Каждый день в редакцию приносили корреспонденцию. Ее складывали на стол Борису Этенко, и он, зарегистрировав письма, говорил Щену:

— Ну-ка, старик, не ленись, разнюхай тему.

Щен не знал, что такое тема, но, чтобы доставить удовольствие Борису, который дружил с Рыжиком, тыкался носом в разноцветные конверты. От них пахло бумагой, клеем и еще чем-то странным и острым — людьми, которые их писали. Эта волна запахов будоражила Щена, он тихонько ворчал и зубами вытаскивал за край какой-нибудь конверт. По странной случайности вытащенные им письма всегда оказывались интересными, и скоро сотрудники стали просить Бориса:

— Слушай, не жмись, подкинь парочку Щениных.

Особенно много почему-то приходило стихов. Обычно, читая их, Борис только хмыкал, но порой хватался за щеку, словно у него вдруг заболели зубы… Щен в таких случаях сочувствовал Борису и начинал озабоченно кружить вокруг его стола до тех пор, пока Этенко не говорил:

— Ничего, старик, отлегло.

Накануне почта пришла очень большая. Борис погрузился в нее с головой, но внезапно подскочил на стуле и застонал так громко, что все сотрудники подняли головы.

— Шедевр? — сочувственно спросил Рыжик.

— Слушайте! — обморочным голосом проскрипел Борис:

Такая жизнь на старость лета

Нужна собаке, а не мне то![1]

Грянул такой хохот, что Редактор Отдела вышел из своей капитанской рубки и тоже стал слушать. Стихи были про несчастную любовь и кончались эпически:

Куды смотрели вы при первой нашей встрече?

И что вы видели сквозь занавеску дней?!

— Да, — молвил Редактор Отдела, — пожалуй, надо вам выписать молоко за вредность.

Все еще долго смеялись, а Щен, который очень любил молоко, задумался. В самом конце рабочего дня он сказал Рыжику:

— Рыжик, а если я сочиню стихи, нам тоже выпишут молоко?

— Смотря какие, — ответил Рыжик.

И Щен прочитал с выражением:

Если хочешь съесть котлетку

Напиши скорей заметку!

Афоризм этот так понравился сотрудникам, что его написали на большом листе бумаги и прикнопили к доске объявлений. А Щен получил в виде гонорара целый пакет сливок…

Вообще, все в редакции настолько привыкли к Щену, что, когда он отсутствовал, то и дело машинально поглядывали в пустой угол и складывали вкусные кусочки в стенной шкаф. Кусочков было много, но Щен принимал их только из рук Рыжика, да иногда, украдкой, от Ниночки, которая приносила удивительные вещи: ливерную колбасу, мозговые косточки, блинчики с мясом, так что отказаться не было никаких сил. За последние полгода Щен округлился, шерстка у него лоснилась, и вообще он выглядел веселым и упитанным. Рыжик даже стал отмечать, что Щен подолгу разглядывает свое отражение в зеркальных витринах магазинов, а однажды он с достоинством ответил Ниночке, пенявшей ему на какую-то шалость:

— Может быть, я и не очень хороший, но зато такой породистый!

Только Редактор Отдела упорно игнорировал Щена. Даже когда тот возникал прямо на его пути, Редактор начинал косить и сворачивал в сторону, бормоча что-то о совершенно распустившихся сотрудниках.

Рыжик, уходя на задание, безбоязненно оставлял Щена в редакции и только просил Бориса присмотреть, чтобы он не путался под ногами у посетителей.

Это было трудновато, потому что посетителей Щен просто обожал. Стоило появиться в отделе незнакомому человеку, как он садился напротив и начинал его изучать.

Посетители приходили поодиночке и группами. Иногда они бывали веселые, но чаще — грустные или взвинченные. Некоторые кричали так громко, что Щен начинал лаять, и тогда из-за стеклянной перегородки выбегала Ниночка, хватала его в охапку и совала ему какой-нибудь особенный кусочек. Но Щен не любил, когда его уносили, и очень скоро понял, что лаять в редакции нельзя, а надо сидеть тихо и, как говорил Борис, сопереживать. Иногда, когда посетитель говорил особенно долго и жалобно, Щен, подобравшись к самым его ногам, начинал подвывать. Человек вдруг стихал и тянулся погладить Щена или начинал улыбаться.

