Всего Газэф насчитал около сотни трупов.
Пятый стол, мне нужен пятый стол.
Но он здесь не за этим. Дальнейший осмотр сцены убийства он предпочёл оставить городской страже.
Нужно изменить сообщение.
Воин быстро нашёл нужное ему рабочее место. Оно было одним из ближайших к первому входу и располагалось в центральном ряду. На стуле, за рабочим местом, лежало изорванное тело. Нет руки. Грудная клетка распахнута, будто оконные створки, так что можно увидеть лёгкие и кишечник. Тело не было пробито насквозь, однако сердца в груди не было. Со сломанных рёбер свисала кожа и куски одежды. С них чуть капала кровь. Полголовы отсутствовало, однако Газэф сумел опознать тело. Это была их связная Ванесса. Она под прикрытием работала на телеграфе вот уже полгода и рассылала сообщения подпольным ячейкам сопротивления. В глаза бросилась паршивая деталь. Стул был отодвинут, но аккуратно, не инерцией, как дверь, в которую влетел охранник. После бойни за столом кто-то работал. Он начал нервничать. Убийца? Фехтовальщик начал перебирать листы печатной машинки. Это были листы с запросами на отсыл. Он достал последний. Каждый запрос представлял собой сухую строчку из номера сообщения и пункта назначения. Номер присваивался сообщению, когда клиент передавал его в пункт отправки. В данном случае телеграф. Их сообщение шло под номером «148512». Именно этот номер он увидел на листе последним. Справа от машинки стоял автопечатник. В него было всунуто около дюжины карточек. После получения подтверждения о передаче сообщения, на карточку с номером ставилась печать «отправлен». Затем эту карточку выдавали заказчику в качестве подтверждения оказания услуги. Хотя по техстандартам каждую карточку нужно было вынимать сразу после проставления печати, лень не позволяла работникам операторской этого делать. Обычно они ждали, когда устройство полностью забьётся. Газэф потянулся к карточной стопочке. Он медленно вынул последнюю.
Шириной на всю поверхность был нанесён номер «148512». Поверх него была печать… «отправлено». Сердце ёкнуло. Это сообщение они должны были отправить сегодня днём. Убийца отправил его ночью. Сегодня ночью покушение на Годрика захлебнётся кровью. Что это? Он перевернул карточку. Со лба потёк холодный пот. На обратной стороне, закреплённая булавкой, была прикреплена алая лента.
На мгновение все мысли покинули голову. Послание. Он сделал глубокий вдох и взял себя в руки.
Пора валить.
========== XIII ==========
XIII
Внутри дом Годрика был украшен богато, но и не так вычурно, как сады снаружи. Сразу было видно, что хозяин этого поместья предпочитает зелёный цвет. Главный вход в здание вёл в холл — своеобразный хаб поместья. Там, кроме многочисленных дверей в разные отделения дома, находилась большая и широкая лестница, перила которой были украшены позолотой.
Вряд ли они целиком из золота.
И лестница и полы были устланы зелёными льняными коврами с причудливым белым узором. Внутреннее убранство помещения было выполнено из дубовой древесины. Благородный тёмно-коричневый цвет хорошо сочетался с тёмно-зелёными коврами. На потолке и на стенах висели позолоченные люстры. Вместо свеч источником света служили светящиеся стеклянные колбы. Дом был электрифицирован. Глава семьи был очень состоятельным человеком. Повсюду на стенах висело множество картин. На картинах были изображены благородные члены семейства Эвериков прошлого. С главного входа можно было увидеть самую большую из них — она располагалась в конце первого лестничного пролёта. Создавалась иллюзия, что этот пролёт служил полотну своеобразным подиумом. Настолько она была огромна. Произведение искусства было обрамлено в красивую резную дубовую рамку.
Повсюду в холе стояло множество коробок. Везде сновали слуги. Главная дверь всё время открывалась и закрывалась — прибывали всё новые гости со своим багажом. По лестнице вверх и вниз ходили благородные господа со своей свитой. В помещении было довольно шумно и тесно.
— Вам сначала куда, мисс инквизитор? — спросил увалень в латах.
— К госпоже верховной жрице, — Джин всё ещё сильно сердилась, но уже немного успокоилась — бумажный пакет больше не требовался.
