В Остии – морских воротах Рима – Антиарх с компанией не рискнул при свете дня покинуть судно.

Дождался ночи.

Ушли сразу после заката.

На пристани их ждала крытая повозка, которая после того, как все пассажиры влезли под выбеленный дождями балдахин, тут же тронулась.

Капитан подозвал прокуратора:

– Когда прибудем в Антиохию, можешь сообщить хозяину, что груз доставлен в целости и сохранности.

– Обязательно, – кивнул тот. – Именно в целости и сохранности. Штука в штуку. Знаешь, Филон, нам с тобой надо бы поскорее выгрузить товар и побыстрее уносить отсюда ноги.

– С чего бы это? – вновь набычился капитан.

– Не знаю. Сердце подсказывает. В Риме сейчас начнутся такие дела, что провинциалам, особенно храбрым мореходам, следует держаться от них подальше.

– Это тебе кто шепнул?

– Да уж… – неопределенно ответил одноглазый и добавил: – Говорят, новый принцепс трусоват. Утверждают, мягковат на казни, привязан к каким-то писулькам. В Азии отметился тем, что все больше хватался за увещевания. Любит прощать. Это гнилой товар, когда каждый из сильных готов примерить на себя императорский венец.

Помолчав, добавил:

– Этот старикашка не зря здесь появился…

Сразу после восхода солнца повозка доставила Антиарха к городским стенам. Перед Остийскими воротами, возле пирамиды Цестия, пассажиры выгрузились.

– Дальше пойдем пешком, – предупредил Антиарх и возмутился: – Да не пяльтесь вы на эту пирамиду! Здесь таких чудес навалом. Если все пойдет как задумано, сами соорудим что-нибудь сногсшибательное. Храм гостеприимного Ангела, например…

Сказать легко, трудно сделать! Оторвать провинциалов, в первый раз оказавшихся в столице мира, от разглядывания высокой пирамиды, напоминающей знаменитые египетские сооружения (разве что только высотой эта достопримечательность Вечного города уступала им), было невозможно.

Пришлось Антиарху посохом подталкивать спутников. В конце концов он взял Пантею за руку, а Исфаила предупредил: «Если не перестанешь пялиться, тебе будет очень больно. – Потом приказал: – Возьми за руку Викса. Присматривай за ним, а не то…»

Выглядевший малолеткой Википед, успевший побывать в Вечном городе, ехидно предложил эфиопу:

– Посадил бы меня на плечи, я бы тебе все рассказал…

Исфаил резанул его взглядом, и Википед сразу сам схватил негра за руку.

Это была необходимая мера, чтобы не потеряться, так как городские улицы плотнели на глазах.

В Риме в ту пору на сравнительно небольшой территории проживало около полутора миллионов жителей, так что скученность здесь была умопомрачительная. Сказать, что в толпе было тесно – ничего не сказать, и это притом, что все вокруг мчались как оглашенные. Кто спешил с грузом, кто без груза, с посылками и без посылок, с солдатскими узлами за плечами и ношей на шее.

По распоряжению, изданному еще во времена Юлия Цезаря, телеги, рыдваны, брички, подвозившие товары, могли использоваться в городе только в темное время суток. В светлое время по городу разрешалось перемещаться исключительно пешим ходом или верхом. Можно было также использовать ручные паланкины, особенно если у его хозяина имелись могучие, шагавшие, не глядя себе под ноги, рабы. Молодцы вздымали носилки на плечи, и только попробуй оказаться у них на пути. Ударами ноги они расшвыривали зазевавшихся прохожих.

Все спешили в сторону рынков, то есть по направлению к республиканскому форуму.

Добравшись до Большого цирка[10], успев нахвататься пинков, толчков и тычков, научившись давать сдачи, спутники старика невольно притормозили.

Некоторое время приезжие провинциалы, разинув рты, разглядывали Большой цирк. С ними ничего нельзя было поделать.

Антиарх с досады плюнул.

Время поджимало.

