Призадумался Насыр и продолжает:

   - У нашего эмира придворный поэт живет. Много стран повидал, тысячу тысяч историй запомнил. Может, он что-то слышал? Но к поэту легко не попасть - во дворец просто так не пускают.

   - И как быть? - озадачился Ермолай и поделился опасениями с Насыром. - Поначалу мне путь прямым казался, потом я по чужому совету шел, а в Бухаре и не знаю никого.

   - Ирмола-нури, не вешай нос. Как никого не знаешь? Зачем такие слова говоришь? А я? Меня знаешь, - притворно обижается Насыр. - Я же сказал, плотник - почетное занятие. Просто так во дворец не войти, а вот если с подарка начать, тут другой разговор.

   - Но где же я возьму подарок? - удивляется Ермолай. - У меня и денег-то нет. Сам питаюсь, что боги посылают - то кроликом, то карасиком, а то и ящеркой. Из всего богатства одна свистулька деревянная.

   Увидел Насыр искусно сделанную птичку - будто живая, глаза заблестели.

   - Смотрю, - улыбается Насыр, - не очень ты догадливый, Ирмола-нури. Но это дело поправимое. Хвала Аллаху, что послал меня навстречу. Для того чтобы я помощь оказал, не иначе.

   И рассказывает, есть знакомые среди городских краснодеревщиков, делают для эмира кровати, столы и сундуки. Они в обмен на работу и покормят, и дерево хорошее дадут, чтобы Ермолай подарок изготовил. А уж что смастерить - самому решать.

   Приободрился Ермолай. Чего ж теперь унывать, когда дело знаемое? С теслом да с долотом поработать.

   И вот пошел с Насыром к столярам. Краснодеревщики жили за стенами крепости, вдали от города, за рынками, не доходя до караван-сараев, где селились персы, рахдоны, индусы и хани.

   Идет Ермолай, на стену любуется, гадает, сколько времени ушло, чтобы такую построить? Глядь, а Насыра-то и след простыл. Пошарил за пазухой - нет свистульки! Пропало воспоминание о счастливых деньках.

   Закручинился совсем, голову повесил. Так к столярам и явился. Те родного языка Ермолая не знали, но говорили на фарси.

   Рассказал им Ермолай про ловкача. Выслушали и засмеялись:

   - Сам Насыр Аддин тебя обманул. Это не страшно, главное, урок вынести.

   - И какой же урок? - насупился Ермолай.

   - А такой, что за все платить приходится, - смеются столяры. - Но направил он тебя верно. И про поэта не соврал. Мы поможем, не печалься. А что до свистульки - забудь, подумаешь, игрушка.

   Хотел Ермолай возразить, а потом про сон и синего беса вспомнил и решил, что свистулька ему больше без надобности.

   С краснодеревщиками такой уговор вышел. Увидели, что Ермолай искусен в ремесле, и в обмен на дерево и инструмент попросили, чтобы научил северному узору. Очень понравилось им, как ловко плотник птиц, оленей и волков изображает. Ермолай с радостью согласился.

   Времени на подарки ушло много, но иначе Ермолай не мог - делал все на славу, а то душа не на месте, если плохо получается.

   Через две недели и четыре дня изготовил Ермолай резных безделушек. Синичек да скворцов крошечных. В каждой птичке свой секрет. Одна под крылом тайник хранит. Другая, если в хвост подуть, трель испускает. Третья клюв раскрывает и крыльями машет, стоит на лапку нажать.

   По одной синичке раздал стражникам, по скворцу подарил охранникам, а самую красивую птичку пришлось визирю отдать. Так во дворец и попал.

   Звали поэта Юзеф Аль Бахуди. Худощав и ликом бледен, а взгляд, будто в каждом глазу по молнии притаилось.

   - Человек ты не обычный, хоть и прост с виду, - грустно вымолвил Юзеф Аль Бахуди, узнав историю Ермолая. - Я расскажу, как найти дорогу к радуге. Был там однажды, но взбираться наверх не рискнул. А ты взамен должен помочь мне.

   И поведал поэт, что уже год в Бухаре творится страшное зло: кто-то по ночам крадет души семилетних детей, и те наутро превращаются в глиняных кукол. Сыну поэта через три дня должно исполниться семь лет. И боится он за маленького Джугу, как никогда в жизни не боялся.

   - Даже в день, когда морское чудовище поглотило корабль, что нес меня через мировой океан, я большего страха не испытывал, - произнес Юзеф Аль Бахуди и закончил так: - Сможешь злодея найти, что черное колдовство насылает, тогда узнаешь дорогу и еще другую награду получишь. А не справишься... - Юзеф Аль Бахуди помолчал, - а не справишься, что ж, дорогу я тебе все равно укажу.

   На всякий случай Ермолай вооружился палкой, хотя и обещал оружия в руки не брать, но рассудил, что разговор про меч был, а палка - дело другое.

   Первый день Ермолай расспрашивал тех, у кого дети куклами обратились. Страшным был день. Скорби чужой много Ермолай познал. Мир ближе стал казаться, когда понял, что не один он в горечи живет.

   Второй день со стражей говорил и торговцами на базарах. Мало кто соглашался на вопросы отвечать, всякий боялся на себя проклятие навлечь.

   На третий день совсем отчаялся Ермолай. А как тут не опустить руки, когда узнать ничего не смог, кроме того, что каждому ребенку накануне семилетия дарили глиняную куколку? Да вот только таких кукольников по Бухаре больше полусотни. Поди, угадай, кто из них колдун.

   Ничего лучше не придумал, как к каждому кукольнику в окно заглядывать. Ходит по Бухаре, уже стемнело, базары затихли, слышно лишь, как собаки вдалеке лают да стражники перекликаются. Тут за спиной голос знакомый:

   - И что это Ирмола-нури ищет в такую пору под чужим окном? - то Насыр с хитрым видом на глиняной ограде напротив сидит.

   Ермолай все вору напрямую и рассказал.

   Посерьезнел Насыр Аддин.