— М… мэм? — он решил начать первым, дабы не показаться совсем уж тряпкой.

— Сэр Леннард… я та-а-ак рада, что встретила вас сейчас.

— Прошу прощения? — рука медленно спускалась к поясу. Он пытался рассчитать, как быстро сможет вытащить свою саблю.

— Вы, кажется, нервничаете. С вами всё в порядке?

— С чего вы взяли, мэм? Я в полном порядке.

— Ты, правда, думаешь, что сможешь хотя бы задеть меня своей посеребрённой вилкой?

Она улыбнулась чуть шире. Кулаки Леннарда сжались. Сердце начало колотиться быстрее. Давление расти. Перед ним, возможно, стоит его смерть. Нужно детально обдумать свои следующие действия.

— Прошу меня извинить… мне нужно идти, — голос немного дрожал, несмотря на это объявление, он был не в силах сдвинуться с места.

— Хочешь у Джин защиты попросить, милый?

Дыханье спёрло. Он, кажется, поперхнулся. Ведьма всё знает. Если знает о Моррисон — знает и об остальном разговоре. Его зажали в угол. Скорее всего, живым он отсюда не выйдет. Леннард резко выхватил оружие. Не успел он сделать шага вперёд, как сзади его за голову обхватили две ладони. Паралич. Всё тело окоченело. Он не мог ни двигаться, ни дышать, ни даже думать. Мог лишь чувствовать.

— Тсссс. Всё хорошо. Не буду я тебя убивать, дорогой, не бойся.

Голос разливался теплом по телу. Он был ласковым и мягким. Как у матери. На душе становилось спокойно. Леннард быстро оставил тягу к сопротивлению. Он был в безопасности.

— Давай мы, просто, обсудим твои планы, хорошо?

========== XVII ==========

XVII

Джин вошла в залитое тусклым светом свечей, богато украшенное помещение храма Святой Елены. Огни казались крайне ненадежным средством освещения. От лёгких дуновений ветра на стенах танцевали зловещие тени. На улице уже господствовал мрак, и витражи, вместо света, изливали во внутрь собора тьму. В церкви было прохладно — девушка чуть съёжилась. Здесь инквизитор находилась впервые. Дубовые скамьи пустовали, однако впереди, перед золоченой трибуной, столпилась большая группа врачей-теологов. Проходила служба для членов церкви. Монахи укрывались белоснежными церковными накидками с капюшонами, что со стороны заставляло их выглядеть, как собрание культистов-заговорщиков. От толпы доносилось чуть слышное бормотание. Никто и не обратил внимания на открывшуюся дверь главного входа.

Инквизитор глубоко вздохнула, выпрямила спину и со взглядом полным решимости пошла по красному бархатному ковру. Когда она миновала скамьи и подошла к церковникам на расстояние метров пятнадцати, бормотание стихло. Монахи начали расступаться, отходя по обе стороны от трибуны. В храме повисло зловещее молчание. Из-под капюшонов, полностью скрывающих лица во мгле, выходил пар. За кафедрой стоял монах в белой расе, обшитой красным бархатом и золотом. Его голову также покрывал капюшон. Он медленно задрал его назад. В полусумраке храма засияла широкая улыбка престарелого настоятеля храма.

— Мисс верховный инквизитор, — он широко раскинул руки, поднимая их вверх, — я невероятно одухотворён вашим визитом! Что привело вас в дом Господень в такую мрачную ночь?

Инквизитор исподлобья смотрела на старика. Её суровый взгляд сверлил ему переносицу.

— Простите за мою невежливость, настоятель, как ваше имя?

— Моё? Я Патрикей Августий, мисс вер…

Джин указала на него пальцем и резко выпалила:

— Настоятель храма Святой Елены, Патрикей Августий! Вы арестованы по подозрению в сотрудничестве с мутанологами. Вы имеете право хранить молчание. Всё что вы скажете, может и будет использовано против вас, — Джин любила эту фразу, когда-то она увлекалась передачами про полицию.

— «Арестован»? «Мутанологи»? Но, верховный инквизитор, здесь, должно быть, какая-то ошибка. В этой обители мы лечим людей, а не ставим над ними опыты.

— У меня другая информация, настоятель.

— Кто ввёл вас в заблуждение?

Джин проигнорировала вопрос.

— В храме будет проведён обыск, а вы будете задержаны.

Старик ухмыльнулся. Морщинистый лоб разгладился. Выражение его лица приобрело слегка угрожающий вид. На мгновение инквизитору показалось, что под кожей на щеке что-то проползло.