С каждым часом ему все более становилось не по себе. Близилось позднее утро, когда из своих домов начинали выбираться представители высших сословий, которым лучше не попадаться на глаза. Дело не в возможности быть узнанным – столько лет прошло, да и трусливым Антиарх никогда не был. Не будь рядом его спутников, он даже капюшон с головы бы скинул.

Опыт переменчивой рискóвой жизни подсказывал – крайне небезопасно при свете дня тащить через город всю эту обузу. Антиарх, тайно появившись в Риме, рассчитывал незамеченным раствориться на его улицах. Лечь на дно, осмотреться, найти старых друзей, а тут такие пугала, которых приходилось постоянно увещевать прибавить ход.

Каждый из его спутников был по-своему примечателен. Всякая мразь на пути заинтересованно приглядывалась к высокому, чернокожему, мускулистому громиле и таинственной красотке, чьи прелести были чрезвычайно приманчивы для всего мужского поголовья Рима. Даже на Викса обращали внимание – опытные прохожие, привлеченные странным малолетством незнакомого эроменоса, не раз и не два оглядывались на него. Глаза у Викса, несмотря на облик двенадцатилетнего молокососа, были предательски блудливы и разборчивы.

Антиарх знал римлян – о физических достоинствах Исфаила, прелестях неизвестной соблазнительницы, странном малолетстве Викса, заговорят.

И будут говорить!..

Не дай Хрѝст, какой-нибудь уличный ублюдок проследит за эфиопом и донесет местному ланисте. Хозяева гладиаторских школ люди хваткие, хороший товар они никогда не упустят. Сразу отыщут в многолюдном Риме такого статного бойца, как Исфаил, самой фортуной предназначенного для боев на арене.

…Пантею могли узреть из-за шторок. В Риме хватало богатых сладострастников, которые не станут церемониться с какой-то провинциалкой. Вон как покачивает бедрами, то и дело поправляя сбивающуюся шаль, демонстрируя аппетитное личико и не менее аппетитные груди. Стартовую закалку астартовой блудницы от проницательного взгляда не спрячешь, а в Риме опытных сводников всегда хватало.

За компанию и Викс сойдет – вон как на него глянул какой-то пристрастник мужских прелестей.

И бросить их нельзя.

Разделить тоже.

Ждать тоже нельзя.

С другой стороны, что-то подсказывало – в первый день можно рискнуть! В этом тоже была какая-то подспудная зацепка – если эти первые часы пребывания в Риме останутся незамеченными, значит, судьба на его стороне, и эта поддержка имела очень важное значение в том деле, ради которого он вернулся в Рим.

К сожалению, попытка обвести фортуну вокруг пальца дорого обошлась заядлому приверженцу непримиримых разночтений между светом и тьмой, только узнал он об этом слишком поздно.

Узнал и очень сильно пожалел.

Согласно давней договоренности, в Риме его приютил бывший подручный Витразин. После поимки банды Сацердаты Витразина продали в гладиаторы, однако парень и там сумел не только выжить, но и сколотить состояние. Витразин обзавелся собственным домом, расположенным на Квиринальском холме.

Там Антиарх и остановился.

Без особых почестей, но и без презрительного снисхождения. Однако неделю спустя бывший гладиатор потребовал от гостей, чтобы те «убирались из его дома».

Сроку дал два дня – «и чтобы все тихо, как пришли, так и ушли».

…Разговор случился под вечер. Слуга, поднявшись на антресоли, где незваным гостям были выделены две комнаты, передал распоряжение зайти к хозяину.

Антиарх сразу заподозрил неладное. Он спустился с антресолей и, миновав внутренний дворик-перистиль, вошел в покои хозяина.

Витразин, облачившись в тогу и рассматривая себя так и этак, важно прохаживался перед громадным металлическим зеркалом.

Старик опешил.

Бывший гладиатор – и в тоге!!

Витразин совсем рехнулся? Мечтает очутиться в Мамертинском карцере за публичное оскорбление достоинства римского народа? Только свободные граждане могли облачаться в тогу, а этот кто? Вшивый раб, презренный гладиатор, сумевший выкарабкаться из смертельной игры с оружием, лицезрению которой с таким восторгом предавалась римская толпа.