Тема затейника-директора началась еще на втором курсе, когда Рон поделился мыслью, что весьма странно защищать философский камень такими препятствиями, которые могут одолеть даже первокурсники, а Гарри согласился, сказав, что у него было чувство, что препятствия словно специально сделаны для них, как игра или проверка их способностей.
Обычно Гермиона возмущалась таким циничным подозрениям в адрес Дамблдора, так что ее можно было этими подозрениями даже немного поддразнить, но сейчас ее мысли были заняты совсем другим. Гермиона была единственным ребенком в семье, встречал ее вечером, когда она возвращалась от подруг, ее отец, и в последние два года Гермиона даже не задумалась о том, почему Фред, Джордж и Джинни так часто вечером возвращаются в гостиную вместе. И потому ей теперь показалось, что Гарри и Рон как-то сразу выросли: Гарри нес на кончике своей палочки огонек и тихо рассказывал ей, почему в свете палочки не видно стен коридора в десятке футов от них: оказывается, Сириус научил Гарри модификации Люмоса, от которой огонек светил только им, вокруг них, а никому другому, идущему по коридору, огонек не был бы виден. Рон шел рядом, тоже держа палочку в руке, и его палочка уже выглядела как оружие, а Гермиона, еще не оправившаяся от наполнившего ее сомнениями просмотра у маэстро Саладора, чувствовала себя рядом с друзьями девочкой, которую защищают.
Впрочем, конечно, Гарри и Рон еще не были взрослыми: то, что Гарри сунул Гермионе в руку, оказалось серебряным листом остролиста, на котором лежали какие-то сильные чары, - и, конечно, подарив девушке кулон, Гарри забыл о цепочке. Гермиона разжала кулачок только в своей спальне, улыбнулась милому промаху Гарри и почему-то подумала, что, может быть, ей не так уж и нужно учиться петь. Но ничего поделать было уже нельзя, место на курсе хореографии уже было получено, а отступать и бросать начатое было не в ее правилах.
========== II ==========
Утром, избавившись от чар и перестав быть маэстро Саладором, Снейп обнаружил две ужасные вещи. Во-первых, на журнал его курса хореографии было наложено заклятие, из-за которого невозможно было изменить список участников, и из этого можно было сделать вывод, что этот список нельзя будет изменить не только де-юре, но и де-факто. Во-вторых, в список каким-то образом попала Гермиона Грейнджер, которой Снейпу хватало и на уроках зельеварения, и даже оказалась во второй части списка, в которую попали отобранные маэстро Саладором для обучения вокалу. Вокал Грейнджер Снейп совершенно не помнил, а помнил вместо этого только поразившую его в самое сердце красоту Флер. О, она безусловно была достойна ведущей партии! Снейп задумался о вокале Флер и потому не подготовил себя к встрече с вокалом Гермионы.
Во-первых, этого вокала, можно сказать, не было. Было ли тому виной волнение, или неуверенность в своих силах, или робость перед маэстро, но Снейп подумал, что неплохо было бы и на зельеварении принимать ответы в песенной форме: тогда бы Грейнджер не выкрикивала их с места своим звонким голосом, запускающим по классу эхо, а неслышно шептала бы, примерно как сейчас. Во-вторых, вокал Грейнджер вкрадчиво, но твердо не совпадал с партитурой. Гермиона этого не слышала и читать ноты тоже не умела. Маэстро Саладору даже стало интересно, какой черт принес Грейнджер на курсы пения, и он впился своими черными глазами в ее испуганные глаза, рассчитывая на свои навыки легилимента.
«Прочь из ее головы! – вдруг рявкнул в голове Снейпа голос Дамблдора, а потом и сам директор встал перед его мысленным взором как живой. – Прочь из ее головы, твой старый соперник пробил все пароли, вскрыл все твои тайны, отыскал пророчество о тебе – ни фига себе, ни фига себе!»**
Маэстро Саладор был, безусловно, артистичной натурой, и ему можно было простить то, что он отшатнулся от своей студентки и выскочил в коридор, тем более что по мнению некоторых завистливых и заносчивых особ выскочить было от чего, ибо та продемонстрировала не пение, а скорее сипение. Но в коридоре маэстро вовсе не полегчало, и он чуть не бросился наутек – из темноты коридора, еще более высокий, чем обычно, гневный и озаренный жестоким белым светом, на него надвигался Дамблдор.
