Попробовав пальцем острые блестящие грани снежинки, Луна встряхнулась и собралась с мыслями. Как же улучшить свое положение при Халцедоновом Дворе?
– Отыщи Фрэнсиса Мерримэна.
Луна немедля вскочила на ноги. Булавка со снежинкой в ее руке обернулась тонким кинжалом. Ее личные покои были защищены от вторжений (предосторожность, вполне обычная для Халцедонового Двора), и проникнуть сквозь эту защиту решился бы лишь тот, кто пришел с дурными намерениями.
За исключением одной только хрупкой фигуры, застывшей в тени.
– Тиресий…
Луна облегченно вздохнула, ослабила пальцы на рукояти, однако кинжал убирать не спешила.
Тиресий часто забредал куда не следует, и даже туда, куда никак не сумел бы попасть. Сейчас он сидел в уголке, обхватив тонкими руками подтянутые к подбородку колени. Казалось, его бледный, одухотворенный лик парит в темноте над полом.
Смертных игрушек Инвидианы Луна избегала по множеству разных причин: Орфея – из опасений поддаться воздействию его музыки, Эвридики – из-за населенных множеством призраков глаз, Ахилла – из-за неукротимой страсти к кровопролитию, которую только одной королеве и удавалось держать в узде. Тиресий – дело иное. Дара, в честь коего он получил свое имя, Луна не опасалась. Порой она сомневалась, что даже Инвидиана в силах понять, что из его видений – правда, а что – лишь порождение безумного воображения.
Хотя нет, именно его безумие и заставляло призадуматься.
По слухам, он был куда старше прочих игрушек королевы и прожил дольше, чем кто-либо другой. Ахиллы умирали так часто, что один из кратчайших путей к пусть недолгому, но благоволению Инвидианы состоял в том, чтоб отыскать еще одного смертного, благословленного исключительной яростью в битве, и привести его ко двору. Инвидиана постоянно стравливала очередного носителя сего имени то с одним, то с другим противником – просто затем, чтобы развеять вечернюю скуку. Дрались они все на славу и – рано ли, поздно – гибли кровавой смертью.
И редко доживали до того, чтоб претерпеть воздействие Халцедонового Чертога.
Тиресий же – дожил. И заплатил за это немалую цену.
Внезапность движения Луны заставила его съежиться, зажмуриться от страха, однако теперь он поднял на нее испытующий взгляд.
– Ты настоящая? – прошептал он.
Этот вопрос он, утратив способность отличать реальность от собственных иллюзий, задавал непрестанно – к немалому развлечению самых жестоких из дивных. Луна вздохнула, позволила кинжалу вновь обратиться булавкой и положила ее на стол.
– Да. А тебе, Тиресий, здесь вовсе не место.
Тиресий еще глубже вжался в темный угол, точно мог слиться со стеной и пройти ее насквозь. Возможно, и в самом деле мог – иначе как бы еще проникал в самые неожиданные места?
– Здесь? Все это – не более, чем тень. Мы вовсе не здесь. Мы в Аду.
Отойдя от столика, Луна заметила, что его взгляд прикован к ларцу за ее спиной. Но пара ломтиков хлеба смертных не стерла бы с его души клейма фей: пожалуй, после стольких-то лет в Халцедоновом Чертоге тут не помогло бы ничто на свете. Не рассыплется ли он в прах, выйдя наружу? Однако порой Тиресий жаждал бренной пищи, а Луне отнюдь не хотелось, чтоб он помышлял о добытом ею хлебе.
– Ступай назад, к госпоже. Мне не до твоих причуд.
Тиресий поднялся, и на какой-то миг ей показалось, что он послушается. Но побрел он куда-то не туда – не к двери и не к ларцу. На спине его траурно-черного дублета зияла прореха, треугольный клок ткани трепетал в воздухе, точно крохотный призрак крыла. Луна открыла было рот, чтобы вновь приказать ему убираться прочь, но тут же остановилась: ведь поначалу он завел речь о чем-то странном, в испуге оставленном ею без внимания.
Медленно, дабы не напугать Тиресия, Луна приблизилась к нему со спины. Он оставался бы худощав, даже живя жизнью обычного человека, а уж житье среди малого народца сделало его эфемерным, словно бесплотный дух. Интересно, долго ли он еще протянет? Да, смертный вполне мог прожить среди дивных и сто лет, и даже больше, но только не в Халцедоновом Чертоге. Только не под властью Инвидианы.
