– Ну, это не повод так раздражаться. Я знаю, что делаю, – ответила она. – Я же тебе говорила, что сначала мне нужно кое с чем разобраться… К тому же, я уже здесь. – Она прервалась и показала в сторону гостиной. – Мне нужно присесть ненадолго.

Анжелика пошла следом.

– Зачем ты ездила на Сардинию? – шепотом спросила она у матери. – Ты ведь туда ездила, правда?

Анжелика и представить себе не могла, что подтолкнуло ее задать этот вопрос, какая-то смесь эмоций и интуиции.

Мария вытаращила глаза, затем уставилась куда-то вдаль, за спину Анжелики, а затем произнесла:

– Пойдем на кухню, сварю тебе кофе.

Анжелика последовала за матерью, потому что не знала, как поступить. Села напротив Марии и наблюдала, как та водила пальцами по краям своих любимых тарелок – тех, что украшены золотой нитью.

– А ты молодец. Выглядит очень аппетитно. Я и не знала, что ты научилась готовить равиоли.

– Ты их всегда готовила. А я наблюдала.

Мария внимательно посмотрела на дочь и задумалась. А затем принялась варить кофе. Отмеривая нужное количество кофе, покачала головой.

– Одного не могу понять, почему ты мне не поверила, – бормотала она. – Мне нужно было уладить кое-какие личные дела. Я не хотела, чтобы ты беспокоилась.

– Не принимай меня за идиотку, мама. Я звонила тебе. Ты могла хотя бы подойти, ты должна была ответить!

Мама показала пальцем, что кофе готов.

– Успокойся. А как, по-твоему, себя чувствую я, когда ты исчезаешь в неизвестном направлении. Где связи даже нет.

Анжелика сжала зубы.

– Это моя работа.

– Неужели? Какая разница, работа или не работа. Теперь ты почувствовала себя с другой стороны баррикад.

Мария продолжала смотреть на дочь, но затем смягчилась и прикоснулась к ее руке.

– Не злись, это ни к чему. Ты и в детстве поступала так же – обнимала меня, когда я возвращалась домой, а потом верещала и рыдала, пока не выпрашивала обещание, что я больше никуда от тебя не денусь. Но я не могла остаться, не могла…

Анжелика резко вздернула головой и вперилась взглядом в Марию.

– Вранье. Сплошное вранье. Ничего другого я от тебя и не слышала.

Слова слетали с ее губ, и она не могла остановить их полет. Когда Анжелика увидела, как побледнела мама и каким напряженным стало ее лицо, захотела заглотить эти слова обратно. Но почему-то продолжила немигающим взглядом смотреть на маму, словно бросая вызов.

– Мне нужно было работать. Твой отец умер, а его родственники отобрали даже дом. У нас не было ничего. А ты была молодчина, очень рассудительная девочка. Ты умела сама позаботиться о себе.

Анжелика все это прекрасно знала, как знала наизусть все ответы Марии, что та говорила в свое оправдание. Только ничто не могло ослабить боль, что годами грызла ее изнутри и оставляла дыры в ее душе.

– Однажды я упала с обрыва. Когда очнулась, я была вся в крови, а солнце полностью сожгло мне лицо. Я звала тебя, звала и звала, пока не отекло горло. Если бы не Гомер…

Но она замолчала, продолжать не было необходимости.

Тяжелое молчание повисло в этой маленькой комнате, где царствовала Мария, в квартире, купленной Дженнаро для своей молодой жены. Впервые в жизни Анжелика напрямую обвиняла Марию в том, что та была отвратительной матерью.

– Я знаю. И мне очень жаль.

Анжелика заставила себя сидеть без движения, но пальцы были сжаты в кулаки. И тени не осталось от ее прежней ранимости и нежности. Она была холодна. Глаза – две льдинки.

– Мама, где ты была?

Мария, не отрываясь, смотрела на скатерть и кончиком пальца водила по ткани. Она снова побледнела.

– Знаешь, я собиралась тебе все рассказать. Я не знала, как лучше это сделать. Мне просто нужно было еще немножко времени, – произнесла Мария, приподняв голову. – Не знаю, как ты догадалась. Но я действительно была на Сардинии. Я ездила на похороны.

