– Господи боже! Дорогой, беги сюда! – Тофер очнулся от крика, но вставать не хотелось, и он не стал открывать глаз.

– Тофер, ты меня слышишь? – раздался над ухом мужской голос. – Накрой его чем-нибудь. Его надо согреть.

У его лица мелькают чьи-то ноги. Вокруг суета. Его трогают руками.

– Тофер, скажи что-нибудь. – Кто-то трясёт его за плечо, он открывает глаза, и перед ними встаёт чёрно-белая плитка кафеля. Где он? Вокруг голоса. Очень шумно. Он снова закрывает глаза.

– Он горячий.

– Померь температуру.

– О боже. Сорок.

– Звони врачу. Нет, в «Скорую». Набери 999.

– Его надо отнести в постель.

– Нет, не надо трогать.

– Накройте его.

– Нет-нет, он слишком горячий.

– Что случилось, что с Тофером? – голос, слишком хорошо ему знакомый. Элли. – Мам! Пап! Почему Тофер лежит на полу?

– Иди к себе, Эл.

– Нет. Тофер! Тофер! – голос Элли ближе. Совсем близко. В самое ухо. Он чувствует её дыхание. – Смотри, что я нашла. – Его руки касается что-то холодное. – Это твоя статуэтка, Тофер. Фигурка Ка. Я только что её у себя в комнате нашла.

– Девушка, отойдите.

– Элли, дай доктору подойти.

Чем-то холодным касаются его груди.

Что-то вставляют в рот.

Зачем-то его двигают.

Поднимают.

Уносят вниз, вниз, вниз.

Прохладный ночной воздух.

Синяя мигалка.

Рёв мотора.

Вой сирены.

И только когда двери белой машины уже закрывались, Тофер вдруг заметил вдалеке силуэт птицы, парящей в небе, увидел её морду в форме сердца и крылья, раскинувшиеся за спиной, словно широкая тень.

Но как птица летела вслед за «Скорой», пока та везла его до ближайшей больницы, мчась по северным кварталам Лондона, он уже не видел. Он не видел её круглых глазищ, следящих за каждым движением машины, за каждым её поворотом. Он не видел, как крылья цвета топлёных сливок бились в ночном воздухе.

И когда медсёстры в голубой форме уложили Тофера на хрустящие белые простыни, он не видел, как птица села на карниз окна и уставилась на него в ожидании.

Тофер не понимал, где он. Сознание то покидало его, то возвращалось, и в голове у него роились странные звуки и видения, из-за которых ему каждый раз чудились разные места. Вот он в тёмном тоннеле, в уши бьёт шум бегущей воды. А вот он уже дома в кровати, и над ним склонилась мама. Мама, не Молли, и её длинные светлые волосы окаймляют её лицо и щекочут его, Тофера. Видение снова меняется, теперь Ка трётся о его щёку и громко мурлыкает. Следующая картинка – он снова в тоннеле, ему бьёт по глазам яркий белый свет впереди, и в голове рождается мысль: может, я умер? Кажется, именно это видят люди – тоннель, в конце которого свет, – когда покидают эту жизнь и переходят в жизнь вечную?

Тофер тихо лежал на койке, а от него тянулись трубочки и проводки к каким-то гудящим и пикающим аппаратам, и он не знал, какие вещества сейчас поступают в его кровь и какие контуры бегут по экрану монитора над его головой. Он не видел людей в униформе, которые подходили проверять эти аппараты или наклонялись над ним, пока он спал. Он не видел, как крайние точки тех бегущих по экрану зигзагов прыгали всё выше, отмечая новые скачки температуры – его метания между жизнью и смертью.

Постепенно небо за окном стало серо-розовым, как голуби на крышах, аппараты стали пикать реже, а зигзаги – успокаиваться, и Тофер открыл глаза. Современная медицина подоспела на помощь. Антибиотики делали своё дело.

– Привет. – Возле кровати сидели отец и Молли.

А ещё возле кровати оказалась статуэтка Ка. Отец проследил за его взглядом и уже хотел что-то сказать, но тут вмешалась Молли:

– О твоей Ка мы позаботимся, Тофер. Ты, главное, выздоравливай.

– Не позаботитесь… – Он был способен разве что на шёпот, и даже шёпот раздирал его горло. – Она – не здесь.

– Она вернётся. Она всегда возвращается.

«Она вернётся. Она вернётся. Она вернётся». С этими словами мальчик стал проваливаться в сон. «Она вернётся».