- Это вы что удумали, милейший? – вопросил Дамблдор, но постепенно сменил гнев на милость и перешел на чуть менее высокий стиль. – Я-то уж решил, что это Риддл возродился. Шел отправить его в пустоту, из которой он пришел.
- Как вы узнали? – пробормотал ошарашенный Снейп, думая про себя, что бурная жизнь маэстро Саладора ему определенно уже не по нутру, а ведь она еще только-только началась.
- Подарил ей кулон, - запросто ответил Дамблдор, и челюсть у Снейпа отпала еще ниже. – Вернее, передал его Гарри: знаете, нужна особая храбрость, чтобы противостоять не только врагам, но и друзьям. И точно так же нужна особая храбрость, чтобы подарить девушке первый подарок. Возможно, Гарри признался, что сделать подарок ему велел я, – и это наверняка прозвучало как смешная отговорка. Я даже не возражаю, если он воспользуется ей еще пару раз.
Дамблдор не знал наверняка, но догадывался, какое продолжение будет у его подарка. Гарри был смелым и сообразительным юношей: на следующий день он догадался, что у Гермионы может и не быть цепочки для кулона, хотя это стоило ему чуть ли не получаса неловких мыслей, в которых он буквально заглядывал подруге в воротник блузки, а еще через два дня Гарри подарил Гермионе довольно дорогую золотую цепочку.
- Спасибо, - сказала Гермиона, немного потупившись и пряча улыбку: напоминать Гарри, что кулон был серебряный, она не стала, хотя и любила раньше исправлять его ошибки. – Помоги застегнуть.
Решительность и упрямство, уже спасавшие Гарри жизнь, на этот раз загнали его в ловушку, а его скромность, из-за которой он представлял цепочку на Гермионе слишком целомудренно, превратила кулон с цепочкой в чокер, и тем самым захлопнула на ловушке крышку. Гарри понятия не имел, как работают замочки на женских ожерельях, и то, что застегивать замочек приходилось наощупь под волосами, ничуть не облегчало его задачу.
- Погоди, я помогу, - сказала Гермиона, откидывая волосы и открывая Гарри свою шею, но и это не столько помогло, сколько добавило моменту нервозности – и сладких томительных снов неосторожному дарителю.
Альбус Дамблдор прекрасно знал своих людей, а потому ему и в голову не пришла идея запереть уже отсидевшего двенадцать лет Сириуса в доме на площади Гриммо, тем более что фамильное гнездо Сириус не любил и к тому же всегда был одержим жаждой действия. Поэтому в Хогвартсе вскоре появился незарегистрированный портшлюз, а Сириус получил возможность зайти в родную школу уже по-нормальному, без скандала и порчи инвентаря, и навестить учителей.
Сириус, конечно, был Сириусом и навещал любимых учителей по-своему, начав с бывших однокурсниц.
- Серьезно? – вопрошал Сириус, пока еще мирно попивая чаек и даже внешне походя на воспитанного джентльмена в костюме-тройке. – Септима, ты варишь из малины варенье? Делать тебе нечего, переключайся на вино!
- Прекрати, Сириус, - в пятый раз потребовала строгая преподавательница арифмантики, к которой Сириус ввалился поздним вечером и для начала неплохо ее напугал, братски обняв с порога. Все-таки не каждый день к тебе вваливается узник Азкабана, уверяя, что за ним гонятся дементоры – а Септима Вектор уже немного подзабыла своего однокурсника, который от опасности никогда не бегал и в драке стоял до последнего, а рассказы о грозивших ему опасностях выдавал только постфактум, чтобы произвести впечатление на девчонок.
- В школе не пьют, - строго замечала профессор Вектор, и приходилось это замечание ровно на ту минуту, когда Сириус уже вылавливал в своем расширенном заклинанием кармане ее любимый ликер: чтобы Сириус не болтался по всей Англии без толку и не творил незнамо что, Дамблдор снабдил его важной миссией, и Сириус, прежде чем явиться к Септиме, навел справки, какие у нее со школьных лет появились новые вкусы.
