Начальник свободен, Мехлис отдаёт заявление, начальник читает.

– Мда, дорогой ты мой еврей, что ж так?

Мехлис разводит руками, спрашивает "всё ли это?".

– Ну, нет. Куда дальше?

– Не знаю, не думал пока, куда-нибудь в бездну дней – Мехлис улыбается и глядит в потолок, на лампу с вентилятором, который двигается быстро, но уловимо.

Начальник подписывает и возвращает заявление.

Теперь отдел персонала, а дальше можно и посидеть, поработать. Можно, но Мехлис предпочитает смотреть авиабилеты. Авиабилеты надоедают, лучше на корабль. Куда-нибудь подальше, поглубже в экватор.

Вот что-то интересное, путешествие по Океании. Билет дорог, но Мехлис всегда хорошо работал.

"Беру!"

Мехлис берёт билет.

Теперь он заказывает большой красивый букет для любимой актрисы. Она никогда не будет известной, потому что у ей не хватает таланта и хватает гордости, но не хватает таланта, хоть и хватает гордости.

Завтра вечером спектакль, он видел её уже не один раз, всё время в одном и том же спектакле. Она не на первых ролях, потому что см.выше.

Мехлис очень хочет погулять с ней, сводить её в любимое кафе, и так много-много раз.

Что мы имеем после нескольких абзацев? Мехлис составил завещание, подал заявление на увольнение и купил билет в морской тур по Океании. Ещё он заказал букет для любимой актрисы. Все это вечером узнала его мама (кроме как про завещание и букет), которая отругала его за все и сказала, что надо брать пример с сестры. Сестра живёт где-то в другом месте, с другой семьёй и с другими проблемами.

Мехлис не слушает маму, думает об актрисе и мечтает об океане.

Спектакль окончен, Мехлис бежит вон из зала, к служебному входу. В руках у него великолепный букет. Вот выходит его актриса, достаёт сигарету. Мехлис подходит к ней, извиняется и вручает букет.

Актриса спрашивает: «Всё ли это?»

– Я очень люблю ваши спектакли, меня зовут Мехлис. Вы не откажете мне в чести пойти со мной на променад… в удобное для вас время?

Актриса бросает незажжённую сигарету, просит Мехлиса оставить её в покое и уходит обратно в театр.

Мехлис смеётся от грусти и идёт домой пешком.

Через пару дней ему уже гораздо лучше, сестра звонит и говорит, что актриса – дура и вовсе его не стоит.

"Тебе же лучше, Мешенька."

Пожалуй.

Последний рабочий день.

Коллеги провожают, начальник говорит хорошие слова, пару раз говорит слово "еврей".

Мехлис гуляет по городу – завтра на самолёт, потом на корабль.

Океания. Корабль вращает скрытыми под водой винтами, а Мехлис движется вместе с ним вперёд. Закат где-то над Тихим Океаном. Вообще, немного душно, но от ветра в лицо даже свежо. Внизу, в десятках метров, сумеречная гладь, которую режет тело корабля. Мехлис глядит туда, в бесконечную глубину – там другой мир, без света, без тепла, но такой новый. Он застыл, смотрит, смотрит ещё. "Всё ли это?"

К нему подходит стюард, боясь, что Мехлис думает прыгнуть. Но он улыбается в ответ и говорит, что просто ищет смысл жизни в глубине.

Совсем стемнело, но корабль полон огней, играет музыка, от ветра совсем хорошо. Мехлис достаёт украденный из сейфа пистолет, залезает на перила и стреляет себе в голову. Его тело падает в воду. К перилам подбегают ужаснувшиеся пассажиры. В них можно узнать маму Мехлиса, его начальника, нотариуса, коллег, сестру Мехлиса и актрису. Включают общий свет, спектакль окончен, и зал взрывается аплодисментами.

Актёры кланяются, зрители долго их не отпускают. Актриса, сыгравшая сестру Мехлиса, выходит из служебного входа, достаёт сигарету. К ней подходит молодой человек с букетом, извиняется и вручает букет:

– Здравствуйте, меня зовут Мехлис, я очень люблю ваши спектакли.

Актриса искренне улыбается, они долго разговаривают и смеются куда-то в ночь.