Смяв в пальцах край гобелена, Тиресий глядел на него, словно видел перед собою вовсе не заливаемые водами берега легендарного Лайонесса, а что-то совсем иное.
– Ты называл чье-то имя, – сказала Луна. – Предлагал мне кого-то найти.
Кончик бледного пальца скользнул вдоль стежков, изображавших лунный луч, что озарял заливаемую водой башню.
– Кой-кто ошибся, и все ушло в глубину. По-твоему, не так? Но нет, ошибки были сделаны после. Потому что они не понимали…
Столько внимания с его стороны – еще немного, и ей покажется, будто ее здесь нет вовсе!
– Лайонесс давным-давно канул в море, – с усталым терпением откликнулась Луна. – Имя, Тиресий, имя? Кого ты предлагал отыскать? Фрэнсиса Мерримэна?
Тиресий обернулся и устремил взгляд сапфировых глаз на нее. Зрачки его были крохотны, точно под ярким светом, но затем расширились так, что закрыли собою всю синеву.
– Кто это?
Невинный тон вопроса привел Луну в бешенство. Стоило ей отвлечься, как Тиресий проскользнул мимо, но далеко не ушел. Остановившись посреди комнаты, он потянулся к какому-то незримому образу впереди. Луна медленно перевела дух. Фрэнсис Мерримэн – имя смертного. Придворный? Учитывая политические игры Инвидианы, вполне возможно. Правда, Луна такого не знала, но ведь они приходят и уходят, не успеешь и глазом моргнуть.
– Где его можно найти? – как можно мягче спросила она. – Где ты его видел? В грезах? Во сне?
Тиресий отчаянно замотал головой, взъерошил обеими пятернями черную шевелюру, приведя волосы в полный беспорядок.
– Я не вижу снов. Я не вижу снов. Пожалуйста, не проси меня грезить.
Нетрудно вообразить, какие кошмары шлет ему Инвидиана ради забавы!
– Не бойся, я не причиню тебе зла. Скажи, зачем мне его искать?
– Он знает, – хрипло прошептал Тиресий. – Он знает, что она сделала.
Сердце в груди застучало чаще. Секреты… да ведь они стоят дороже золота! Вот только кого бы Тиресий мог иметь в виду?
– Она? Одна из придворных дам? Или… – У Луны перехватило дыхание. – Или Инвидиана?
Ответом ее подозрениям был горький, язвительный смех.
– Нет. Нет, не Инвидиана, неважно все это. Ты что же, вовсе меня не слушаешь?
Не без труда подавила Луна желание ответить, что непременно начнет его слушать, как только он скажет хоть что-нибудь осмысленное. Не сводя глаз с напряженного, окаменевшего лица провидца, она прибегла к иной тактике:
– Хорошо, я поищу этого Фрэнсиса Мерримэна. Но вот, допустим, я нашла его – и что дальше?
Медленно, мускул за мускулом, тело Тиресия сбросило напряжение, руки его бессильно повисли вдоль тела. Когда же он, наконец, заговорил, его голос зазвучал так ясно, что Луне на миг показалось, будто на него снизошло одно из нечастых просветлений. Всего на миг… пока она не вслушалась в слова.
– О, станьте же недвижны, звезды неба… – На губах провидца заиграла страдальческая улыбка. – Время остановилось. Замерзло, застыло льдом, и нет в мире крови сердца, чтоб вновь пробудить его к жизни. Я же сказал тебе: мы – в Аду.
Возможно, во всем этом изначально не было ни малейшего смысла. Возможно, возложив слишком много надежд на болтовню безумца, Луна пустится в погоню за иллюзией. Не все, что он говорит, порождено видениями…
Но это было единственной хоть кем-то предложенной возможностью, и других, вероятнее всего, не последует. В ином случае остается только надежда выторговать полезные сведения в обмен на раздобытый хлеб. Он может пригодиться многим из придворных, ведущим свои игры в наземном мире.
Ну, а, торгуясь, она порасспросит и об этом Фрэнсисе Мерримэне. Но втайне, дабы не раскрыть своих козырей перед королевой. Неожиданность может значить очень и очень много.
– Тебе следует уйти, – пробормотала она.
Провидец рассеянно кивнул. Казалось, он уже забыл, где находится и для чего. Отвернувшись, он двинулся прочь, а Луна, затворив за ним двери, вернулась к столу и собрала с пола россыпь булавок, выпавших из волос.
