— Геральт дело советует, — говорил тем временем Талер. А Лена, отвлекшись на созерцание эльфа, утеряла нить беседы. — Надо обосноваться в нейтральном месте и подождать. Тебе самому соваться в логово Роше — смерть верная. Сидеть тут и ждать, пока Роше соизволит явиться на встречу — привлекать к себе лишнее и нежелательное внимание. У Сиги-то тоже, кстати, соглядатаев хватает. И ему может не понравиться то, что я сижу тут на пару с третьим по значимости лицом Вергена. Уж заинтересует его этот альянс точно. Поэтому отсюда нужно валить. Мы и так уже тут достаточно задержались.
— Так за чем дело стало? — поинтересовался Геральт. — Мы с Леной в дорогу собрались. Сколько времени нужно вам?
— Мне — нисколько, — пожал плечами Йорвет, ныряя в недра фургона Талера.
— Лошадей в повозку надо наверное запрячь, а то сама-то она не поедет, — сказал Талер, поднимаясь с земли.
Лена сидела на крыше фургона рядом с Геральтом, смотрела по сторонам, ела свежую, купленную ведьмаком в таверне на ход ноги булку, почему-то вспоминала песню «Rocky Road To Dublin» и чувствовала себя абсолютно счастливой. Иногда в жизни бывают такие краткие моменты, когда кажется, что вокруг царит покой и гармония. Такими они и остаются в памяти — безмятежными и ясными минутами спокойной, тихой радости. Лена смотрела, как тают в синей дымке дальних далей высокие стены Новиграда и башня на Храмовом острове, своей остроконечной верхушкой, стремящаяся к небу. Над ее головой в синей вышине с резкими криками стремительно носились стрижи и ласточки, своими узкими черными крыльями как будто разрезая голубой бархат летнего безоблачного неба. По обочинам дороги, тянулись обширные поля с пшеницей, подсолнухами и еще какими-то злаками, названия которых Лена не знала, так как в сельскохозяйственных культурах была не сильна. Деревеньки с бревенчатыми добротными домами с крытыми щепой крышами и веселыми резными наличниками окон встречали и провожали путешественников гоготом гусей, кудахтаньем кур, криками петухов и гомоном детворы, которая с любопытством глазела на расписной фургон Талера. Пасеки, виноградники, мирно работающие в полях люди, пчелы, гудящие над цветами в палисадниках, запах скошенной травы — все это наполняло душу Лены покоем и умиротворением.
«А хорошо бы так без конца ехать и ехать, и не приезжать никогда в этот Оксенфурт к новым проблемам и заботам», — думалось ей.
Дорога — оправданное бездействие, передышка между «уже» и «еще», тем, что сделано и тем, что только предстоит. Иногда, думая о грядущем, действительно хочется, чтобы дорога была бесконечной.
Глядя на эти идиллические картины мирной жизни, Лене не верилось, что где-то есть Велен с виселицами, стоящими рядами по обочинам дорог, и черной тучей воронья, разжиревшего на мертвечине; разоренными и опустевшими деревнями с почерневшими печами на месте сгоревших домов, стоящими скорбными памятниками уничтоженной жизни; и пустошами, на которых лишь воют волки да бродит нежить. Думая об этом, она вспомнила слова Йорвета о том, что надо бы устранить Эмгыра — и тогда весь этот ужас перестанет расползаться черной чумной заразой по всему северу. А ведь он прав. Не будет императора-захватчика — не будет войны. По крайней мере, сюда она уже не придет. Возможно, и Север, и Юг еще какое-то время будут терзать местечковые раздоры и распри, но и им рано или поздно придет конец. И хоть на какое-то время наступит мир.
— Геральт, а Эмгыр же уже старый? — спросила она у ведьмака, который сидел с ней рядом и обнимал ее за талию.
— Что? — такого вопроса Геральт от Лены явно не ожидал. — Ну, он уже не молод. Хотя до старика ему еще далеко. А что это тебя вдруг заинтересовал возраст Эмгыра?
— Ай, я вот думаю, да чтоб он лучше сдох.
— Ты не одинока в этом своем желании. Много людей и нелюдей желает ему смерти. Да вот только он помирать не торопится.
— А ведь наследников у него же нет?
— Нет, — коротко сказал ведьмак, то ли намеренно умолчав про Цири, то ли действительно не считая ее наследницей императора Нильфгаарда.
