…Весна подарила нам еще много таких дождей и вечеров с сидром. Я помогал ей с выставками, она ловила заказы для меня. Я перестал ждать звонка рыжей, да и сам перестал звонить ей. Время от времени к нам заходил пьяный хозяин и рассказывал, что здесь не гостиница и он здесь главный, мы терпеливо выслушивали его и посылали прочь. Художница даже перестала бояться его и один раз обозвала тюленем, после этого он стал еще печальнее, как-то поник и совсем оставил нас в покое. В одну из ее поездок на выставку в столицу я забрал свои вещи и окончательно обустроился в комнате. Заказов к лету становилось меньше, но у меня еще оставались деньги, заработанные на столичном ТВ. Мы купили велосипеды, и каждый день ездили на пляж, и, вообще обленившись, просто перестали работать. Я только иногда доставал «дальномерку», чтоб сделать интересный кадр для себя, а она корпела над очередным изображением собора. Она стала смуглой, подтянутой, начала ходить на какие-то свидания, а я все же иногда вспоминал о рыжей.

…Дождь барабанил по картону фотобумаги и срывал снимки с оконных рам. Я открыл глаза. Она уехала рано и сейчас выписывала лекарства больным детям, а может быть, просила открыть рот пошире, надавливая чайной ложкой на язык мальчика или девочки. Пора было и мне заняться делом. Вчерашняя встреча с меценатом дала форы надолго, это событие еще надо было отметить с художницей, желательно так, чтоб моя рыжая об этом не узнала – слишком сильно и безосновательно она меня ревновала. Я посмотрел на часы – до встречи на новом телеканале было достаточно времени, чтобы поесть, принять душ и не торопясь приехать на место. Пока у меня был только телефонный разговор с редактором – он предлагал работать в формате, который казался мне не слишком подходящим для родного города: у нас совсем не кипела политическая жизнь. На это он мне возразил, что ближе к выборам забулькает и у нас – в общем, выяснение подробностей мы отложили до встречи.

Я оделся, вышел во двор – на улице было свежо, а дождь заканчивался. Я подошел к машине, открыл ключом. Скоро я должен был ее отдать или купить – товарищ предложил платить частями, и на первый транш средств теперь у меня было достаточно. Я включил зажигание, мотнул стартером – старый автомобиль честно попытался завестись, но ничего не вышло. Звук был нормальный, все системы работали, но я не сразу заметил значок пустого бака. «Вчера ведь заправлял», – с подозрением подумал я и вышел из машины. Из-под колес тонкой струйкой на мостовую уходила блестящая линия, на свету она переливалась цветами от сиреневого до алого. «В лучшем случае придется заваривать бак, в худшем – искать такой, от той же модели», – подумал я, закрыл машину и пешком пошлепал по лужам на встречу, благо времени было достаточно. Машин было немного, никто не хотел окатить меня струей из лужи, и я спокойно шел вдоль дороги. Я придумывал, какой фильм мы сегодня посмотрим вечером – нельзя же все время только заниматься сексом, и с такими мыслями пришел к офису телекомпании. Я уже видел ее эфир – ничем не примечательные выпуски новостей, сделанные наскоро и кое-как, слабые программы, но меня обнадежили, что это лишь начало, да и гонорар предлагали приличный.

Мы договорились встретиться у входа – редактора и его напарницу я узнал издалека, и они смотрели с улыбкой, выходит, и они поняли, что я – это я.

– Привет, – сказал я и протянул руку.

– Здорово! – сказал редактор и поймал мою ладонь.

Мы поднялись в студию, и для меня провели небольшую экскурсию. В штате пока были только девочки, и парней все ждали как манны небесной. Мне показали камеры, эфирку, познакомили с операторами, а после мы в кабинете редактора заварили кофе. Сначала они повторили все то же, о чем говорили по телефону – мы не будем делать телевидение с «объективным» освещением событий. Мы набираем журналистов, у которых есть мнение, которые готовы его озвучивать и защищать. Он спросил:

– Вот что ты думаешь по поводу нового памятника?

