— Ой! Я ж вам чего сказать-то хотела, — решительно начала Лена. — Вы ж не вздумайте доверять Дийкстре! Талер, ты слышишь меня? Он вас с Роше обманет.
— Да ладно! — не поверил Талер.
— Да точно! — настаивала Лена. — Вы были ему нужны, чтобы помочь избавиться от Радовида, а теперь, когда короля нет, для него путь к власти свободен. С его деньгами и связями… Хотя общак он так пока и не нашел.
— А она, между прочим, дело говорит, — заметил Йорвет. — Ты сам-то посуди, теперь ваши с Сиги интересы в корне не совпадают. Потому что вы под Эмгыром, а Редания — нет. И на хрена, скажи ты мне, Сиги нужна самостоятельная и свободная Темерия, если ее можно, освободив от Эмгыра, захапать себе, точно так же, как Радовид захватил Каэдвен?
— Не, Йорвет, погоди, что-то больно быстро и просто вы с Сиги Эмгыра победили. Радовид был, конечно, ебаный псих, но стратегическое мышление у него, сука, работало будь здоров. А Дийкстра — не того полета птица: заговор устроить, интригу замутить, информацию добыть — это да, на это он мастер. А вот полководец из него хуевый. Ты ж понимаешь, что одним шпионажем войну не выиграть.
— У него есть деньги и Новиград с его богатыми возможностями.
— Только авторитета хрен да ни хрена! Радовид был королем по праву рождения, а Сиги кто? Не все согласятся под него ложиться. Я тебе говорю, Йорвет, если Дийкстра полезет во владыки всея Севера, Реданокаэдвения затрещит по швам, как это было с Темерией после смерти Фольтеста и Аэдирном после смерти Демавенда. Как бы хорошо и красиво у Сиги все ни выглядело на словах, на деле выйдет одна хуйня.
— Но он-то так не думает, — вставила Лена. — В его мечтах все как раз хорошо и красиво. И поэтому он захочет избавиться от вас с Роше.
— Это ты сама до этого додумалась или подсказал кто? — спросил Талер.
— Геральт подсказал, — нашлась Лена.
— Вы с ним о политике говорили? — удивился Талер.
— Да. Представь себе. В перерывах между занятиями любовью вели беседы на разные интеллектуальные темы.
— Ёптить, — Талер поскреб лысину.
— А как ты думал, Талер, — подначил шпиона Йорвет. — Геральт не тебе чета. Он-то привык все с чародейками, а они до интриг, политики и власти сами не свои.
— Трисс была нормальная! — не согласился Талер. — И ведьмаку она подходила куда больше, чем Шани.
— Талер, сворачивай сейчас же с этой опасной темы, — предупредил темерца Йорвет. — Потому что как только звучит это имя, наша конструктивная беседа превращается в сопли, слезы и скатывается к неконтролируемой пьянке, а обсуждение политической ситуации перетекает в плач о любви всей жизни, драме всей жизни и трагедии всей жизни. В результате утром я глáза разлепить не могу и башку от подушки оторвать — так она у меня болит. Получается, что драма у тебя, а страдают от твоей неразделенной любви к Шани мои мозги и моя печень.
— Ладно, не ной! — скривился Талер. — Так о чем мы там говорили?
— Лена и я тебе говорим, что Сиги нам не помощник.
— Ну, допустим. И чего?
— Мы пойдем другим путем, — решительно заявил Йорвет. — Надо убрать Эмгыра. А для этого нужно найти Лето. А чтобы его разыскать, надо расспросить Геральта.
— А я тебе говорю, что Геральт на твоего лысого хмыря забил, положил и сверху еще наклал три кучи. У него в башке только бабы, чудища и нейтралитет. Ну, как всегда. И поэтому наш единственный выход — это сепаратный мир с нильфами на их условиях.
— В гробу они видали вас и ваш мир!
— Ни хрена! Чтобы расхуячить Реданию, им нужен надежный тыл. А там Роше со своими партизанами и разоренный Велен, в котором, кроме мертвяков и трупоедов никого нет. С гулей подати не соберешь, накеров в рекруты не забреешь, а с армией утопцев много не навоюешь.
— Ну, допустим. И кто же будет править в вашей новоиспеченной Темерии? Ты, что ли? Как Дийкстра?
— Королева Анаис.
— Дочка Фольтеста?
— Она.
— Погоди, а ведь в Редании отныне вдовствующей королевой является Адда, старшая дочка Фольтеста. Может, они как-то сговорятся по-родственному?
