– Извини, – вдруг выдал Артём, чем снова и очень сильно меня удивил. – Не знал, что это так неприятно.
Вот, опять. Он что, простудился? Тут, в общем-то, холодно, может, он замёрз, и процессы не те уже пошли? Артём, ну что ты делаешь, я теперь волноваться буду.
Заметив лицо Насти, я про себя постебался над ней. Что, обидно, да? Передо мной из-за такой хуйни он извиняется, а перед тобой из-за вчерашнего – нет. Ну вот и обижайся, бесишь меня.
Артём сейчас на неё даже не смотрел, хотя её лицо просто надо было видеть. Что за выражение вообще? Такое ощущение, как будто она очень давно в него влюблена, и он знает об этом, и именно поэтому сейчас должен чувствовать себя виноватым. А, я слишком много думаю. И смотрю пиндоские фильмецы.
– Бля, может, пойдём уже? – переступая с места на место, возмущённо спросил Артём. Замёрз уже, да? Я думал, он будет повыдержанней. Чмошник, фу.
Саша смотрела на него с усмешкой.
– Это как когда вы курить выходите зимой. Тоже стоите и танцуете, как долбоёбы, – она так же пару раз переступила с ноги на ногу, пародируя его.
Я по жести заволновался после её слов. Артём курит? Да ну не-ет, ну зачем. От него ничем таким не пахнет даже, он не может быть.. Таким.
Пришлось резко себя дёрнуть. Нет, а что происходит? Пусть не будет долбоёбом, пусть не курит, пусть не ещё что-нибудь. Не жирно ли, нет? Всего-то живём вместе второй день, а я уже разошёлся. Пиздец, блять.
Хотя хотелки мои от этого явно не пропадут.
– Ты куришь? – спросила Настя, почему-то тоже очень встревожившись со слов Саши. Наверное, ненавидит курильщиков. Хотя я вот чем лучше? Хотя меня больше бесит запах от них, чем сам факт того, что они курят. Не люблю запахи, все дела.
– Нет, просто одноклассник долбоёб, и не хочет ходить курить один.
А, ну слава богу. Это, конечно, глупо и стрёмно, но он как-то сам под все мои желания подходит. Неожиданно приятно осознавать, что есть такие люди, на самом деле.
И одно только плохо. Что это парень. Хотя много бы изменилось, был бы Артём девушкой? Да вообще нихера. Я бы всё равно не.. Это смешно, на самом деле. Будучи знакомым с человеком два дня, всерьёз думать о таком, Арсений, ты серьёзно? Тебе не тринадцать лет. И даже не четырнадцать. Ты не должен заниматься такой ерундой.
Но было уже поздно. Вот эту же херню нормальные люди зовут любовью? Буду считать, что да.
“Надо матери рассказать, – тут же подумалось мне. – Вместе посмеёмся”
Ладно, конечно же, это шутка. Я не настолько идиот, чтобы рассказывать о таких вещах, тем более, своей матери. А чего не сразу Отто, блять? Он бы тоже посмеялся. После того, как забил бы меня до смерти. Я лучше просто понадеюсь, что это скоро пройдёт, или что я вообще сейчас ошибаюсь. Всякое же бывает, нельзя сразу сопли размазывать. Тем более, мне всего шестнадцать, мозгов ещё нет, и всё такое. Тем более, это не любовь – когда вы стоите на улице, и тут тебе в голову щёлкает, что всё, пизда, ты влюбился. Это тот самый подростковый долбоебизм, который я не так давно упоминал. Но будет смешно, если я сейчас сам начну страдать этой хуйнёй. Хотя чего нет – я же подросток, мне можно. Влюбляться в людей своего пола, ныть об этом в интернете, в тайне вздыхать и плакать по ночам, потому что “не примет”. Что там ещё дети делают, я просто не знаю. Мне срочно надо вклиниваться в образ, а я не знаю, что делать, на помощь, помогите.
Честно, это было как-то внезапно. Я совсем не так себе это представлял. Да, по правде говоря, я вообще не верил, что до этого когда-нибудь дойдёт, а если и дойдёт, то точно не вот так, и уж точно я влюблюсь не в парня. Надеюсь, моё подсознание сделало это не на зло семье? А то и так ситуация уёбищная, если сейчас окажется, что это ещё и ради родственников, я просто охуею с того, каким долбоёбом я на самом деле являюсь.