Отчего-то я был уверен, что мы обсудим эту историю, и выложил им все о вчерашнем нападении на кафе и разбитой голове хозяина заведения, о своей работе на столичном канале и о том, как устал там от идиотской идеи заставлять всех говорить на одном языке и рекламировать всякого рода наци-персонажей.

– А как ты смотришь на то, чтобы давить их информационно, провоцировать, чтоб их глупость становилась виднее? – спросил редактор.

– Так ведь тогда мы становимся как они – очень подлыми и нечестными, – прищурившись, сказал я.

– Так ведь наше дело правое, – ухмыльнувшись, сказал редактор. – Кроме того, нас будут смотреть те, кто разделяет наши взгляды – а таких в городе больше, сам знаешь. А кто не согласен – посмотрит что-то другое. К выборам появится более чем достаточно разного телевидения…

До выборов оставалось более трех лет, и за это время нужно было создать авторитетное СМИ – это уже более серьезным тоном сообщила напарница редактора. СМИ, которое поможет выиграть выборы кому надо. А кому это надо – я узнаю позже. В общем, работы непочатый край, журналистов с хорошим опытом не хватало, и сейчас требовался костяк, который выработает новый стиль, а затем будет муштровать новых репортеров. Решено было, что свой первый сюжет я сделаю как раз о случае в заведении рядом с памятником.

– Тема сейчас острая, новость свежая и стратегически нам интересна. Сделаешь недельный «итоговый», – заключил редактор, и мы попрощались. Теперь я должен был все разузнать, договориться со «спикерами» и заказать оператора.

Спешки не было, сроку, чтоб разобраться с баком, я дал себе до завтра, потому неторопливо побрел к Феликсу, который обещал мне записать хорошие фильмы. В его приоритете были итальянские и балканские ленты, что для сегодняшнего вечера было ровно то, что надо. Жил он недалеко от моей голубиной квартиры, и я прошел мимо машины. Она была полна моих пожитков – я до сих пор не забрал все вещи; цветной струйки почти не было видно.

Я быстро управился с Феликсом, забрал фильмы, выслушал его восторги по поводу «Роллейфлекса» и даже не стал предлагать выкупить фотоаппарат. Да он бы и не вернул его, а я не жалел – свое предназначение эта техника выполнила. Я созвонился с механиком, он пообещал завтра прислать парня, который решит проблему с машиной на месте. Посоветовал только откатить ее в сторону – вдруг кто окурок кинет? Но я почему-то не волновался и повернул в сторону собора.

После встречи с меценатом художница сунула мне в руку копию своего ключа. На всякий случай. Я открыл дверь и вошел, она сидела на полу посреди комнаты и, оттопырив попу, подгоняла края холста к раме. Косички она собрала в тугой пучок, который упрямо старался упасть на холст. Я шлепнул ее по заду, но она сделала вид, будто ничего и не случилось. Тогда я сильно потянул ее за косички к себе, она сразу поддалась, прижалась ко мне спиной, и я почувствовал, как она вздрагивает. Она плакала.

– Что ты, малая, что такое? – Я резко повернул ее к себе. Она будто стекала по моим рукам, лицо исказила неприятная гримаса.

– Ты теперь будешь жить с ней? – Последние слова она еле смогла произнести, ее душили слезы.

– С кем «с ней»? Я один живу – ты же знаешь, мне не хватает денег, а Тюлень ждал не дождался выгнать меня!

– Ну ты бы мог заработать, если б хотел, – протянула она.

– Так я же и стараюсь, вот работаю!

– Забери меня к себе! – то ли прокричала, то ли выплакала она.

– Ну как, я же говорил, там очень плохая квартира, даже в туалет не сходить нормально!

– Я хочу тебя, мне не нужна никакая квартира. – Она будто старалась спрятать голову в пол, а я не мог удержать ее на руках.

– Ну что ты, я не думал, мы ведь…Ты же на свидания с кем-то ходила! И когда уезжал, ты хохотала и ничего не говорила! – Я был поражен.

– Я думала, ты квартиру для нас искал и мы переедем… Я не хочу на свидания, я тебя хочу!!! – прокричала она.

– Ну я же…