Предатель быстренько, даже без лишних вопросов, нашёл, куда скинуть все свои вещи – в угол, возле шкафа, и почему-то прямо на пол. Это показалось мне слегка диким, но говорить ему я ничего не стал. Только подумал, что потом надо будет подтереть там пол – осень же, грязно на улице, а кое-кто мне тут в комнату тащит свои ботинки, ну блять, Артём.

Я не стал дожидаться, пока он пороется в своей сумке, и прошёл к кровати – стоило разобрать школьный рюкзак, и.. Не знаю. Сейчас полвторого, спать ложиться только в десять, и что делать – я не знаю. Вообще, завтра история, так что можно что-нибудь почитать, но не знаю – нормально будет при людях заниматься такими вещами? Хотя почему нет? Артёму и самому не помешало бы повторить чего-нибудь, хотя у него же учебника нет, м-м.. Блять, ладно, хер с ним. Сейчас как-нибудь решится вся эта хуйня.

Комната была разделена на две части стеллажом, который был достаточно высоким и забитым, чтобы сквозь него нельзя было ничего разглядеть. Так как в первой половине ничего, кроме шкафа с одеждой не было, там было не особо интересно, а вот здесь – где уже, так сказать, обжитая территория, начиналось самое вкусное. Мой уютный уголок. Всё, что надо для счастья, здесь.

Мне нравилось, но Артём, судя по выражению лица, не сильно оценил. В общем-то, что и ожидалось. Это всё равно, что показывать нормальному человеку свою огромную коллекцию чего-то очень странного – того, что оценят далеко не все, но ты за это готов жизнь отдать. Ну вот как-то так.

Ну, у меня своеобразные представления об уюте, так что я могу понять, почему люди морщатся, оказавшись здесь. Хотя, возможно, дело чуть-чуть в другом.

- Мило, – покачал головой Артём, указывая пальцем на флаг. Я пожал плечами, ничего не сказав – мне он нравится, и похуй. Тем более, он тут очень даже неплохо смотрится.

- Ты же типа нормальный? – продолжал Артём.

А что-то не так? Могу себе позволить флаг в комнате, ничего от этого не изменится.

- Вам с Данилом надо подружиться.

- Вы слишком извращаете его образ.

В классе это уже что-то вроде устоявшейся шутки: если речь заходит о национализме, нацизме, фашизме, да даже просто истории – то сразу все оборачиваются к Данилу, или зовут его, ещё и с такой усмешечкой, типа, “О! Дани-ил!”. Типа, это чисто его тема, и он должен или высказать своё мнение, или просто присутствовать при разговоре. И я уж не знаю – как по мне, в классе просто находят это смешным, из-за чего сильно утрируют всё происходящее. Может, я что-то не так вижу или о чём-то не знаю.. Не буду рыться в чужих головах – это плохо.

Артём продолжал осматриваться в комнате, и особенный интерес у него вызвала полка с лекарствами – он с таким лицом осмотрел её, что стало немного смешно. Ладно, на самом деле, не так уж. Ты приводишь людей к себе, а они вот так смотрят на твои таблетки. Ещё и руками туда лезут, сука.

- Мексидол, – аккуратно доставая коробку с капсулами, сказал он. – Ядрённая хрень.

Надо же, кто-то знает про эту херню. А я думал, это со мной что-то не так, что она мне так туго заходит.

- Тебе его ставили?

- Да. Когда с отцом подрались, – он посмеялся. – Вроде, всё нормально, а потом как начнёт выворачивать.

М, сейчас бы сотрясение после драки с отцом словить.

- Вы с ним прямо дерётесь? – спросил я. Ну, а что, раз уж тема выдалась. – А не только что он тебя пиздит, а ты так.

- Я ёбнутый, по-твоему? – разозлился Артём. – То, что он мой отец, нихуя для меня не меняет.

Блять, ну и пиздец. Я даже не знаю, что и думать обо всём этом.

- Я ему нос сломал однажды. Весело было.

Я попытался вспомнить лицо отца Артёма, потому что мне не казалось, что у него сломанный нос. Ну, обычно же это сразу видно? Хотя, может, я не заметил потому, что видел его всего раз, и то – при не очень хорошем освещении? Вполне может быть.

- Чёт по нему и не скажешь, что у него нос сломан был.

- Пластика.