Но когда он снова проснулся и повернул голову, всё, что он там мог видеть, была статуэтка. «Она вернётся». Однако она не вернулась.

«Я должен отправиться вслед за ней и найти её». Тофер чуть ли не произнёс это вслух, но в палату вошла медсестра. Она сняла с его головы какую-то хитроумною штуковину и сказала, указывая на каменную фигурку:

– Вообще-то здесь в реанимации нельзя посторонние вещи держать, но женщина, которая тебя сюда сопровождала, была уверена, что это поможет.

Он кивнул. Должно быть, это она о миссис Уэнтфорт, но идея, конечно, принадлежит Элли.

– Так что пришлось её стерилизовать и надеяться на лучшее.

Когда медсестра ушла, Тофер протянул руку и дотронулся до статуэтки. Холодная. Как лёд. Значит, Ка далеко. Он постарается надеяться на лучшее, но вряд ли это поможет.

Я должен отправиться за ней и найти её.

Но как? Он лежал, откинувшись на подушки, и звуки больничной суеты потихоньку начали его обступать. Звяканье металла. Пиканье аппаратов. Гудение сирены. Кто-то катит тележку. Бормочут чьи-то голоса. В нос стали пробираться больничные запахи: пахло дезинфицирующим средством и какой-то едой, почти как в школьной столовой. Через полуоткрытую дверь он видел стоявшую в коридоре тележку, заставленную тарелками, и взмолился, чтобы тележка не завернула к нему. Из открытого окна в комнату влетел лёгкий ветерок, а вместе с ним – уличный шум: выкрики полицейского, прерываемые воплями сирен и гулом автомобильных моторов.

Видимо, его палата находилась на одном из последних этажей, поскольку пейзаж за окном состоял из крыш соседних зданий и полоски хмурого синего неба. Чуть пониже мелькали какие-то тёмные пятна – городские птицы, догадался он, грачи или голуби. Небо стало темнеть. Наверно, уже поздно, подумал Тофер, хотя никаких звёзд видно не было. Впрочем, в Лондоне их никогда не видно. «Я должен отправиться за Ка и найти её».

В комнату заглянула медсестра:

– Включить свет?

Он покачал головой. Снаружи попадало достаточно света: там горели окна высоток и мигала яркая реклама.

– Пожалуй, ты прав. Тебе лучше ещё поспать. – Медсестра всё не уходила. – Хочешь, опущу изголовье кровати?

Тут кое-что попалось ему на глаза. Тофер кивнул медсестре, хотя ему хотелось только одного – чтобы она поскорее ушла. Усевшись на выступ снаружи, на него сквозь стекло смотрела птица с белой мордой в форме сердца.

– Спокойной ночи. Если что-то будет нужно, нажми на вызов. – Медсестра указала ему на кнопку звонка рядом с койкой и вышла.

Как только он удостоверился, что она далеко, Тофер вылез из постели, на дрожащих ногах добрёл до окна и ухватился за подоконник.

Фьюить.

Резкий короткий звук оказался слишком неожиданным, и Тофер еле устоял, вцепившись в подоконник обеими руками.

Но он уже знал, что происходит, потому что такое с ним уже бывало.

И он знал, что должен делать.

– Иду, иду.

Подставив стул, он забрался на окно и внезапно птица перед ним начала расти. Но так ему только казалось – он знал и это. На самом деле это мальчик уменьшался, хотя и не чувствовал ничего особенного. Например, чтобы его как-то сминало или складывало вроде подзорной трубы или чего-то подобного. Но в конце концов он стал совсем крошечным, и громадная птица теперь возвышалась над ним. Круглые глазищи смотрели на него сверху вниз. Его собственные глаза были теперь на уровне её колен, укрытых в пушистые штанишки из перьев. Он перевёл взгляд ниже, и его взгляд уткнулся в морщинистые когтистые лапы.

Фьюить.

Птица подпрыгнула и, повернувшись к нему боком, подставила крыло. Блестящие перья нежного кремового цвета распушились, и крыло раздалось в ширину, словно раскрывшийся веер.

Фьюить. «Полезай». Тофер знал, что птица хочет ему сказать.

Он полез вверх, хватаясь руками за сверкающие перья, сжимая их так сильно, что в его руках они топорщились и мялись. Чем выше он взбирался, тем крепче была его хватка. И когда он был уже на полпути, птица подняла крыло.