На удивление, мне было похуй. Хотя как на удивление – мне всегда на всё похуй, и на всё, и сейчас в этом не было ничего удивительного. Хотя я и ощущал себя немного странно. Я же должен хоть на что-то ярко реагировать? Хотя бы вот на что-то такое – впервые в жизни мне кто-то понравился, а мне похуй. Ну, это всё из-за наркоты – после неё всё как-то по пизде пошло, и вот сейчас. Вообще, ладно, думаю, скоро пройдёт. Через два года всё равно уезжать отсюда, так что без разницы, кто мне там нравится, кто нет. Всё равно без шансов.
Было забавно, когда появившиеся вожатые объявили, что до столовой можно, да и, как бы, надо, добежать, и можно даже не строиться. Великое снисхождение, ебать, спасибо. Хотя половине всё равно было похуй – пошли шагом, но всё равно без строя. В кои-то веки же можно было по трое пойти, кто упустит такую возможность? Да и чё издеваться – бегать по мокрому асфальту? Очень смешно, сами вот пусть и бегут, умники, блять.
На завтрак редко когда давали что-то нормальное, со слов Артёма, опять же, хотя ко мне это тоже относилось – потому что каши я не ел, а что ещё могут выдавать с утра в таких местах? Хлеб с маслом? Которое я тоже не ем. Плохо быть таким придирчивым к еде – особенно когда есть надо в столовой или ещё где-то, и других вариантов нет. Ещё плохо с утра без еды, а тут такое. И нахуя только шли? Если практически сразу же возвращаться, ещё и дождь этот ебучий. Только вымокли, почём зря. Пиздец, блять.
Надолго оставаться здесь смысла не было, так что мы быстро ушли. Артём, я так понял, собирался поесть в комнате (запасся же, ну), а мне просто хотелось поскорее вернуться в комнату, высохнуть, ну, и препаратами закинуться. Ха, так звучит, как будто они на что-то заметно влияют. Эх, сейчас бы Скенана ёбнуть.. И перестать копировать чужие фразочки.
Интересно, стакан чая сойдёт как еда? Ну, типа таблетки же надо после еды принимать, а еды не было, но не пропускать же приём? Надо будет заняться этим вопросом.
Наверное, стоит начать делать так же, как Артём, в смысле, воровать еду. Не у соседей, разумеется, а хотя бы из столовой таскать то, что в принципе можно хранить какое-то время. Хотя яблоки могут начать портиться, выпечка – высохнуть, но вот печенью, шоколаду и зефиру точно ничего не будет. Да, наверное, стоит делать какие-то запасы, типа, для таких вот ситуаций, как сейчас – если с утра ничего нормального не дадут, можно будет всё равно хоть что-то съесть, а не одним чаем давиться. Стоит найти что-нибудь, где можно будет хранить всё это – пакет там какой-нибудь, или ещё что-нибудь такое. Чтобы больше такой хуйни не было.
– Помню, раньше, – как только мы зашли в комнату, начал рассказ Артём, – все очень любили такие дни, типа, когда можно нихуя не делать, и никто ничего тебе не скажет.
Вот бы вся жизнь так прошла, да?
– Были ещё типа траурные дни, когда нам затирали про разбившиеся самолёты.
Отлично, мне нравится.
– Типа, “погибли люди, сегодня будем сидеть по комнатам и грустить”. Эх, сейчас бы в комнате посидеть да погрустить.
Усевшись на кровать, он начал пытаться снять с себя кофту. Я как-то пропустил тот момент, когда он застёгивал молнию, так что не мог сказать, были ли у него тогда такие же проблемы с этим, как сейчас – из-за бинта пальцы правой руки были полностью нерабочими, а тупое дёрганье замка вниз ни к чему не приводило. Предложить помочь, что ли..?
Только я подумал об этом, Артём решил подойти с другого конца – расправиться сначала с бинтом. Не знаю, на что он надеялся (типа, замок расстегнуть он не может, но как бинт снять – так пожалуйста), но он хотя бы попытался. И сдался довольно таки быстро:
– Сними его, пожалуйста, – протянув руку мне, сказал он.
Ну, хоть слово “пожалуйста” ему известно.
– Разве уже можно? – спросил я, рассматривая его руку. Что с ней вообще? Растяжение или что-то другое? Не рано снимать повязку? Хотя раз Артём просит, то, наверное, уже можно? Он же не просто так это делает. Хотя почему нет? Его же уже наверняка заебало это всё, хочется поскорее избавиться.
– Понятия не имею, – протянул тот, неловко улыбаясь. – Вроде, уже должна пройти, но хуй знает.