— Не пес, а психотерапия! — говорили сотрудники «Зеленей» и очень гордились, что даже в редакции мощного «Урожая» нет такого симпатичного щенка.

… В то утро Рыжика срочно послали делать репортаж с совещания, и он ушел, строго наказав Щену сидеть тихо и охранять Бориса. Насчет охраны он придумал нарочно — боялся, что Щен, соскучившись, отправится бродить по коридорам издательства. Но тот и не думал никуда отлучаться: сразу после ухода Рыжика пришли юные следопыты.

Следопытов Щен уважал: они всегда были веселые, от них пахло ветром и травой. В редакции любили этих ребят и их руководителя, молодого токаря Женю Ермашова, который часто приносил интересные материалы о неизвестных героях Отечественной войны. Но особенно привечал их Редактор Отдела, у него начинали как-то особенно блестеть очки и голос становился мягким и теплым. Щен однажды слышал, как Борис говорил Рыжику, что Редактор Отдела во время войны был майором артиллерии. И хотя слова были непонятные, Щен почувствовал, что майор — это что-то хорошее.

На этот раз следопыты явились в редакцию с грудой оружия, обнаруженного ими в дальнем овраге, где партизаны приняли смертный бой с фашистами. Здесь были два автомата, винтовки, пробитые пулями каски и целая груда патронов.

Редактор Отдела пригласил к себе следопытов и Бориса и попросил Ниночку поставить чайник. Один из следопытов, маленький, бойкий, чернявый, которого все называли Жучком, не мог усидеть спокойно — он все время подскакивал, перебивал товарищей и вообще, как говорится, мельтешил перед глазами.

Щен, который всегда любил общество, проскользнул в кабинет и первым делом принялся обследовать то, что лежит в углу.

От непонятных предметов пахло землей, прелью и холодным едким дымом. Запах был тусклым — Щену стало скучно. Поэтому он подошел к сидящим и от нечего делать принялся обнюхивать их. Здесь ничего интересного тоже не предвиделось. От Бориса пахло, как всегда, одеколоном и клеем, от редактора — трубкой и ветчиной, а от мальчишек — чем попало…

Вдруг Щен насторожился. Он оказался у ног того самого парнишки, которого товарищи называли Жучком. Карман его брюк был оттопырен и оттуда пахло холодом, жутью и пустотой.

У Щена на загривке вздыбилась шерсть, он тихонько зарычал, но его никто не услышал, поскольку в это время Женя Ермашов рассказывал что-то интересное.

Щен зарычал громче и зубами потянул Жучка за край штанины. Тот вздрогнул от неожиданности. Все заглянули под стол и дружно заулыбались, заметив Щена.

— Это щенок нашего сотрудника Солдатова, — страдая от беспорядка, сказал Редактор Отдела. — Безусловно, Солдатов будет наказан в административном порядке… Борис, уберите собаку из комнаты!

Но Щен, не обращая внимания на суровую речь начальника, изо всех сил тянул Жучка за брюки.

— Слушай, старик, — наклоняясь к нему, сказал Борис. — Ну что ты хулиганишь? Ступай побегай…

Щен выпустил штанину и, залившись громким лаем, стал царапать Жучка коготками. Ермашов нахмурился.

— Пес не зря волнуется… Слушай, Жучок, что у тебя в карманах?

— У меня? — пролепетал растерянно Жучок. — Ничего особенного, честное пионерское…

— Опять чего-нибудь заначил? — сурово спросил Женя. — Ах, Жучок, Жучок, настоящий ты Плюшкин… А ну, выворачивай карманы!

— Ничего я не заначил, — заныл Жучок. — Кому она нужна, такая ржавая?!

Он отчаянным жестом сунул руку в карман и вырвал оттуда комок ржавого железа. Но наверное, это все-таки был не простой комок, потому что Редактор закричал не своим голосом: