Бархатный баритон Эредина оказал на юного навигатора волшебное действие. Маша действительно полностью успокоилась, снова крепко зажмурилась, от усилий даже неосознанно сжавшись, сгорбившись и подтянув колени к носу. В ее голове быстро мелькали обрывки суматошных мыслей и смутных образов, Маша судорожно пыталась вычленить из их калейдоскопа нужный. Вот! Кажется нашла! Перед мысленным взором девушки живо предстала картина их первого знакомства с противной голосистой попаданкой. Маша вновь с мстительным удовлетворением видела, как вредная и наглая девица летит по коридору, выпнутая из помещения волевым решением Пера Гюнта, открывает дверь своей чугунной и пустой башкой и исчезает из диспетчерской.
Видение растаяло. Маша, возвращаясь в реальность, прислушалась: до нее доносились чьи-то незнакомые и негромкие голоса. Где-то неподалеку спокойно беседовали двое. Причем, Маша готова была поклясться, что сейчас она слышит не нуждающуюся ни в каких адаптерах и переводах речь своей исторической родины. Она наконец открыла глаза, чтобы посмотреть, что у нее вышло на этот раз. Эльфы во главе с Эредином обалдело молчали, явно не имея никакой возможности понять, что им открылось и о чем беседуют эти люди.
Ма-аш, - слегка потряс девушку за плечи нетерпеливый Эредин. – Ты нам можешь объяснить что-нибудь?
Ага, - кивнула Маша. – Я сейчас послушаю, о чем они говорят, и вам переведу.
-Ты понимаешь их речь?
Еще бы!
И знаешь, кто это?
Судя по белым халатам и шапочкам – доктора.
Как ты догадалась?
Это мой мир. И Пеньблевеллин, кстати, тоже. Видимо, Карантир ее на историческую родину закинул.
А почему мы видим докторов? Неужели с этой перепитулей могло что-то случиться? Травмировалась или заболела?
Не-е, все гораздо хуже, - покачала головой Маша. – Наша диверсантка, кажись, померла. Потому что здание, рядом с которыми эти доктора стоят и курят, это морг. Нет, конечно, как вариант, она смогла быстро выучиться и стать патологоанатомом или, что более вероятно, устроилась работать санитаркой в это заведение. Но что-то мне в такой расклад не верится.
Да неужели она может умереть? – искренне удивился Карантир. – По-моему, эту алкоту никакая чума не берет. Ее, думаю, даже наши гончие кусать бы побрезговали. А уж они-то вечно тянут в пасть всякую гадость.
Чума-то, может, и не берет, - пожала плечами Маша. – Но может, она спьяну решила пробежаться навстречу поезду с криком «задавлю». С нее станется. Впрочем, сейчас послушаю, о чем там доктора беседуют.
Ну, что там говорит наш Васенька?
Асфиксия, разумеется.
Захлебнулась собственной блевотиной?
Классически.
Чем опилась-то?
Легче перечислить, чего она не попробовала. На токсикоанализе, разумеется, этанол (а куда ж без него), метанол, толуол, бутанол и еще до херища всяких «олов». Как водится, сначала нажралась водяры, потом почувствовала недопит, отправилась на поиски, нашла вкуснятины, отведала, успокоилась. Навеки.
Растворитель?
Угу. И стеклоочистительная жидкость. Да вообще много чего. Погуляла девка.
Кто такая, по-прежнему неясно?
Ничего. Может, и к лучшему. Напишем в причину смерти асфиксию, добавим отравление… пусть будет метанолом, чтоб особо не заморачиваться. С тем и все. Долго распоэзиваться не придется.
А что, реально есть о чем?
Как сказать… Чудной случай.
Обычный, по-моему. Рядовая алкота. Николаева-Нидвораева. Чем она вам с Васенькой так в душу запала?
Да ты понимаешь, прям мистика какая-то. Узнал он ее.
Чего?
Сначала, конечно, по требухе, а потом – что удивительно - и в лицо. Кстати, кроме смеха. И мне ее лицо показалось смутно знакомым.
Ребят, вы чё?
Был интересный случай лет пятнадцать назад. Мы с Васькой как раз тогда только начинали, а тут привезли одну особу. Предпринимательница. В переводе на нынешний язык всякой мелочью торговала с лотка на Черкизоне.
Черкизона того уж сто лет как нету!
Ты слушай дальше. Короче, судициднулась дева всем на зависть: нажралась таблеток, глотнула уксусу, вены пильнула и решила повеситься – ну чтоб уж наверняка. Да видать, выпитое и съеденное уже дало себя знать… В общем, оступилась со стула, качнулась на веревке и треснулась со всей дури виском об угол. От этого и померла. В общем, привезли ее, вскрыли… У Васьки волосья карандашами: чё писать, там же за что ни схватишься – не упишешь за день, устанет рука. Внутри у нее было так красиво, что хоть в наглядное пособие для пропаганды здорового образа жизни пихай.
Так что написали-то в итоге?
Травму с размозжением, вдавлением и те де и те пе, а вторым пунктом - все ту же любимую асфиксию. Ну и до кучи почечную, печеночную, сердечную недостаточности – ай, там хоть все МКБ лепи – не ошибешься.
Что ж ее так напарило?
Известно, несчастная лябов на фоне абстенухи. Пили-пили, поссорились, а потом мужик все не идет и водку не несет. Жизнь не наладилась, стал быть надо с ней покончить. Ну и…
С прошлым ясно. Ну и связь?
Дык Васенька говорит, мол, режьте меня сейчас – это снова она.
Что за бред?
Понимаю, что бред, но… Правда она. И главное, что за эти пятнадцать лет она ничуть не изменилась, что при ее образе жизни совершенно невозможно. Ведь она уже и тогда в свои двадцать с малым лихуем выглядела на все сто. Васька еще тогда удивился, мол, безграничны человеческие возможности: с ее требухой уже тогда было по всем нашим учебным медицинским канонам жить нельзя, а она пила в несметных количествах, жрала, что хотела, и вообще вела разгульный образ жизни. Вот и верь после этого профессорам.
Чудные ты вещи говоришь. Ну допустим, это та же самая деваха. И как ты это объясняешь?
А никак. Я не объясняю, просто констатирую.
Ладно, мистика мистикой, а нам заключение оформлять надо. Снова будем вашу восставшую из зада представлять как суицидницу?
Не. Несчастный случай. Классический, причем.
На бутылках вроде этикетки были. Она что, не видела, что пила?
Я те точно говорю, не видела. Она и не смотрела. Ей главное, чтоб лилось. Так что, успокойся. И вообще, никому нахрен неинтересно, были там этикетки или не было, читала она их или нет. Документов нет, родни нет, заинтересованных лиц нет – ничего нет, имени – и то не знаем. Ну и все!
Да-а, если б все жмуры были такие спокойные. А то ж достало это молодо поколение: зимой и осенью с двух горстей таблетки жрут в депрессухе – никто не любит, никто не ценит, никто не понимает, «адын-савсэм адын»; весной и летом от несчастной любви с мостов сигают. А мы - откачивай, откапывай, оправдывайся да отписывайся.
Не говори ты мне про это поколение. Моя тут на днях отчудила…
Ну все, - Маша повернулась к терпеливо ждавшим ее вердикта эльфам. – Дальше неинтересно. С нашей темы медики соскользнули.
Так что случилось-то? – спросил Эредин.
Опилась. Наглоталась вместо водки всякой дряни. Отравилась.
Вот зараза!
Как бы она вобрат в диспетчерскую не вернулась, - с опаской предположила Маша.
То есть?
Ну-у, есть такие попаданские правила.
Вот скотина! Теперь Моисей распищится, - Эредин скривился. – Деньги назад потребует за ненадлежащее исполнение договора. Я ж ему обещал, что он эту дважды де Ре больше не увидит, по крайней мере, в ближайшее время. А ее, курву такую, тут же сдохнуть угораздило. М-да, неприятность.
Я могу у Ленки спросить, - предложила Маша.
То есть?
Ну, свяжусь с ней через солнечный камень. Расспрошу ее. Заодно и потренируюсь. Уж с диспетчерской-то я точно не напортачу.
Ну что ж, попробуй, - не стал возражать Эредин.
Маша, воспрявшая духом после недавнего успеха, снова привычно закрыла глаза, представляя себе уютный и гостеприимный Ленин кабинетик и саму подругу, сидящую со столом с раскрытым фолиантом.
Привет межмировым диспетчерам! – услышала она приветствие Эредина.