— Что ты мямл…

— Тс-с-с, я сейчас говорю, настоятель. Немного уважения, прошу вас.

Он не мог поверить в то, что слышал. Инквизитор блефует? Она умеет менять голос? Это, должно быть, блеф. В любом случае, он её вскроет. Обязательно вскроет. Его не запугать. У него все карты на руках.

— Только вот незадача, настоятель… — девушка приняла задумчивый вид и посмотрела в потолок, — вы, кажется, повредили мою собственность, — она вновь посмотрела на него, — ай-ай-ай, так поступать не хорошо, — лицо расплылось в выражении абсолютного садизма, её зрачки сузились в точку — как вопрос решать будем?

— Н-не может быть. Разорвать её!

Не успел он оформить приказание речью, как конечности, что удерживали девушку, разлетелись на шматки, подобно воздушным шарикам, отпуская жертву. Джин плавно приземлилась и медленно и вальяжно пошла в сторону старика. Громила занёс было булаву, но изящный взмах правой рукой привёл к отделению его головы и рук от тела, и булава гулко стукнулась о камень. Три когтистых бестии напрыгнули на девушку, но от каждого их выпада она плавно увернулась, чередуя шаги с грациозными движениями рук. Твари оказались на полу в виде больших обрубков, залив всё под собой слизью. Инквизитор не смотрела на своих противников. Словно были пустым местом. Словно даже её не беспокоили. Каждая тварь, пытавшаяся нанести её вред, сначала достигала, вместо цели, лишь воздух, а потом свою кончину.

Глава церкви обомлел и попятился назад, его отростки приподнялись, готовые к атаке. Девушка прыгнула и очутилась на возвышенности, на которой ещё недавно он чувствовал себя в безопасности.

— Что-то не так, настоятель? Вид у вас больно бледный. Но не волнуйтесь… я хороший целитель… — она всё шла вперёд, потроша взглядом.

— Умри!

Когтистая рука устремилось к жертве, пронзая ей живот.

— П-попал? — не веря своим глазам, переспросил церковник.

На его лице промелькнуло лёгкое облегчение. Которое как рукой сняло. Он не мог вытащить из неё свой коготь. Девушка крепко сжала мерзкую плоть ладонью. Настоятель попытался снова, со всей силой потянув на себя, но инквизитор даже не шелохнулась. Она просто стояла и улыбалась.

— Не шути со мной, девка!

Огромные слизистые гвозди помчались на врага, но тот исчез. Во вспышке света пропала кожа, затем плоть, а после и металлический скелет. В обратном порядке Джин материализовалась за спиной у одного из питомцев настоятеля, хватая того за голову, затем опять испаряясь. Повисла тишина. Настоятель бешено вертел головой, пытаясь определить, где его противник.

— Что? Куда?

Раздался жуткий скрежет и вой. Звуки воплей исходили сверху. Священник с ужасом посмотрел наверх.

— Э? — сначала он не понял, что он увидел. — Ч-ч-что за…

С потолка, будто марионеточная кукла, закреплённое на тонких тросах из вен, жил и волос, свисало одно из его творений. Спинной мозг создания был извлечён, и та просто бездыханно болталась. Но врага нигде не было. Раздался характерный звук, и ещё одна из мутировавших тварей пропала.

— Э? — церковник не успевал взглядом за своим оппонентом.

Хрип и скрежет, и под потолком повисло чудище, напоминающее волка. Нити искусно обвивали его пасть, держа её открытой. Отдельной нитью был закреплён язык монстра. Настоятель пригляделся. Морда существа выглядела одновременно и нелепо, и ужасающе — создавалось впечатление, что она выражала некое подобие экстаза. И тут жрец ужаснулся — у первой, человекоподобной, твари схожее выражение — все его лицевые мышцы пронизывали нити.

Небольшая вспышка — один из громил пропал из поля зрения. Потом ещё. И ещё. По очереди, всё быстрее и быстрее монстры исчезали с пола, чтобы затем появляться у потолка в качестве произведения больного хирурга.

— Стой…

Монстры таяли числом.

— Х-хватит…

Лаборатория полнилась жалобными воплями.

— Остановись!

Художница закрепляла их в нелепых позах, а лишь потом убивала, давая возможность осознать себя частью процесса творения.

— Остановись! Немедля!

Требования оставались без ответа, он только и успевал наблюдать за новыми и новыми экспозициями. Последние начали выражать разные эмоции. Кто-то из монстров казался печальным, кто-то гневливым, а кто-то радостным. Фигуры получались всё искуснее и извращённее. Некоторые и вовсе состояли из нескольких тел и представляли целые композиции из эмоций и выражений. Все монстры исчезли — сверху свисало несколько дюжин объектов живописи.

