеннолетним эйджизмом?”

Какой хороший вопрос. Только вот тема изначально утрирована. Все эти “-измы” основаны на предвзятом отношении и всяком таком дерьме. Хотя вот людей же обвиняют в расизме из-за того, что они ебутся только с белыми? Значит, и с возрастом такая же хуйня работает?

“Так, ну это всё, конечно, очень занимательно, но давай потом?”

Не на людях. Не в публичных местах.

– Шо це за нах? – неожиданно Ковальский вытянулся, разглядывая что-то в той части столовой.

Мы все повернулись, и тут же несколько человек затянули “О-о-о”, видимо, так обозначая важность момента. Ну, или просто издеваясь над Артёмом. Типа, “Гляньте на этого петуха, три недели в школе не появлялся, вот же ему сейчас влетит от всего преподавательского состава”. Ладно, не знаю, на самом деле, что там у них происходит, но я вот был в таком диком шоке. Было правда очень странно видеть его. Я даже подумал на секунду, что сплю, но потом решил, что если бы всё происходящее было сном, я бы счёл это за кошмар и проснулся бы. Я по-прежнему вижу всё это говно, значит, это жуткая реальность. Господи..

Он и правда вернулся, да? Это правда Артём? Живой и полноценный? Прикольно. А я уже начал думать, что он реально сдох, и я его больше никогда не увижу. Ха-ха.

Пока он шёл сюда, я рассматривал его на признаки чего-то не такого. Синяков нет, хотя если он с утра всё замазал тональником, то ладно. Гипса тоже нет, ходит ровно. Выглядит, вроде как, бодро и хорошо. Ну и о чём думать тогда? Расскажет сейчас, при всех, где шлялся три недели, или потом, когда уже наедине будем? Если мы вообще будем, хах. Да и звучит так, как будто он должен мне что-то объяснять.

Ох, блять, сейчас не время включать вот это своё “не хочет – пусть молчит”, Арсений. Это слегка другой вопрос, и объяснения тут надо получить. А то так охуенно, да и просто интересно – где он был, блять, всё это время, и насколько сложно ему было сообщить об этом хоть кому-нибудь.

– А мы думали, ты умер, – когда Артём сел рядом с ним, сказал Ковальский.

– Честно, пытался, – здороваясь со всеми присутствующими за руки, вздохнул Артём.

А теперь загадка – он шутит или нет? Он правда пытался выпилиться или просто сидел где-то всё это время? Что, блять, он делал последние три недели? Что-то мне подсказывает, что чёрта с два Артём реально будет говорить со мной об этом. И мне не просто спросить придётся, а нагло доёбываться. Ух, блять, обожаю.

Вообще, мне даже нравилось то, как он ведёт себя сейчас. Ну, со мной именно. Поздоровался, и хватит. Нет, я понимаю, что это глупо, и что в школе надо выдерживать дистанцию, но блять. Посмотри на меня хотя бы.

Обозвав себя тупой пиздой, я отвернулся и попытался на что-нибудь отвлечься. Вообще, было бы неплохо телефон проверить, вдруг там на циферблате что-нибудь изменилось, ну, но это как-то совсем уже. Хотя и сидеть, стены разглядывать, тоже не классно. Реально как хуйня какая-то веду себя. Это так мерзко..

– Чё, где отдыхал? – спросил Ковальский.

– Потом расскажу. Наверное.

Какой спокойный, вы посмотрите только.

– Вот из-за тебя Нина Михайловна и заболела. Ты пришёл в школку, и всякая срань началась.

*

С русского класс отпустили немного пораньше, так что к кабинету мы шли по полностью пустому коридору. Мы – это я и Артём. Я не знал, куда подевались остальные люди, но в какой-то мере был этому рад – что их тут нет. Ну, просто если сейчас Артём вдруг захочет со мной поговорить, будет лучше, если вокруг не будет лишних ушей. Хотя это опять мои влажные фантазии. Артём как-то не особо интерес ко мне сегодня проявляет – даже сел не со мной на русском, хотя обычно именно так всё и происходило. Ну, судя по звукам, им там с Ильёй было очень весело. Ну да, с Ковальским всегда весело, не то, что со мной, чмошником таким. Да-да, Артём, я всё понимаю.

