Литмир - Электронная Библиотека

– Есть места? Договоримся! – то ли скалясь, то ли улыбаясь, прорычал я в темноту куда-то в сторону руля.

– Договоримся, – покладисто и тихо сказал водитель-сменщик, лежащий сразу на двух сиденьях у двери, и я протиснулся в салон. Оказалось, что мне придется пересаживаться, если будут пассажиры, на свободные кресла и, возможно, придется ехать стоя. Поэтому я сразу облюбовал место на ступеньках и расселся, в общем-то, удобнее всех – расстелил плед и положил голову на шкаф с напитками. Автобус в весну тронулся, и впервые за долгое время я почувствовал себя спокойно.

…Я открыл глаза. Болела шея, я не чувствовал ног, с похмелья мутило. Я понял, что проснулся от жары, и снял пуховую жилетку. Попробовал встать и сразу присел – ноги затекли до боли. И все же я поднялся, стоя на ступеньках, прислонился лбом к стеклу двери. Обрывки сна и короткие ночные остановки наконец-то привели меня в единственный город, который мне так нужен и где меня ждут. Мы подъезжали. Поля, мост, разметка становится аккуратнее. Появились указатели, и скоро я увидел знакомые улицы, освещенные рассветным солнцем, – здесь давно уже не было снега, а все казалось таким близким и родным, будто я сам все это расставил, а никто и не посмел что-то тронуть. Неприятно удивили лишь огромные рекламные щиты со слоганами политика, о нем за обедом и спорили журналисты – да что уж там, после наших эфиров и вся страна обсуждала на своих кухнях его идиотские идеи. «Ну чью, чью поддержку ты получишь здесь?» – думал я.

Автобус остановился, я вышел первым. Все мои вещи были в рюкзаке, я сразу пошел искать такси, а остальные пассажиры суетливо, наперегонки собирались у багажного отделения.

Я не стал брать машину на вокзале – здесь водители спрашивали втрое дороже. И дело было не в том, что мне жаль денег – просто это для приезжих. А я здесь свой, я дома, несмотря на то, что несколько лет прожил в другом городе. Я шел вдоль дороги и, когда автовокзал скрылся за поворотом, поднял руку. Сразу остановилась старая, изъеденная ржавчиной машина. Водитель, даже не говоря о деньгах, повез меня, а я назвал место, где можно было спуститься машиной прямо к воде. Громыхала плохо закрытая дверь, автомобиль продувало ветерком, а я уже снимал свитер – хотел почувствовать, как греет солнце. Мы ехали через центр города – его еще не успели застроить высотками, поэтому из машины я видел небо. Это был один из немногих районов, где можно видеть облака, солнце или тучи из окна машины. Мы выехали из центра, теперь по сторонам от дороги виднелись деревья и совсем низкие дома. Обзор становился все шире, и я увидел солнце, которое успело высоко подняться над морем. Солнце слепило глаза, и через голые деревья в морской воде я видел блики и отсветы. Мы ехали вдоль моря, началась бетонка, которая понесла круто вниз. Водитель остановил машину у самого песка и проронил: «Море, как заказывали!»

Я открыл дверцу и вышел. Снял ботинки, украшенные белыми разводами столичного снега, носки бросил прямо на песок, подкатал брюки и пошел к воде. Море не успело прогреться, весна только началась, но мне не было холодно. Вода освежала, и похмелье отходило. Невысокие волны доходили до колена, я стоял и смотрел на солнце…

…Я старательно заклеивал разбитую форточку одной из десятков репродукций разных изображений собора и ждал ее в гости. Наша уборка прошла удачно: мы подробно изучили ее новое розовое белье, хорошенько подмели пол и вытерли всю пыль. Она даже разложила мои вещи по полкам. Фотоаппараты я сложил в ящики стола. На пол мы постелили несколько ковров из кладовки, и он стал почти ровным. Снимок широкого заснеженного проспекта я повесил напротив входа – как в комнате у художницы. Постельного белья у меня так и не было – я спал, завернувшись в плед.

Как и в другие дни, я проснулся от голубиных разговоров. Сегодня они были намного тише и спокойнее – как и я, потому что за окном было пасмурно и накрапывал легкий дождь; наверное, она скоро приедет с горячими булочками. Я встал и пошел в кухню-ванную. Точнее, просто отошел от кровати на три метра в сторону мойки и плиты, поставил чайник на огонь и открыл воду на полную. Я умывался и думал о «прелестях» моего нового жилища. Вчера она спросила:

– А почему ты выбрал другую квартиру? Ведь я так старалась найти у моря… Наверное, ты решил остаться поближе к собору и этой своей художнице?