— А потому что прежде чем войны воевать, надо было сначала сыновьями обзавестись, чтобы элементарно было кому передать навоеванное.
— Это он промашку допустил, что не взял тебя в советники лет пятнадцать назад.
— Еще скажи, что я не права!
— Права-права. Только мой тебе совет, выкинь ты из головы и Эмгыра, и его нерожденных наследников. Плюнь на них.
— Я не могу на них плюнуть. Потому что эта мразь все воюет и воюет. Ну вот как в таком нестабильном мире жить?
— Как все, — пожал плечами Геральт. — Будет война — будем думать, куда от нее деваться. А пока — зачем сушить себе голову тем, что от тебя никак не зависит. Живи сегодняшним днем. И радуйся этому самому дню, пока можно.
— Блин, Геральт, вот уж такой из тебя оптимист, что прям хоть ложись да помирай.
— Я не оптимист, я — реалист.
— Ты мрачный, циничный тип, который способен испортить настроение кому угодно.
— Я тебе испортил настроение?
— Да! Оно у меня было хорошее. Вокруг все такое солнечное, цветущее. Вот я сначала всему этому радовалась, потом подумала, что придет этот урод Эмгыр все изгадит. А потом ты сказал, что все правильно, так и должно быть.
— Я сказал вовсе не это.
— А вышло, как это.
— Тебя не переспоришь.
— Как и твою Йен?
— Лен, давай лучше про Эмгыра, — попросил Геральт.
— Ты сам сказал, чтоб я на него плюнула. Я решила последовать твоему совету. Но говорить-то о чем-то надо.
— И почему непременно о Йен?
— Можно о Трисс.
— Лен, я же не спрашиваю тебя о твоих мужчинах.
— Не о чем спрашивать потому что. И ты, между прочим, об этом прекрасно знаешь. Так что отмаза не прокатила.
— Я не хочу вспоминать о своих женщинах.
— Потому что твоя Йен — это как чемодан без ручки.
— Что?
— И нести неловко, и бросить жалко, — со злобным торжеством изрекла Лена, отодвинулась от Геральта и отвернулась.
— Лен, что на тебя нашло? — Геральт снова потянул ее к себе. — Сама себе досаду придумываешь, сама потом обижаешься. Что за самоедство? Тебя Талер с Йорветом вчера заразили своими страданиями?
— Пользуешься тем, что мне деться от тебя некуда, — проворчала Лена, снова устраиваясь у него под боком.
— Почему, Оксенфурт большой, может и присмотришь там себе кого для серьезных отношений и дальнейшей жизни.
— Чё, совсем дурак?! — Лена сердито отпихнула ведьмака.
— Тихо ты! Я чуть с крыши не сверзился!
— Ну и ничего бы тебе не сделалось!
— Понятно, медовый месяц кончился, — вздохнул Геральт.
— Он у нас и не начинался, — буркнула Лена.
— Почему нужно обязательно все усложнять?
— Потому что нам, женщинам, хочется стабильности и определенности.
— Я никогда не вру вам. Я никогда не обещаю то, чего не смогу дать. И раз за разом вы обвиняете меня в том, что вы сами обо мне нафантазировали.
— Если бы нас у тебя было поменьше, возможно обвинения были бы полегче, — ядовито изрекла Лена.
— Началось, — возвел глаза к небу Геральт. — Может, я не могу иначе. Может, я устроен так, ну-у, природа у меня такая… В конце концов, почему никто не жрет за такое же точно Лютика, все бросаются именно на меня.
— Потому что Лютик забавный дурачок, а ты — брутальный мачо.
— Я — кто? — не понял Геральт.
Ответить Лена не успела, так как снизу раздался голос Талера.
— Эй, Геральт, мост уже виден. Давай остановимся и обсудим план дальнейших действий. К тому же будет не очень хорошо, если в моем фургоне обнаружат эльфа. Радовид-то помер, но дело его еще живет.
— Ага, — быстро согласился Геральт, который был явно рад тому, что Талер прервал неудобный и начинающий сворачивать в опасное для ведьмака русло разговор. — Лен, приехали, — обратился он к своей хмурой спутнице.
— Повезло тебе, да? Но если ты думаешь, что я забуду про этот разговор, то ты крупно ошибаешься.