Блин, это так тупо. Ною, как пизда какая-то, и надо бы прекращать, но мне правда грустно и даже обидно как-то, что ли? Я не понимаю, что со мной происходит, да и знать особо не хочу, на самом деле. Просто почему Артём не может вести себя нормально, а не как мудак какой-то? Это не так уж и сложно. Хотя если он не привык, то тогда ещё всё понятно.

Мы прошли всю секцию, но ничего не поменялось. Говорить со мной так и не спешили, люди так и не появлялись. Скука смертная. Может, и правда стоит на домашнее перевестись? Так я буду больше нравиться своей матери. Буду хорошим сыном и членом нашей большой и дружной семьи. А в школе больше как-то нечего ловить. Артём вернулся, да, но если такими темпами всё дальше пойдёт, то какая вообще разница? Что он есть, что его нет. Ему теперь, похоже, Ковальский больше нравится. Вон, даже сел с ним сегодня. Это уже предательство, Артём, ты знаешь? Ты мне просто сердце разбиваешь. То исчезаешь бесследно, то ведёшь себя, как пёс старый. Ты хочешь, чтобы я расстроился? Я могу.

Очень неожиданно Артём всё же заговорил. Лучше бы молчал, на самом деле, если кроме таких вопросов ему было больше нечего озвучить

– Чё, ты меня бросил типа?

Я аж на месте замер от внезапности и удивления. Вау, блять, вы только посмотрите. Даже не заговорил со мной ни разу за сегодня, а теперь что-то предъявляет. Это я должен у него такие вещи спрашивать, как бы, ок? Потому что кто и ведёт себя так из нас двоих, так это сам Артём.

– Нет.

– А чё гасишься тогда?

Это как с заключёнными. Если кого-то из супругов посадили на срок более трёх лет, то вторая сторона имеет законное право развестись. Ну и вот, оно самое. Хотя тут, скорее, как с вдовами или с “без вести пропавшими”. Если человека нет более скольки-то там месяцев, то супруг/а принимается за вдовца, ну, или вдову. Вот, блять, всё, Артём. Три недели ты гулял – я окрестил тебя без вести пропавшим и послал нахуй. Ладно, очевидно же, что я этого не сделал. Хотя стоило, судя по всему, а то я вот не понял сейчас. То есть, он вот так пропадает на три недели, потом возвращается, и с вот таким требованием у меня что-то спрашивает? Он совсем охуел, что ли? Сохранился недавно, блять?

Я даже повернулся, чтобы ему в глаза посмотреть – долбоёбу этому. Ему вот не стыдно вообще, нет? Ни разу? Судя по тому, как спокойно он держится, и как смотрит прямо на меня, и правда – совсем ему не стыдно. Ну, совесть у кого-то атрофирована напрочь – это мы уже давно прояснили, и сейчас только наблюдаем охуенный пример.

И как я вообще должен вести себя, он думает? Вешаться на него? Или что? Сказал бы хоть, а то знает же, как у меня плохо с такими вещами.

– Нахуй сходить ты не хочешь? Ты, блять, исчезаешь, никто ничего не знает, а потом ты появляешься и, нихуя не объясняя, наезжаешь на меня, хули я веду себя как-то не так. Ты охуел, блять?

Воу.

Неужели

Я

Сорвался?

Какое классное ощущение. Надо почаще так делать.

– Если бы я так же пропал на три недели, на три недели, сука, – выделил я, – и ничего никому не сказал, ты бы мне потом всё высказал, что обо мне думал. И ещё бы не так себя вёл.

Щенок, блять. Бычит тут на меня ещё.

– Сходи нахер, блять, заебал.

Не хочу с ним разговаривать. Ни объяснений, нихера нет, и ещё что-то там наезжает на меня. Пиздец, блять.

Артём смотрел на меня, но особых эмоций у него во взгляде или на лице я не заметил. Ему похуй, хах. Охуеть просто можно. И этот человек ещё в чём-то меня обвиняет. Что мне вечно на всё похуй, и вот это всё дело. Всё, блять, довыёбывался? Смотри, теперь мне не похуй. Мы прям местами поменялись – я бешусь, а он стоит с покерфейсом и недоумевает – а что ж, блять, не так. Ох, сука. Кажется, я открыл новую эмоцию. Аж жарко стало сейчас.