Дорожка вывела нас к причалу. Возле него серел выгоревшим деревом небольшой домик, откуда нам навстречу выскочил старик в такой же серой, как и его лачуга, хламиде. На шее висел чёрный шнурок с бляшкой раба.

– Господин Орса! – прокричал он, хромая навстречу, – мой хозяин говорил, что вы почтите нас своим визитом.

– Ага, – буркнул я и направился к причалам. – Которая?

– Правая, господин.

– Хорошо, займусь. И передай хозяину, что с него бутылочка хорошей настоечки.

– Всенепременнейше. Завтра занесу.

– Завтра не надо. Через месяц. Я завтра в плаванье к Митакам.

– Господин, вы бы повременили, – тихо произнёс раб, – мои старые кости ноют. Шторм будет.

– Мы на хорошем корабле, – ответил я, поглядев на чистое небо, а потом присел и положил ладонь на доски.

Заклинания. Чушь всё это. Вся магия исходит изнутри. Слова лишь помогают сосредоточиться.

Я протяжно вздохнул. Нужно сосредоточиться. Нужно прочувствовать всё это старое мёртвое дерево с забитыми в него ржавыми гвоздями. Почуять каждую высушенную до серости и трещин досочку, каждую сваю, разбухшую от морской воды, покрытую слоем водорослей и ракушек, забитую в галечное морское дно.

По пальцам прошлось мягкое покалывание. Оно сначала было ровным, а потом начало вторить накатывающим на брёвна прозрачным волнам, в глубине которых виднелись камни, петь как лёгкий ветер, дующий с суши в море и обнимающий меня, Миру, старика и этот причал.

Почувствовал. А теперь приказывать.

– Я, Игратрэ Орса, некромант высшей гильдии, повелеваю мёртвому древу, да не коснётся тебя тлен, да отсохнут на тебе ракушки и водоросли, да не изъест тебя морская соль.

Покалывание плавно изменило ритм, начав биться, как человеческое сердце. Моё сердце.

По доскам начал расходиться всё нарастающий гул большого барабана. Бум-бум. Бум-бум.

Мира стояла рядом и, открыв рот, смотрела под ноги. Ведь она тоже сейчас чувствовала удары моего сердца, легонько бьющие по девичьим ногам сквозь подошву сандалий.

Бум. Бум. Бум.

Ритм сначала наращивал темп, а потом с одним сильным ударом, от которого севшая на причал чайка испуганно взлетела, начал замедляться, пока не остановился совсем. И я разорвал связь.

– Ну, вот и всё. Мира, пойдём на рынок, купим какой-нибудь гадости. Я устал.

– Дядя Ир. Это было нечто.

– Конечно, нечто. Я же настоящий некромант.

Я подставил племяннице локоть, она кокетливо взялась за него, и мы пошли. Настоящий некромант и его первая в жизни ученица.

А завтра нас ждало начало долгое приключение.

– Поднять вёсла! – заорал капитан, стоя́щий на палубе триремы, укутанный, несмотря на тёплую погоду, в бело-синий плащ.

Он всегда кутался, пряча по привычке под непромокаемой тканью лёгкую кольчугу, одетую поверх толстой льняной рубахи, и морской абордажный клинок.

На палубе с широкими щитами в руках и бронзовыми масками на лицах стоял десяток морской стражи, призванный защитить экипаж в самых непредвиденных ситуациях. Это были отборные мертвецы. Между ними бегали матросы из числа живых. Так повелось, что на флоте уход за корабельными снастями и управление судном доверяли только живым, как бы тяжело это ни было. Лишь гребцы – нежить. И стража.

Впереди быстро приближался, качаясь на серых тёмных и при этом тёплых волнах, ещё один корабль.

А я стоял у са́мого борта, вцепившись руками в дерево перил. Море было не моей стихией, но свободных войсковых некромантов не оказалось, и пришлось отправить меня. Море знало это и ехидно баловалось со мной, качая тяжёлое боевое судно, как детскую игрушку, и бросая солёные брызги на лицо и одежду.

Рядом стоял высокий худой мужчина, одетый в багровую тогу моей гильдии и лёгкий кожаный торакс, изображающий мускулистый человеческий торс. Бесполезная, но красивая игрушка, способная защитить только от удара кинжалом. На тощей шее качался серебряный жетон некроманта второй степени, а сам он широко расставил ноги, положив ладони на пояс. Гортатор – тот, кто управляет гребцами – всю жизнь проводит в плаваниях.

