К столу подошел щуплый лысый человечек в бордовом платье, зазвенел сосудами.

— Дидо, — радостно выдохнула Эми, и с души у нее словно камень свалился. — Что так долго? .. Помоги… Надо уходить… Не могу встать…

Человечек обернулся, повел мясистым носом, сверкнул глазками. Сходства между ним и Дидо не было никакого. На Эми снова навалилось предчувствие дурного.

— Дидо, значит, — прошелестел человечек и наклонил на бок голову. — Это он дал тебе то, в чем ты одета?

— А ты… Какой по счету? ..

— Мое имя Лако, Восьмой, если хочешь знать. Но тебе это не пригодится.

— Верни… Силы, — выдавила Эм. — Руками помашу…

— Смешно, — отозвался маг, и по голосу было ясно, насколько он безразличен к чему бы то ни было.

— Что со мной… Будет? ..

— Скормят риеррванам, как и остальных, — он вернулся к столу.

— Я… Не сделала ничего… Там был… Черный… Скаур… Это он…

— Ты публично ударила его ногой. Без вариантов.

— Он специально…

— Не имеет значения.

— Его тоже…

— У него неприкосновенность. Кто-то должен делать грязную работу, — добавил он мрачно и обмакнул пальцы в перламутровую жидкость.

— Я не отсюда… — захрипела Эми, борясь с липким страхом. — Просто хочу домой…

— Тем более.

— Несправедливо… Мальчика… Отпустите… — Маг подошел к Эм, окинул ее пустым взглядом. — Татийе…

— О, Божественная Серафида, и тут покоя от его бредней нет! — Возмутился маг, впервые проявляя сильную эмоцию.

— Я помогу…

— Не знаю, откуда он тебя откопал, но уж поверь: Тринадцатый с его безумием известен давно и прочно. Все, что он тебе говорил, страшная ложь. И скоро он за все ответит.

— Не может…

— Теперь закрой рот. Мне нельзя отвлекаться.

Эм вяло возражала, пока маг плавными движениями пальцев придавал перламутровым потокам необходимую форму. Сосредоточенность его лица моментально сменилась ужасом, когда он впечатал рисунок в ее шею. Эм, давясь собственной кровью, попыталась накрыть глубокую рану ладонями, обмякла и свалилась на подлокотник, ритмично окропляя кресло и пол алой жидкостью. Никогда еще Лако не видел ничего подобного — ни такой реакции, ни крови, и беспомощно запрыгал на месте.

— Прекрати! — взвизгнул он, не веря своим глазам. — Перестань! Ты за это ответишь! Хватит! Сядь обратно!

Слова не возымели действия, и маг начал догадываться о том, что произошло. Быстро стащив девушку на пол, он запустил пальцы в ее разодранное горло, впопыхах залатал порванные ткани и, вспотевший, отпрянул.

— Вынесите! Вынесите это отсюда! — Потребовал он истерически, выглянув в коридор. — Уберите подальше! Немедля!

Еще долго после того, как Эм унесли, маг мерил шагами комнату, успокаивался, изучал алую высохшую жидкость на руках, нюхал ее, пробовал. Размышлял.

Подозрительно, что его не предупредили.

Удивительно, что существует подобное содержимое. Удивительно, мерзко и немыслимо одновременно.

Без сомнений, это был новый материал для риеррванов, и реакция на него была бы непредсказуемой, неизученной. Каким получится результат? Станет ли этот материал губительным или же наоборот, более производительным? Был только один способ проверить.

Он собрал с пола и кресла всю подсохшую жидкость, какую смог, разбавил содержимым одного из своих бутыльков и вышел за дверь.

Зима превращала в унылую серую местность даже Долину Цветов, негласно признанную одним из самых красивых мест Севера. Не то, чтобы Геральта занимало это явление, скорее просто бросалось в глаза. Он смертельно устал, измучился и испытывал к себе гадливо-презрительное чувство, смешанное с виной. Разбираться, в чем причина подобного состояния, у него намерений не было.