Тогда пришлось рассказать ей о том, как я опрометчиво доверился мошенникам. Она очень расстроилась и невидящим взглядом уперлась в потолок.

– Ничего, закончу с картинами, и зальем это горе текилой! – На этих словах она улыбнулась сквозь слезы, но продолжала смотреть вверх…

Я услышал стук в дверь и открыл. Она наполнила комнату легким запахом духов и поставила на стол пакет.

– Привет! – Она чмокнула меня в щеку и прыгнула на диван.

Я заварил чаю. В пакете оказалось масло, горячие булочки и какие-то полотенца.

– Это тебе для умывания, это просто для рук на кухню, а это скатерть для стола. – Она разложила цветастые полотенца по своим, как она решила, местам. Недовольно покосилась на снимок заснеженного проспекта – она знала, где висит такой же, и я поспешил отвлечь ее.

– Скажи, где ты с утра находишь горячие булочки?

Она обернулась с довольным лицом – оказалось, это секрет. И она мне не скажет. Вот.

– Все, дорогой, я поехала лечить детей. – Она взяла в руки зонт, оставленный у двери. – Когда ты соберешься пить текилу, звони!

Она махнула рукой и вышла. Через полминуты я услышал, как за окном с шумом раскрылся зонт.

В середине дня у меня была назначена встреча с меценатом художницы, а на завтра – собеседование на новый городской телеканал. Признаться, на телевидение меня уже не тянуло, но перебиваться фотосъемками от заказа к заказу тоже не хотелось. Я уже несколько раз общался по телефону с редакторами проекта, их идеи казались мне интересными, хотя в этом городе едва ли реальными. Дождь полил немного сильнее, и я слушал, как барабанили капли по упругому картону фотобумаги….

Столичная зима открыла счет – непрерывным снегопадом занесло все: дороги, дворы, машины, пруд и мосты через него. Снег ложился так плотно, что казалось, будто я хуже слышу. С одиннадцатого этажа виднелась лишь мутная пелена, она скрыла десятки высоток, парк и замерзший пруд. Я смотрел в окно, доставал из пакетов консервы, овощи и другую еду, которую готовят без женщин, – на этой неделе была моя очередь забивать холодильник, выносить мусор и делать большую уборку. Сосед еще не вернулся с репетиции, в квартире было тихо, я даже не включал свет, только ноутбук тускло светил в темноте. Было почти семь, и рыжая скоро должна была войти в чат. Мы не виделись со школы, точнее, мы случайно встречались потом, уже в университете, но это не считается. Сейчас же возникло какое-то притяжение, интерес – только жила она в нашем родном городе, где всегда было гораздо теплее, чем здесь, у меня. Ноутбук тренькнул, и на экране замигало сообщение «Буэнодиа, детка!». «Привет, рыжая!» – написал я. И добавил: «Ща буду есть. Поужинаем?» Оказалось, она уже приготовила пасту с морепродуктами и ждет меня за столом. Я сострил чего-то о «морепаштетах» и намазал на хлеб пасту из жестяной банки – она заключила, что «не хватает вам там женской руки». Естественно, я тут же пригласил ее в гости, но оказалось, что она просто не имеет права оставить свою детскую поликлинику и бросить на произвол судьбы простуженных мальчишек и девчонок. Я предложил взять их с собой, чтоб покатать на замерзшем пруду. Она ахнула: «У тебя там что, снег идет?», и мне пришлось согласиться с тем, что это должно было стать главной новостью нашего разговора.

Параллельно с этой важнейшей перепиской я обсуждал картины, знаменитых художников и живопись вообще. С их автором я познакомился недавно – на выставке в большом столичном зале. Я издалека заметил эту девушку и сразу понял, что она художница. На ней были широченные вышитые штаны, просторный балахон с орнаментом, а волосы были заплетены в сотню косичек. Может, даже в две. Она несколько лет назад окончила художественную академию и пыталась зарабатывать исключительно своим творчеством, поэтому ей приходилось расписывать стены в ресторанах, оформлять глупые вечеринки, но она продолжала писать. Ее излюбленным пейзажем был вид из окна комнаты на небольшой собор в центре города, и таких картин, написанных в разные времена года, дня и ночи набралось бы десятка на три. Собственно, с них и начался наш разговор на выставке – я назвал улицу, на которой она живет, дом и даже этаж. Конечно, я точно не знал, живет она там или просто выбрала такой ракурс, но каким-то чудом я угадал.

4
{"b":"665968","o":1}