— Чево? — Рядом стоял разумный и продолжал нести какую-то околесицу на непонятном для меня языке. — Я тебя не понимаю!
— А общепланетраный? Тебя обучали современному языку?
— О, теперь понимаю…
Наверное, когда-нибудь я привыкну к любопытным взглядам в мою сторону, но не сейчас…
Я вновь почувствовал себя редким попугайчиком, которого с любопытством рассматривают, и это вызывает просто дикое раздражение, как будто я голый перед ним. Вновь захотелось спрятаться за широкую спину разумного, что я, в принципе, и попробовал сделать.
— Ты испугался робота? — Донесся насмешливый вопрос из-за плеча разумного, который продолжал пытаться заглянуть через собственное плечо.
— Нет, я рожи твоей испугался, когда ты капюшон снял! — Ощетинился я из-за насмешки в голосе белобрысой прилипалы.
После моих слов все замерли, моя «заслонка» тоже будто закаменел. У меня, кстати, наконец расслабились руки, и я смог отпустить плащ разумного. Не знаю, чем бы закончилась эта «минутка тишины», если бы в дверь рядом с нами не зашли несколько разумных в светлой одежде. Они что-то прошелестели моим конвоирам на своем языке и, кинув на меня любопытные взгляды, вышли, а мы последовали за ними. Меня, как душевнобольного видимо, придерживал за плечо мужчина, за которого я прятался. Мы вышли из ангара и оказались в коридоре с полукруглыми сводами, где была куча разумных, которые, как подсказывало мне чутье, столпились здесь для того, чтобы поглазеть на меня. Я бы закатил глаза, но остатки моего воспитания не позволили мне этого сделать. Мы быстро прошли к лифту и, пока поднимались, я думал о том, что разумные, оставшиеся внизу, были похожи на моих конвоиров. Но что-то в них отличалось. Да, они тоже были светлокожими, без явных мутаций, но волосы у них были более темными, у кого-то они больше уходили в синеву. Но главным их отличием была более выраженная эмоциональность. Если мои похитители были будто застывшими, то эти казались обычными любопытными людьми.
Двери перед нами разъехались, и мы вошли в просторный холл, обшитый белыми пластинами, имитирующими мрамор. Навряд ли он настоящий: слишком тяжело для корабля, хотя все может быть. Из-за идеальной чистоты и белизны помещения, а также высоких потолков создавалось впечатление, что меня в «небесную канцелярию» привели. Я будто наяву представил, как вот сейчас откроются двери, и в огромном помещении, где не видно стен, будет стоять стол, а за ним, перелистывая огромные желтые страницы старинной книги, будет сидеть высокий старик, похожий на Дамблдора, который, оторвав свои уставшие очи от талмуда, взглянет на меня печально и скажет: «Всем ты хороший парень, Льюис, я бы тебя сразу в рай отправил, но ты же просто озабоченное животное!»
— Сам ты животное!
Я ойкнул и замер вместе с растерявшимися от моего выкрика мужчинами. Судя по удивлению и затаившейся в глазах догадке, меня заподозрили либо в слабоумии, либо вообще теперь начали сомневаться в моем душевном здоровье. Я, если честно, тоже в нем сомневался, но гораздо раньше, а сейчас просто уверен, что во всем виноват стресс и длительное воздержание, которое на меня всегда плохо влияло. Да и еще, ко всему прочему, у меня была дурацкая привычка в опасных ситуациях вести себя как идиот. Все вокруг серьезные и суровые, один я как душевнобольной улыбаюсь. Хотя я бы посмотрел на вас, если бы вы тоже только что избежали жуткой смерти от зубов титана.
Наконец, дверь втянулась в стену, и мы вошли в центр управления кораблем, где вся передняя часть, перед которой было множество сенсорных пультов с огромным количеством мигающих кнопок, оказалась полностью прозрачной. Благодаря высоким потолкам, которые слегка изгибаясь, плавно прижимались к соседней стене, рождалось чувство безграничности пространства, и это завораживало. Казалось, нет стекла, и мы почти в космосе. Махина летела так быстро, что городской пейзаж превратился в светящееся море огней. За приборами управления в летающих креслах (Яскер как-то пытался мне объяснить, что они не летают, а все дело в каких-то особых магнитах, но я, как всегда, пропустил все мимо ушей) сидели такие же белобрысые парни, как и мой конвой.