Ксения работала натурщицей с семнадцати лет. Она без стеснения представала перед теми, кому нужны были её услуги, полностью нагой. Отца у неё не было, у матери такая деятельность никаких возражений не вызывала – она сама выросла в среде людей искусства и воспитанием дочери занималась только в случае крайней необходимости.

Ксения окончила школу без каких-либо успехов, учиться она не любила и не хотела. В отличие от многих натурщиц, тем не менее, Ксения обладала довольно острым умом. В отличие от многих натурщиц, Ксения редко заговаривала с художником в перерывах. Так что, вела она себя весьма профессионально.

В будние дни она позировала для студентов, выходные старалась тратить на частных художников (и скульпторов). После позирования выходного дня у неё обычно случались громкие и нетрезвые вечера в компании компании вышеуказанных художников.

Ей было около двадцати, и такой образ жизни ещё не сказался на её практически идеальной внешности, которую стоило бы описать, но я не вижу в этом смысла.

На одной выставке было сразу два портрета, написанных с неё. Ксении было приятно. Можно подумать, что люди узнают моделей, когда те сами приходят на выставки, но это случается крайне редко. Ксения не гналась за славой, она просто получала удовольствие от исполнения своего образа чей-то кистью/руками/проч.

Сошёл снег, и установилась тёплая погода. Субботним днём Ксения явилась к художнику домой. Она разделась, он попросил её присесть на край стола. Солнце обрисовывало листву на стенах комнаты, было тепло, пахло весной. Через каждые двадцать минут натурщица делала перерыв. Прошло два часа, не было сказано ни одного слова. Через четыре часа работы, Ксения попросила посмотреть на то, что получалось.

– Пожалуйста! – художник улыбнулся.

Художница посмотрела на результат работы – возле мольберта стояла пара эскизов, на них не было никакого намёка на женскую фигуру. Ни в каком понимании этого слова. Так же не было женской фигуры и на главном холсте. Абстрактно её туда вместить так же не получалось. Живопись больше напоминала пейзаж, без каких-либо намёков на антропоморфизм. Ксения удивилась и немного испугалась:

– Я не совсем понимаю....

Художник снова заулыбался в тон весеннему солнцу:

– Вас здесь нет, не переживайте, Ксюша.

– Ксения.

– Я прошу прощения.

Ксения глянула на художника, ей захотелось немного прикрыть свою наготу, чем раньше она занималась только тогда, когда ей становилось холодно.

– Я вам нужна для вдохновения?

Художник закачал головой:

– Я бы так не сказал.

Натурщица начала серьёзно переживать, и это не прошло мимо живописца:

– Я прошу вас, не бойтесь меня. Женщины меня не интересуют вовсе.

Ксения замялась:

– Ах… но…

– Мужчины тоже. Я выдумал вас и вашу биографию, чтобы работалось веселее. В такую погоду хочется чего-то живого. Я уже почти закончил, так что вы мне больше и не нужны.

Художник продолжил писать. В комнате, кроме него, никого не было.

К вечеру он поставил подпись – картина ему очень понравилась.

Он убрал краски и пошёл дышать весенним воздухом на набережную.

Расскажу вам историю одного человека. Настоящего имени его я вам не раскрою – скрою, придумаю какое-нибудь другое. У меня с именами плохо, не могу даже запомнить, как зовут моего начальника, за что мне попадает на работе. За это и за полное безделье. Звали нашего героя, будем считать, Василий. С детства Василий ничем не интересовался по своей воле, против своей воли тоже. Его никто ничего не заставлял делать, когда ему говорили «Васечка, кушай кашеньку», – он всегда кушал. Сказать, что это был идеальный ребёнок – ничего не сказать. В школе он учился не отлично, не плохо – учился он хорошо. Кто-то учится из-под палки, Василий учился из-под палочки. Если ему не говорили что-то делать – он ничего не делал, если ему говорили что-то делать – он делал то, что ему говорили. На просьбу своих родителей Василий отвечал, например, так: «Хорошо», так: «Почему бы не сделать», или так: «Можно и сделать». Родители отдавали его в секции, он ходил на них исправно, когда ему говорили на них ходить. Занимался он так, как учили, он совершенно не старался и не пытался схалтурить. Василий просто делал.