— За мной, пожалуйста, леди инквизитор, — стражник начал подниматься по лестнице.
Джин ненадолго остановилась у огромной картины, выполненной маслом. На ней был изображён благородного вида муж в тяжёлых и блестящих полных латах зелёного цвета. Забрало его шлема было поднято. Лицо героя картины было благовидным и аристократичным. Это был зрелый мужчина, который, судя по лицу, повидал не одно сражение — оно было усеяно различными шрамами. Нос героя был неестественно крив — видимо его не раз ломали в бою. На плечах господина покоилась бархатная синяя накидка. В своей левой руке воин держал знамя города Эверика, которое также являлось гербом самого рода — зелёный лев на буром фоне. В другой руке он держал меч, остриё которого лениво упиралось в землю. Сам муж был изображён, стоя на луге. Неплотная трава достигала его колен. Позади виднелись высокие горы. Вдали можно было увидеть лес. В этот луг, остриём в землю, было вонзено множество мечей. Если Джин решила бы их посчитать, всего бы у неё вышла сто сорок одна штука, включая клинок героя картины. Дубовая рамка содержала подпись: «Аверик фон Эверик — основатель рода, бесстрашный лев гор». Кажется, это был великий человек, но Джин не была точно в этом уверена.
Они продолжили подниматься по лестнице на третий этаж, свернув затем направо — в левое крыло дома. Там располагались гостевые комнаты. В широком коридоре, по которому продолжали продвижение Джин и двое провожатых, было множество окон. Дневное солнце хорошо освещало внутреннее убранство. По правую руку располагались двери в комнаты гостей. В этом коридоре также было довольно много людей, хотя и на порядок меньше, чем в главном холле здания. Благородные господа заселялись в свои комнаты. Между дверьми висели картины. Всего этих портретов в поместье герцога было великое множество — в роду Эвериков был не один десяток благородных людей. Над полотнами располагались стеклянные трубки, стилизованные под свечи. Пол был устелен всё тем же тёмно-зелёным ковром, однако узор в этот раз был немного другой. Наконец они сделали последний поворот налево. Жрица была расквартирована в самой дальней комнате, дверь которой можно было увидеть в конце коридора. Мира выбрала её, так как она была самой большой в левом крыле, плюс, в ней было множество окон.
После того как Джин и провожатые сделали этот последний поворот, атмосфера помещения мгновенно изменилась. Солнце уже не падало на эту сторону дома, а окна были занавешены — тут царил полумрак. Гости в этом месте отсутствовали, и здесь было довольно тихо. Дверь в конце коридора казалась зловещей и тёмной. Джин на секунду замешкалась, глубоко вздохнула и неспеша шагнула вперёд. Одно дело находится рядом с Мирой днём, в толпе людей, другое дело встречаться с ней лицом к лицу. Если хорошо так подумать, последняя их личная встреча проходила в имперской пыточной. Сердце Джин начало биться сильнее. Со лба потёк холодный пот. Понемногу начало мутить. Казалось, что коридор удлиняется. По мере приближения к двери, ноги деревенели, а инквизитор шла всё медленнее. Дыхание участилось. Холодный пот уже лил ручьём. Возникало ощущение, что её сейчас вырвет. Сознание захватывал первобытный ужас. За этой дверью покоится её самый большой кошмар. Джин медленно подходила к двери. Признаки испуга уже вовсю проявлялись физически. На командира с беспокойством смотрела Ин. Инквизитор тяжело дышала, и, казалось, сейчас упадёт. Уже у самой двери механическое сердце отбойником выстукивало триста пятьдесят ударов в минуту. В ушах звенело, из-за этого почти ничего не было слышно.
Но ведь я уже прошла инициацию, верно? Да и не будет она пытать меня прямо здесь, да?
Инквизитор пыталась успокоить себя этими мыслями, однако тщетно. Она медленно сжала дверную ручку, но не могла заставить себя открыть её. Пальцы рук сжались с огромной силой. С кулака левой руки закапала кровь — ногти впились прямо в ладонь. Джин начала дрожать. Она просто не может открыть эту дверь. Это казалось выше её сил. Если к близкому общению с Кайлом девушка смогла относительно быстро привыкнуть, то с Мирой каждая встреча была как впервые. Та очень быстро превосходила порог мазохизма Джин и начинались реальные страдания.