— И кто же задержит меня?

— Снаружи стоит кордон городской стражи. На время моего расследования они переправят вас в окружную тюрьму.

Он усмехнулся.

— Хорошо, вы можете пройти поискать улики, — он опустил руки на трибуну.

Джин сделала уверенный шаг вперёд. Однако толпа монахов встала на пути. Инквизитор сделала широкий круговой взмах рукой.

— Разойтись! Все, кто препятствует имперскому правосудию, будут покараны.

Позади толпы раздался голос настоятеля.

— Правосудию? Что за правосудие такое, мисс инквизитор?

Джин начинала злиться.

— Не сношай мне мозг, старик! И лучше отзови своих шавок, пока головы не полетели!

— Я ни в коем случае, мисс инквизитор. Но подумайте вот о чём — неужели то, за что вы стоите — есть правосудие? Или справедливость?

— Что ты несёшь?!

— Вы можете перестать играть в служителя закона, мисс Моррисон. Духовенство прекрасно осведомлено, кто такой регент.

— … что?

— Да. Он поедает людскую плоть, — он указал на неё пальцем, — как и вы!

Джин сделала шаг назад, неуверенно выставив руку перед собой, как бы закрываясь от толпы. Она замерла.

Этот старик знает о Кайле? Что происходит?

— Вы, инквизитор… — тон старика был теперь суровым, можно сказать, обличительным, — мерзкая противоестественная тварь! Порождение мрака! Порождение скверны! Демон! — он начал кричать на девушку.

Голос звучным эхом разносился по храму. От этого гула задрожали витражи. Джин отступила ещё немного. Ни к чему позитивному такая речёвка не приведёт.

— Однако не стоит бояться, дитя! — он опять широко улыбнулся и раскинул руки. — Покайся во грехах своих и прими свет Божий! И тебе будет даровано прощение!

— … опять…

Инквизитор смотрела в пол. В полумраке собора её глаз было не видно. Лицо искривилось. Руки начали подрагивать от прилива ярости. Гнев потихоньку мутил рассудок. Кровь от конечностей приливала к сердцу, заставляя биться синтетический имплантант чаще. Джин приготовилась к сопротивлению.

— Да, дитя?

— … опять ты со своим сранным богом, старик! Мы плевать, что там тебе известно! Ты, сука, арестован! Окажешь сопротивление — порву твою морщинистую жопу, нахер!

Улыбка пропала с лица настоятеля. Он с грустью посмотрел на Джин.

— Упускаешь свой последний шанс на искупление? Подумай хорошенько…

— Не делай вид, будто знаешь, о чём треплешь…

— Знаю, прекрасно знаю, дитя… ты думаешь, ты одна такая?

— … э?

— Да. Мутантов, таких, как ты и регент, много в Империи, дитя моё, — настоятель храма произнёс это почти торжественно.

Старика, который днём ранее подходил поговорить с ней о трансцендентном, было совсем не узнать. Он будто вытянулся вверх, его руки в танцующем мраке свечей казались длиннее, а голос стал более грубым. Почти все морщины разгладились, теперь кожа лица была натянутой, словно помещённой на верстак ремесленника. Гулкий бас гремел по всей церкви.

— Много?

— И многие из них служат промыслу божьему, отринув свою животную суть! Этого же ты желаешь? Отринуть свою жажду плоти! Отринуть свою жажду крови! Отринуть зверя внутри! Я предлагаю тебе, дитя, здесь и сейчас, обратиться из зверя опять в человека! Я предлагаю тебе искупление грехов твоих и спасение твоей души от пекла!

— … и… как ты… исцелишь меня?

— Служение. Искупление даруется в служении. Преклони свои колени перед престолом божьим, и он дарует тебе исцеление, а взамен — ты будешь исполнять его волю на этой земле. И тогда ты…

Со стороны инквизитора послышался смешок. Потом ещё один. Через мгновение она взорвалась смехом. Она выгнулась назад, закрыв одной рукой пол лица, а другой обхватив живот, и смеялась. Это был скорее не смех, а психопатический хохот — так обычно хохочут те, кто потерял разум. Её глаза закатились, так что были хорошо видны белки, а рот широко распахнулся и из него высовывался язык. Этот смех разбрызгивал слюну вокруг. Эхо хохота облетало всё помещение. Затем она согнулась, держа руки на животе. Ор прекратился. Джин тяжело дышала, пытаясь прийти в себя. Монахи смотрели на неё ошарашено. Это была не та реакция, которую ожидал настоятель.