Ты разочаровался в Нем и желал переметнуться на сторону «сильных мира сего», подзаработав при этом? – но отчего тогда так быстро и беспощадно настигает раскаяние? Ты просто не мог не понимать, на что предаешь Христа, осуждение никак не могло стать сюрпризом.

Ты покорно выполнил свое предназначение или даже прямой приказ Учителя поступить именно так, ибо так предначертано? – но отчего же Учитель не позаботился о твоей судьбе и не спас тебя от мук раскаяния и от петли? Мог ли Христос поступить так со Своим учеником, не утешить, не ободрить, бросить одного на растерзание совести?

Так что же заставило одного из Двенадцати выдать Учителя властям? С точки зрения разума это абсолютно бессмысленный шаг в пустоту. Иуда не получает ничего, а теряет совершенно все: смысл жизни и саму жизнь.

Зачем?!

Этот вопрос прозвучит в книге несчетное количество раз. Докапываться до подлинного смысла этой истории – все равно что просить хлеба в развалинах давным-давно покинутого дома.

Я не претендую открыть вам истину в последней инстанции. Это все-таки художественное богословие, тут будет много догадок и предположений, много деталей, возможных, но не обязательных.

Но у каждой догадки найдется основание. И ни одно предположение не возьмется из воздуха. А из подробностей будет вырисовываться цельный образ, а не разбитая мозаика.

Эта книга не притязает на роль исторического исследования: и задачи, и цели, и формат у нее совершенно другой. Ее главный объект внимания – не масштабное полотно евангельской истории, а конкретный человек, в нее вписанный.

Но небольшой исторический экскурс сделать все же придется, чтобы наш разговор не висел в воздухе, а незнакомые имена и названия не заставляли лезть за справкой в интернет. Читатели, хорошо знакомые с Евангелием, могут пропустить эту главу без малейшей потери для себя.

Итак, первая треть первого века нашей эры, Палестина, окраина Римской империи. Что она собой представляет?

Правильный ответ – взрывоопасный котел.

Мира нет нигде и ни в ком.

Страна разделена на северную Галилею и южную Иудею, и два края взаимно терпеть не могут друг друга. Иудеи обвиняют северян в склонности к язычеству, в отступлении от Закона, в общем – в нечистоте веры. Северяне в долгу не остаются: Иудею считают предательски склонившей голову под римское ярмо, законничество иудеев вызывает у галилеян насмешки и обвинения в лицемерии. «Галилея! Галилея! Больше всего тебе ненавистна Тора!» – укоризненно говорят южные мудрецы. «Галилеянин любит славу, а иудей – деньги», – насмешливо отзываются им с севера.

«…даже Иерусалимский Талмуд свидетельствует, что галилеяне заботились более о славе, а жители Иудеи о деньгах… Но ученых школ галилеяне не заводили, и потому иудеи, гордые книжники и фарисеи, называли галилеян невеждами и глупцами; за неясное, неотчетливое различие в произношении галилеянами некоторых еврейских гортанных букв раввины иудейские не допускали их читать вслух молитвы от лица собрания и осмеивали их» [2].

Свидетельство этой вражды мы видим и в Евангелии: Из Назарета может ли быть что доброе? (Ин. 1: 46) – Разве из Галилеи Христос придет? (Ин. 7: 41) – Рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк (Ин. 7: 52).

Между Иудеей и Галилеей лежит еще и Самария, и северяне с южанами, при всех своих разногласиях, дружат против самарян. У тех свои представления о том, как и где следует служить и поклоняться Богу Израиля, и такое духовное вольнодумство вызывает неприятие и у иудеев, и у галилеян, которые, как ни крути, для поклонения ходят в один Иерусалимский храм.

В Галилее властям портят кровь зилоты – «ревнители», которых в наше время точно назвали бы террористами и бандформированиями. Эти люди наотрез не признают римскую власть и борются с ней самыми радикальными методами, убийство из которых – первый. Достается не только римлянам: под удар попадают и продавшиеся им соотечественники. Сборщики налогов, например.

В общем, на небольшом участке земли сошлись сразу несколько политических и религиозных сил. Одни из них с трудом, но уживаются между собой, между другими смертельная вражда. По этой земле ходят бесчисленные учителя, пророки, проповедники и просто мошенники, у них у всех различное количество учеников и лозунги разной степени экстремальности. Угроза бунта висит над Израилем постоянно.

Рим на все это смотрит довольно кисло.

Смотрит он глазами прокуратора Понтия Пилата, который предпочитает опираться не на любовь местного населения, а на римские когорты, находящиеся под рукой. Пилат сразу снискал нелюбовь израильтян чересчур жестоким и пренебрежительным отношением к этой земле и ее святыням, а главное, своим modus vivendi: видишь мятеж – топи его в крови.

Орган местного иудейского «самоуправления» – синедрион. Это высший государственный совет мудрецов во главе с первосвященником Иосифом Каиафой и его тестем Ханааном (в Евангелии – Анна). С римской властью они уживаются по принципу «а куда деваться» и вместе напоминают пауков в банке.

Народ традиционно не любит власть в целом и обе власти в отдельности. С римлянами все понятно: «Проклятые оккупанты, когда же мы их прогоним?» Все народные чаяния обращены к будущему Мессии, обещанному Писанием Царю Иудейскому, который, как истово верят люди, придет и свергнет римское иго. Любого царя хорошо любить, пока он в фантазиях. Самозваные мессии, надо сказать, появляются с завидной регулярностью, но ничем хорошим это не кончается, потому что у Пилата есть римские когорты. Мятеж, разгром, ждем следующего.

Синедрион тоже не вызывает в народе восхищения, потому что, разумеется, считается продавшимся и проримским. Отношение народа к власти не меняется никогда. Но никакой любви между синедрионом и Пилатом нет и в помине. Это очень ясно проявится в Евангелии, когда Каиафа только шантажом и угрозами нажаловаться в Рим выбьет из прокуратора согласие на смертную казнь для Христа.

Вообще Иосифу Каиафе приходится все время балансировать между угрозами со стороны Рима и со стороны собственных соотечественников. Горячие головы легко могут опрокинуть страну в кровавую баню, Каиафа это отлично понимает, поэтому к новоявленным мессиям, особенно с политическими претензиями, относится довольно нервно. Невзирая на народные толки, в душе он скорее националист и патриот, чем ренегат, и ему очень не хочется, чтобы римляне перебили полстраны из-за какого-нибудь выскочки.

Именно поэтому он так встревожен слухами о Христе, следит за Ним и в конце концов приходит к выводу, что Этого нужно убирать. Ничего личного, даже ничего духовного – исключительно политический вопрос, только государственная безопасность.

Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. …С этого дня положили убить Его (Ин. 11: 47–50, 53).

А поможет им в этом один из двенадцати учеников Христа – тот, который передаст Учителя в руки властям. Иегуда Иш Кириаф, или, как нам привычнее, Иуда Искариот, который и предал Его (Мф. 10: 4).

В те дни взошел Он на гору помолиться и пробыл всю ночь в молитве к Богу. Когда же настал день, призвал учеников Своих и избрал из них двенадцать, которых и наименовал Апостолами: Симона, которого и назвал Петром, и Андрея, брата его, Иакова и Иоанна, Филиппа и Варфоломея, Матфея и Фому, Иакова Алфеева и Симона, прозываемого Зилотом, Иуду Иаковлева и Иуду Искариота, который потом сделался предателем (Лк. 6: 12–16).