Эльфы Долины Цветов, представлявшиеся самыми мудрыми, терпимыми и настоящими, на поверку оказались самыми нетерпимыми и высокомерными эльфами из всех известных ему Aen Seidhe. Они великодушно отрезали его от всего, что было связано с его же планом, выделили ему небольшое помещение — землянку на отшибе, служившую ранее складом, – и использовали любую возможность, чтобы напомнить ведьмаку, как сильно его тут не жалуют. Впрочем, отмечал Геральт, многие из его наблюдений могли быть связаны с мрачным расположением духа, вынужденным бездействием и одиночеством. Можно было уехать, занять себя заказами, отыскать Лютика и утопить неприятные мысли в алкоголе, но его держала Вилена и надежда на прояснение ситуации.

Он снова и снова спрашивал себя, зачем им понадобилась Эм, как ее защитить, если они ополчатся на нее по возвращении, что с ней происходит сейчас, жива ли она, в безопасности ли. Он злился на себя, на нее, досадовал, терялся в противоречивых эмоциях и мыслях, беспокоился, потом злился, что настолько одержим, и мучился желанием как следует напиться.

Ему не хватало ее. С Эм все было по-другому. Часто странно и необъяснимо, но естественно, комфортно, как дыхание. И очень сильно, насыщенно. Геральт, как и прежде, не мог осознать до конца, почему его так сильно тянет к этой девушке. Когда Эм была рядом, его состояние и необъяснимые события органично вписывались в существование и уходили на второй план. А без нее все снова начинало напоминать фарс, бессмыслицу. Но даже теперь он тосковал по ее улыбке, выходкам, заявлениям и неожиданным переменам. Она была и женщиной, и ребенком, и безжалостным убийцей, и сердобольной наседкой, и поборницей нравственности, и пылкой любовницей, провоцирующей, вызывающей. Кроткой, но своенравной и упрямой; непосредственной, но мудрой. Она была живой, непредсказуемой, меняющейся, как сама жизнь.

И она вселяла в него жизнь. С ней ведьмак больше не был пережитком прошлого, убийцей чудовищ, уставшим путником без цели. Он был мужчиной, которого любили, в котором нуждались и принимали такого, каким он являлся.

Входная дверь скрипнула. Чертыхаясь, чародейка зашла в землянку, где температура казалась еще ниже, чем на улице. Зажгла свечи и уставилась на зарывшегося в несколько слоев шкур ведьмака.

— Опять ничего не жрал? — укорила его Вилена, потирая ладони. — Такой холод тут — сдохнуть можно. А ты, как обычно, похож на кучу бесполезного дерьма. На том же месте, где тебя и оставила, подумать только!

— А ты, как обычно, смердишь желчью и половым бессилием. Знаешь, — глухо протянул ведьмак, — порой мне чудится, что мы с тобой старая супружеская пара.

— Такого безбрежного презрения с твоей стороны не ожидала.

— Скажи мне что-нибудь хорошее.

— Ведьмаки долго не живут, — тут же нашлась Вилена, прекрасно понимая, что вопрос о другом, бросила взгляд на его состарившееся лицо и добавила: — а ты уже все дозволенные границы пережил. Пережиток.

— Счастлив, что смог тебе угодить, – сухо отозвался Геральт, потирая разнывшуюся поясницу.

— Не обольщайся. Осчастливишь меня не раньше, чем пырнешь себя мечом.

— Могу пырнуть тебя, но только если очень попросишь. Рукой лень двигать.

— Ладно, — нетерпеливо оборвала чародейка, — хватит нежностей, мне в этой норе долго находиться совсем не хочется.

— Так говори уже, — обозлился ведьмак на ее молчание.

— Есть хорошая новость и плохая. С какой начать?

— Не беси меня.

— Нечего здесь ловить. — Геральт смерил ее холодным неодобрительным взглядом. - Что? Ну да, эта новость и хорошая, и плохая. И все же, я уверена: это не для того, чтобы тут же ее убить. Изучать — сомнительно… Поезжай куда-нибудь, нажрись, отогрейся, и ради всех богов, приди уже в себя!

— Надо же. Столько заботы.

— А толку от тебя, если ты там растянешься, придавленный своими же мечами? Отвлекись, развейся, помацай баб, выпусти кишки кому-нибудь, галлюциногенов прими, не знаю, что там еще вы делаете…

— Это ты по своему ведьмаку судишь?

— Не трогай его, — предупредила Вилена ощерившись, и Геральт удивленно вскинул брови. — Тоже мне великомученик! А, делай, что хочешь, не моя печаль!

Она изящно махнула на него рукой, хлопнула дверью, загасив свечи, и комната снова погрузилась во мрак.