— Адда? Да эта пизда нестроевая, высочество то есть наше бывшее сама с собой-то не каждый день ладит. Я вам ща открою стра-ашную государственную тайну, — снизил голос до шепота Талер. При этом вид у него сделался какой-то глумливый, что совершенно не соответствовало ответственности момента. — Радовид считал, что Фольтест его с женитьбой наебал. А на самом деле так оно и было. Наш-то спихнул Радовиду свое сокровище и был таков. А тут сначала с наследниками у них не заладилось. Да и характерец у Адды оказался будь здоров. А каких чудес от бывшей стрыги-то ждать? Она со времен своего трудного детства как была, так и осталась с припиздью, да не малька, а как следует. Один ее сговор с Саламандрами в свое время чего стоил. Так что наша Аддушка была от скуки на все руки, вот и явила она муженьку и подданным свою стрыжью сучность. И тогда Радовид решил от неугодной жены избавиться. А как это сделать, чтобы не расстроить тестюшку-Фольтеста? Решил по-тихому отравить. Так и тут облом: Адде-то в наследство от стрыжьих времен достался абсолютный иммунитет ко всем известным ядам. Я вам скажу, пока Радовид с составами экспериментировал в надежде заделаться вдовцом, столько народу в Третогоре полегло — страшное дело. Вот, говорят, с тех пор он и нехорош сделался. Маниями-хуяниями всякими забредил, фобиями-херобиями, стал впадать то в депрессии, то в репрессии. А чем все это кончилось, мы с вами теперь знаем. В общем, свела таки наша Адда муженька в гроб.
— Это ты к чему рассказал-то нам эту поучительную историю? — не понял Йорвет.
— К тому, что бабы — зло!
— Спасибо, — подала голос Лена. — Я его пытаюсь от смерти спасти, предупреждаю об опасности и заговоре за его спиной, и я же — зло. Ну, иди, целуйся со своим Сиги. Посмотришь, как он будет тебе рад. Отсыплет милостей — в двух руках не унесешь!
— Вот я и говорю поэтому, что Эмгыра надо валить, — заявил Йорвет.
— Сепаратный мир — вот выход!
— Валить!
— Мир!
— Подеритесь еще, — встряла Лена. — Чем делить шкуру несоженной чародейки, подумайте: почему нельзя сначала мир, а потом — валить? Одно ж другому не мешает, если оно в таком порядке. Найдите для начала какую-нибудь точку соприкосновения. А то вы так до пришествия Белого Хлада не договоритесь.
— Например, какую? — дуэтом спросили шпион и эльф.
— Пошлите Дийкстру нафиг. Оба! Он ни темерцам, ни вергенцам не помощник.
— Ёб ё мать! — восхитился Талер. — Прям миротворец тут у нас! Гений дипломатии.
— Предлагаю за это выпить! — провозгласил Йорвет.
— Я ж для нее на все готов. Был, — с пьяной проникновенностью поведал Лене и Йорвету Талер. — Я — в лепешку. Луну с неба! А ей подавай только этого белобрысого мутанта. Вот где справедливость, я вас спрашиваю? Где?! — с надрывом вопросил он.
— Дык и я ж об том же ж, — охотно согласился с собутыльником Йорвет. — Я ей — все, что она хочет. А она… Ничего не хочет. И тут — зовет, говорит, дело ну-у… прямо всё. Собиралась, мол, тебе сказать. С духом. Собиралась. Больше тянуть, типа, нельзя. Все, думаю, слава те яйца: дождался, оно! Обрадовался, нарядился, напидорасился… Отправился, короче, в любви признаваться Саскии. Ага! А она мне про Роше! Ну, получи ж, нильфгаардец, Бренну! А?
— Твоя правда. Ты к ним со всей этой, как ее… душой, — назидательно поднял вверх палец Талер.
— А они тебя токо используют, — закончил его мысль Йорвет. — А потом выкинут, как ссаную тряпку!
— Во! — с этими словами мужчины чокнулись и опрокинули в себя по энному стакану водки.
Как и следовало ожидать, политический консенсус, омытый обильным количеством принятого внутрь спиртного, плавно перетек таки в разговор «за жизнь», а поскольку жизнь эта что для шпиона, что для эльфа была тяжела, безрадостна и полна несбывшихся надежд и нереализованных желаний на почве невзаимной любви, беседа и водка полились рекой, как и бывает в таких случаях. В итоге что один, что другой уже не вязали лыка и упивались каждый своим личным несчастьем, ведя разговор о разных объектах своих стремлений, но в одном направлении. Лена же пока не придумала, что же ей-то сказать на тему «горькой доли», и посему пребывала в роли слушателя. Но незадачливых воздыхателей медички Шани и королевы Саскии вполне устраивал сам факт присутствия за их столом третьего, и они наливая себе, не забывали и Лену. Наконец выпитое девушкой тоже достигло своей критической массы, и она поняла, что ей пора наконец вставить свое веское слово в «темерско-вергенские страдания».