Анжелика прикрыла глаза.

– Ничего не понимаю. На какие похороны?

Секунды превращались в минуты, а время словно растягивалось в бесконечность. В конце концов у Анжелики лопнуло терпение:

– Ну? Мама, отвечай же! Кто умер?

Мария пристально разглядывала свои руки, затем подняла голову.

– Маргарита Сенес.

На мгновение Анжелике показалось, что ей послышалось. Она нахмурила лоб и внимательно посмотрела на мать, пытаясь в выражении ее лица уловить хоть малейший намек на то, что бы это значило.

– Ты имеешь в виду те церемонии, что проводят в памятные даты?

Мария отвела взгляд.

– Ничего не понимаю. Яя умерла… уже сколько лет назад?

Она пыталась прикинуть, сколько лет прошло со дня ее смерти. Десять, двенадцать? Анжелика была еще девочкой, это она точно помнила. Она посмотрела на мать и покачала головой, все никак не понимая смысла ее слов.

Мария продолжала сидеть, уткнувшись взглядом к какую-то точку на стене. Затем словно очнулась ото сна. Облизала пересохшие губы и посмотрела на дочь.

– Мне… мне пришлось так сказать тебе тогда. Для твоего блага, – добавила она. – Мы подумали, что так для тебя будет лучше.

– Кто? – все никак не могла понять Анжелика. – Кто? – повторила она.

– Мы с Маргаритой.

Анжелика вытаращила глаза и вскочила на ноги. Эта ужасная мысль стала оживать в ее голове.

– Ты мне лгала? – прошептала она.

– Маргарита умерла три дня назад. Я поехала на Сардинию, чтобы побыть с ней последние минуты жизни и проводить ее в мир иной.

Она протянула руку и взяла сумку. Поискала в ней что-то и достала письмо.

– Это тебе. Она просила передать его тебе. Маргарита написала завещание. Я уже все сделала, не хватает только твоей подписи, нужно сходить к нотариусу. Ты ее наследница. Она все завещала тебе.

Каштановый мед (Castanea sativa)

Слегка терпкий и с горчинкой.

Это мед постоянства, он придает смелости что-либо менять.

Насыщенный мед древесного происхождения.

Во вкусе есть нотки свежей древесины и ромашки.

Почти черного цвета. Долго не кристаллизуется.

Уютно расположившись на южном побережье Сардинии, среди лазурных каменных дубов и белых скал, обдуваемых мистралями и сирокко[4], раскинулась деревушка Святого Антиоха. Говорят, что первыми ее жителями были те самые нурагийцы[5], что построили гигантские каменные башни по всему острову. Город основали финикийцы – известные мореплаватели и путешественники. Очарованные дикой красотой этех земель, они решили поделиться с местными частью своих секретов. Мужчины предпочли узнать, как по небу и звездам понимать погоду на море и как выдувать стекло. Принцессы подарили собравшимся вокруг них девушкам с черными глазами и глубоким взглядом волшебство оттенков виссона и пурпурного цвета. С тех самых пор эти секреты передаются по женской линии, от матери к дочери. От женщины к женщине.

В той деревушке у самого залива Палмас родился отец Анжелики. И то самое море, которое вырастило его, одним сентябрьским вечером вдруг забрало его и оставило Марию Флоринас, безутешную молодую жену, одну с маленькой дочкой на руках.

От пронзительного крика чайки Анжелика вздрогнула. Принялась наблюдать за полетом птицы над бухтой, а затем снова стала рассматривать неровные очертания деревушки, вырисовывающейся вдоль линии горизонта. Чувства были такими яркими, но она не могла понять, что ее так тяготит. Одновременно и тревога, и любопытство, но сильнее всего был страх. Эмоции переполняли ее, терпение вот-вот грозилось лопнуть, и нервы были на исходе. Но вскоре все мысли рассеялись, и на их место пришло желание изучить это место вдоль и поперек.

Дорога была широкой, и с обеих ее сторон было видно море. На какой-то миг все очертания поблекли, и одна картинка заняла место другой. Все предстало таким, как она помнила, и одновременно иным. Дома были выше и окрашены были в более яркие цвета. В цвета моря – синий и лиловый.