В центре этого больного кукольного цирка стояла она. Джин широко развела руки, будто позируя в блеске софитов. Её лицо абсолютно перекосилось, можно даже сказать «деформировалось», нездоровой садисткой улыбкой, от которой, казалось, сейчас это самое лицо порвётся. Инквизитор отвесила низкий поклон. Она, ровно держа спину, наклонилась почти к коленям, так, что её волосы коснулись пола. Вытянула правую ногу назад чуть дальше, чем на полметра. Положила правую руку на сердце, а другую вытянула влево и немного назад. Этот изящный манёвр был выполнен синхронно и очень плавно, казалось, что она всю жизнь тренировалась кланяться.

Затем приподняла голову и, посмотрев исподлобья на настоятеля, шёпотом, сказала:

— Мне нужна ещё одна… фигура…

— Быть не может! Чудовище! Сдохни! — отростки, повинуясь своему хозяину, взвились в воздух и по баллистической траектории полетели к своей цели.

Лёгкий смешок. Ни одна из стрел из плоти и кости её не задела — она спокойно стояла между конечностей, вонзившихся в красный бархатный ковёр.

— Позвольте показать вам… настоящее чудовище…

Джин медленно положила ладони в рот, а затем потянула руки в разные стороны, выламывая себе нижнюю челюсть. Кровь окрасила ковёр под ногами инквизитора в яркий алый свет. Язык болтался, как тряпичная кукла, на остатках мышц и кожи. Затем, одну из ладоней девушка засунула вовнутрь. Она неотрывно смотрела на настоятеля, пронзая старика взглядом. Даже с оторванной челюстью казалось, что она продолжала улыбаться.

— Ч-ч-что ты творишь? Прекрати!

Ладонь входила в пищевод всё глубже и глубже. Наконец, будто что-то нащупав, она протянула руку назад. Во рту показалась металлическая ручка, за ручкой вышло зазубренное лезвие, украшенное рунами и письменами. Это оказался кинжал. Длинный церемониальный клинок покоился в её руке. Лёгким движением свободной она ввернула кость в прежнее положение, однако рваные раны на щеках не заживали. Теперь они продолжали её садистский оскал от уха до уха.

— Время творить.

— Стой! Нет! — игнорируя запрос, Джин пошла на настоятеля.

По катакомбам разнесся оглушающий вопль.

Пробуждение. Бодрствование дотянулось своими скрюченными мерзкими руками до инквизитора и вырвало её из сладостного забвения. Открыв глаза, Джин обнаружила себя лежащей в позе зародыша перед пультом управления стеклянными постелями мутантов. Она попыталась встать. Болело всё тело. Голова, живот, руки, ступни, а, в особенности, щёки и язык.Так тело не болело даже после её алкогольных вечеринок тех времён, когда девушка состояла в ОПГ. Немного размяв суставы, она осмотрелась. В этот момент боль заняла почётное второе место в списке её переживаний. Все те звери и монстры, которые ещё недавно чуть не преуспели в разделении её на чуть большее количество инквизиторов, чем один, мирно висели вокруг.

— … ебать…

А затем она посмотрела чуть подле себя, но на этот раз повнимательней.

— … еба-а-ать…

Скульптура. Вместо трибуны, с которой сыпал издевательские речи командир сухофруктов, теперь стояло нечто. Оно, по большей части, состояло из плоти. Инквизитор не могла сразу точно сказать из чьей, и потому подошла поближе, вплотную к этому нечту. Скульптура, при ближайшем рассмотрении, действительно была выполнена из плоти и костей, по форме напоминая алтарь. Нечто, сшитое из разрозненных кусков тел, сидело в позе лотоса. Притом его ноги, руки были позаимствованы у различных существ. Одна нога явно козлиная, а вторая — волчья. Вместо правой руки в торс вонзена обглоданная кость, которая кончалась подобием железных когтей. Вместо левой — нескладная огромная конечность одного из громил. Все эти запчасти крепились к торсу бледно-розовыми нитями — Джин не стала рассматривать эти нити поближе — ей даже думать не хотелось о том, чем они на самом деле являлись. Туловище, которое составляло центр композиции, было явно человеческим, за одним исключением — из него торчали тёмно-коричневые отростки, словно ветки из дерева, но все они были перерублены и истекали мерзкой слизью. На жирном животе было выцарапано два слова. Одно под рёбрами: «боль». Другое, почти у лобка: «удовольствие». Сверху к торсу, теми же нитями, было приделано три головы. Самой левой была голова когтистой бестии — весьма деформированной, но её выдавало вкрапление аккуратных листов металла. В центре — волка с бронзовой пастью. А справа водрузилась огромная, закутанная в ткань, башка одного из увальней. В ногах у произведения шизофреничного артиста стояла чаша. Скреплена из костей и обтянута свежей кожей. В чаше покоилась голова старика, однако черепа в ней не наблюдалось. Просто мешок, наполненный плотью, мозгом, кровью и двумя глазами.