- Хорошая что-то пластика.

Я бы спросил о деньгах, но уже не буду, блять – помню, сколько они на собак отстёгивают, ебанутые, блять.

- Ой, блять, знаешь сколько денег он за неё отвалил? Мне аж стыдно немного было.

Ну охуеть. А ему не стыдно за то, что он с тобой делает?

- А он тебе ничего не ломал?

- Руки чаще всего, пару раз ноги.

И как только он может так спокойно об этом говорить? Хотя он же не какая-то там фиалочка, чтобы грустно вздыхать при разговоре об этом. Ну, или это уже настолько вошло в его жизнь, что не является чем-то необычным или неправильным. Я ещё в лагере об этом не думал – Артём был рад, когда его мать и сёстры свалили из семьи, то есть, его вполне устраивает такая жизнь. Значит, всё хорошо и поводов для беспокойства нет.

Ладно, шучу. Что бы я себе не говорил, немного волнения за него всё равно будет. А вдруг он когда-нибудь ему голову проломит, или позвоночник сломает? Вот же будет не весело тогда. Ну и с другой стороны, опять же – как будто можно что-то сделать. Лучше уж так, чем в детдоме. Я щитаю.

- Лицо старается особо не трогать.

- Забота.

Артём развёл руками – “Ясен хуй”. При этом у него было такое самодовольное выражение лица, как будто он сейчас не пиздел вот ни разу.

- Хотя было как-то раз, – перестав кривляться, задумчиво проговорил он, но я его остановил.

- Мне рассказывали.

Может себя не утруждать.

- Всё ты знаешь, – Артём сказал это немного недовольно, но, скорее, он издевался, и на самом деле ему было похуй. Хотя, я думал, он разозлится, когда узнает, что Ковальский о таком людям рассказывает. Снова неправильно оценил ситуацию, эх.

Многого никто не ждал – как по мне, было совсем неудивительно, когда мы почти всё время просидели, даже слова друг другу не сказав. В общем-то, меня всё устраивало, хотя я знал, что Артёму это не нравится – он как-то говорил об этом, типа, это ненормально. Но он же не сказал, что надо что-то делать с этим? Такого не было, ну и нормально.

Но отличным поводом для разговора стал непонятный шум сверху, раздавшийся за ним истерический женский крик “А я же говорила!” и детский плач. Артём тут же вскинул голову к потолку, как будто это могло помочь разобраться, что там происходит, а я и так уже минут семнадцать залипал в него, так что обошёлся без этого. Потом мы переглянулись, после чего разговор и завязался.

- Тебе нормально тут вообще? – почему-то решил узнать Артём. А я даже сути вопроса не понял.

- С чего должно быть ненормально?

- Ты говорил, вы в частном доме жили. Там обычно такой хуйни нет.

Он помнит, что я говорил? Прикольно.

- Спать не мешают – и ладно, – пожал плечами я. – Можно музыку включить.

Беруши ещё есть. Но по большей части всё хорошо. Вечерком поорут, а так нормально. Хоть не ночью.

- Ну, эти хотя бы просто детей бьют.

Почему он думает, что его там бьют? Хотя ладно, дело его. Он-то в этой теме побольше меня знает, хах.

- А есть что-то ещё?

- Наши вот ебутся.

Это было слишком внезапно, так что я немного замешкался даже. Да и тема такая себе, средняя по приятности. Вот прям ебутся, он хочет сказать? Просто если Артём об этом знает, значит, там у них хорошее звуковое сопровождение. Ой, фу..

- В смысле..

- В смысле, прям ебутся, – уточнил Артём. – Такие стоны стоят.

Боже, фу. Зачем Артём слушает это? Он что, тупой?

“А теперь представь, что ему это нравится”

Мне надо писать книги “Как разочаровываться в людях”, вот правда. Скупать будут – только так. Хотя это же неправда, да? Если бы ему нравилось, он бы не говорил об этом вот так. Пхе, блять.

- Тебе даже говорить об этом тяжело?

На меня смотрели с какой-то жалостью, и мне это не нравилось. Не знаю уж, почему – потому, что меня жалели, или потому, что Артём как-то догадался, что мне это не нравится? На моём лице что-то сейчас изменилось?

- Нет, – хмыкнул я, – просто когда речь заходит о связи с женщинами, как-то.. Трясёт.