Он не шевельнулся, но было видно, как вёсла одновременно оторвались от воды, роняя многочисленные струи, как черепица домов после дождя. А потом они так же слаженно втянулись внутрь.

Мгновение спустя над волнами поднялся громкий треск, и трирема дёрнулась, как морской конь, которого потянули за поводья. Тяжёлое судно всей своей мощью ударило по касательной в чужой борт, и сейчас с наслаждением ломало чужие весла окованным медью носовым тараном.

На галере Северной империи гребцы были живыми, и им сейчас перемалывало кости рук и рёбра обломками рукоятей вёсел. Над морем взмыли крики боли, стремясь стать чайками и улететь отсюда подальше.

– Перехватывай! – прокричал сквозь треск худой коллега, протянув мне руку ладонью вверх.

Я хлопнул по ней своей, словно в приветствии, но на самом деле это ритуал передачи контроля. Сейчас незримые нити, тянущиеся к нежити, быстро вплетались в мою паутину.

– На абордаж! – закричал капитан.

Я прищурился, отдавая мысленные команды. В то же время из двух выходов с нижних палуб начали вереницами выбегать гребцы в деревянных масках, вооружённые короткими клинками. Несколько из них схватили абордажные мостики с крючьями и понесли к борту. По ним две сотни мёртвых солдат переберутся на обречённый транспорт северной империи Нальта, везущий войскам бинты и лекарства, подстилки и оделяла, пополнение редкими специалистами и ценный инструмент. Война – это не столько схватка один на один, сколько подлая игра с отравленными кинжалами и краплёными картами. Много из этого никогда не станет достоянием потомков, никогда не будет вписано в историю. Потомкам достанутся лишь битвы героев.

– Дядя Ир, – произнёс вдруг некромант звонким девчачьим голосом, – а ты раньше плавал на больших кораблях куда-нибудь далеко-далеко?

Я протёр лицо и поглядел на свою племянницу, выдернувшую меня из пучин воспоминаний. Она стояла на пристани рядом со мной, с восторгом глядя на многочисленные суда, качающиеся на лёгкой волне под крики чаек и мешанину человеческих голосов.

Люди спорили друг с другом, ругали нерадивых помощников, выкрикивали приветствия и обсуждали насущное.

– Твою мать, я же сказал это на нижнюю грузить!

– Нет, нет и ещё раз нет! Выходим только завтра! Мне плевать, что ты не успеваешь!

– Купи ещё два пуда солонины!

– Тяни! Ещё! Ещё!

Голоса смешивались в единое целое, озвучивая душу самого порта, как если бы он был живым существом.

– Разок катался на прогулку. Ну и в столицу не единожды. Я же там учился, – с ухмылкой ответил я Мире.

Не рассказывать же ей о резне, где я выглядел немногим лучше пирата на государственной службе.

– Ну, в столицу, – протянула племянница, отмахнувшись от меня. – В столицу и я плавала. До неё всего-то три дня вдоль берега. А вот так, чтоб на край света?

– Нет, – ухмыльнулся я.

– Тебя зовут, – вдруг встрепенулась Мираэль, развернувшись на месте так резво, что подол туники взметнулся.

Я обернулся. И в самом деле, к нам шёл пожилой мужчина, сопровождаемый массивным телохранителем, который поглядывал по сторонам, положив ладонь на эфес клинка, и рабом-писарем.

Мужчина в белой официальной тоге, прошитой золотыми нитями по краю, ещё не впал в старческую немощь, а седой волос придавал больше мудрости во внешнем виде.

– Господин О́рса, – сильным с лёгкой хрипотцой голосом произнёс он, вытянув руки для приветствия.

Я сделал шаг к нему, немного наклонившись, дабы подставить плечи под сухие ладони. Ох уж эти политики, всегда стараются делать всё по ритуалам, даже если самих ритуалов в миру́ почти не встретишь.

– Рад вас видеть, господин сенатор, – произнёс я, дождавшись, когда жилистые, но сильные пальцы сначала сожмутся на моих плечах, а потом отпустят их.