Пока я во все глаза рассматривал помещение, к нам подошли несколько разумных, сидевших до этого в центральных креслах. Остальные с любопытством косились в мою сторону.
Со мной поздоровались на непонятном языке, я дождался, пока им объяснят, что я их не понимаю, и со мной, наконец, заговорили на общем.
— Рады вас видеть, Льюис.
Мне слегка поклонились, и при этом вид был такой, будто этот легкий наклон головы оказал мне великую честь.
— Хотел бы я сказать то же самое, но ваше «приглашение в гости» оказалось для меня «слегка» неожиданным. Я даже не успел отказаться…
Судя по всему мой ответ этого нахального товарища, переполненного собственным достоинством, ничуть не смутил.
— Уверен, вам у нас понравится. Меня зовут Арн*
А я совсем в этом не уверен, но говорить об этом не стал, потому что мужчина передо мной вызывал желание поежиться. Внимательные серо-голубые глаза казались неживыми. Красивое, породистое лицо будто застыло во времени, сделав мимику скудной. А вообще создавалось странное впечатление, что разумный внутри пуст, и ему приходится совершать усилие над собой, заставляя себя жить. Хотя был у него некий природный магнетизм, особая способность притягивать к себе внимание. Остановив на нем взгляд, было сложно оторваться и собраться с мыслями. Пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем я смог перевести взгляд хотя бы на рассыпавшиеся по широким плечам светлые волосы. Идеальная осанка казалась неестественной. Даже аристократы не держали спину столь идеально. Находясь рядом с таким жутким совершенством я почувствовал себя ленивцем Сидни из мультфильма «Ледниковый период».
— Я бы предложил вам составить мне компанию за ужином, но, думаю, вы слишком устали для светских бесед, поэтому я покажу вам вашу каюту, чтобы вы могли привести себя в порядок и отдохнуть.
— Странная учтивость, для того, кто меня похитил.
— Вы бы предпочли другое отношение? — О, а вот и первые эмоции на каменном лице, глазки недовольно сузились, а губы поджались.
— Я бы предпочел, чтобы меня не похищали.
В общем, меня добровольно-принудительно проводили по извилистым коридорам в мою каюту. По пути нам встречались разумные, которые явно сторонились моих сопровождающих, но с любопытством косились в мою сторону, безуспешно пытаясь скрыть свой интерес. Мне порядком надоело быть цирковой зверюшкой, и такое внимание вызывало раздражение, хотелось закутаться в куртку и натянуть на лицо капюшон. Вновь мне бросилась в глаза явные различия в поведении, некоторые разумные были будто замороженные, как и Арн, а некоторые являлись совершенно обычными людьми, причем у них почти не было животных мутаций: они были скорее детьми снежной королевы. У большинства были светлые волосы неестественных оттенков, от белоснежного до голубого и серого, никаких теплых тонов или слишком ярких цветов. Светлая кожа без изъянов имела странные особенности, необычные блики и оттенки, под разным освещением цвет менялся, появлялся блеск и едва заметная изморозь, будто мороз расписал лица, как стекла зимой. Я чуть нос себе не расквасил, когда засмотрелся на одного из разумных, проходившего мимо нас, разглядев на нем такую красоту. Мне повезло: мой конвой был невероятно расторопным, и меня поймали за шкирку до того, как мой нос поцеловался с полом. Падение вызвало беспокойство и кучу вопросов о самочувствии.
Наконец, меня привели в мою каюту, которая, как пояснил Арн, была рядом с его, буквально напротив. Не знаю, чем мне обернется это соседство… Я думал, это будет маленькая коморка с жесткой койкой и, дай бог, с тумбочкой, но встретил меня небольшой холл.
Тут также одна из стен была полностью прозрачной, благодаря чему сочные цвета пурпурного заката окрасили собой все возможные поверхности, щедро разлившись по всему, до чего дотянулись. Без заката интерьер не выглядел бы таким завораживающим, скорее сухим, строгим и сдержанным, как и хозяева корабля. Тут не было декоративных украшений, каждый предмет мебели был полезен и уместен. Например, в моем небольшом холле стояли два строгих кресла с лаконичными формами и маленький стол между ними, над которым парил небольшой шарик с мягким светом. Напротив кресел, перед окном, расположился плоский угловой диван, такой же белый, как и кресла. За ними возвышалась полупрозрачная ширма, отгородившая крошечную спальню от остального помещения, стекло панорамного окна тут было матовым и слабо пропускало свет.
