С языком, однако, было сложно, и это сильно мешало понимать многие вещи. Сам язык был явно родственным русскому, но помогало это мало. Это было похоже на то, как слышится украинская или другая славянская речь – ухо временами выхватывает знакомые слова, но в целом все сливается в какое-то невнятное болботанье, в котором совершенно невозможно уловить какой-то смысл. Ещё в нем встречались дремучие архаизмы времён «Слова о полку Игореве» – «аки», «бяше», «велми», и тому подобные. Приходилось учить язык практически с нуля, хотя, конечно, с китайским или японским всё было бы гораздо сложнее. С разговором дело обстояло ещё хуже, мой язык категорически не желал меня слушаться, и вместо членораздельной речи получался типичный бессмысленный детский лепет. Забавно, что у девчонки с разговорной речью дело продвигалось поуспешнее. В общем, с маскировкой попаданца дело обстояло превосходно, выдать себя песнями Высоцкого у меня не получилось бы при всём желании.

С Леной мы практически постоянно были вместе, у нас даже коляска была двойная, как у близнецов. К тому же без меня она хуже засыпала и капризничала, так что мы очень часто спали рядом. Как-то месяцев в девять мы так же лежали рядом – она о чём-то болтала сама с собой, ну а я, как обычно, тренировался в управлении полем. Я уже уверенно создавал локальные концентрации поля, постепенно переходя к более сложным упражнениям по созданию форм. Вот и сейчас я немного закрутил поток, сделав шар, к которому сверху примыкали два сильно вытянутых эллипсоида. Неожиданно соседка засмеялась, ткнула в ту сторону пальцем, и счастливо выкрикнула: «Дая!», что, видимо, означало «заяц». От неожиданности я потерял концентрацию, и фигурка развеялась, вызвав протестующее хныканье. Лена насупилась, и шар снова начал неуверенно собираться. Тут я отошёл от удивления и начал помогать, и совместными усилиями заяц был восстановлен во всем своём великолепии трёх овалов. С этих пор совместное собирание разных фигурок стало нашей излюбленной игрой, причём девчонка если и уступала мне, то совсем немного. Интересно, а как с этим дело обстоит у других детей?

* * *

Когда нам было три года, умерла Ната. Что произошло, я не знал – детям, естественно, никто не рассказывал. Уже позже я выяснил, что причиной был совершенно глупый несчастный случай, из тех что происходят гораздо чаще, чем мы думаем. Лена, по-моему, толком не поняла, что произошло, и со временем привыкла звать Милу мамой. А вскоре мама, наконец, закончила свою учёбу, мы стали жить побогаче, и переехали в небольшой дом в хорошем районе.

В четыре года я довольно быстро научился читать, хотя что тут удивительного? Разбираться, куда я попал, и чем этот мир отличается от моего, не кинулся – во-первых, у мамы таких книжек и не было, а во-вторых, зачем? Ясно, что мир отличается довольно сильно – и что мне даст факт, что тут не было, допустим, Наполеона? Да ничего совершенно. Мамины книжки я всё же пересмотрел, правда, ничего интересного там не обнаружил. В основном это были непонятные мне медицинские справочники, жутковатые анатомические атласы, да несколько женских романов. Их я прочитал – разницы с нашими совершенно никакой, только декорации чуть другие. Он утонул в бездонной синеве её глаз… грудь её с волнением вздымалась… он впился ей в губы обжигающим поцелуем… В конце дело неизменно заканчивалось свадьбой страниц на пятьдесят. Ради того, чтобы это прочитать, совершенно не стоило напрягаться с попаданием в другой мир. Женщина – это константа Вселенной, что тут ещё скажешь.

Тогда же я начал задумываться, для чего я тут, чего я хочу добиться, и в чём вообще смысл моего существования? После краткого знакомства с бабушкой у меня появилась идея фикс, что я должен быть достаточно сильным, и быть способным защитить себя и своих близких. Однако несмотря на важность этой цели, на глобальную она никак не тянула. Для чего мне был дан второй шанс? Случайно ли так получилось, или же он был дан с какой-то целью? И если так, то что от меня ожидается? Типичную книжную чепуху насчёт спасения мира и поворота истории я не рассматривал вообще. Даже если у этого мира и есть какие-то проблемы, наш масштаб совершенно несопоставим. Это выглядело бы вроде муравья, который пытается остановить наступление ледникового периода, утепляя хвоинками ближайший одуванчик. Никаких разумных идей в голову не приходило, и в конце концов я решил вернуться к этому вопросу позже, когда немного подрасту и пойму своё место в этом мире.

– Стой спокойно, – я пытался завязать шнурок на Ленкином ботиночке, пока она порывалась уже куда-то бежать.

Тут она вспомнила куда мы собираемся и настроение сменилось.

– Не хочу в лечебницу, – заявила она, – там щиплется.

– Надо немного потерпеть, да и не сильно там щиплется. Ты же хочешь быть умной и красивой?

– Я и так красивая!

– Но не очень умная.

– Сам ты дурак! – надулась.

– Вот я потому и не капризничаю, что хочу стать умным. А ты такой и останешься.

Ленка замолчала и задумалась. С пяти лет мама начала проводить над нами разные процедуры. Сначала это были микстуры для укрепления костей, суставов, связок, сейчас к ним добавилось лежание в специальной камере, которое должно было увеличить скорость прохождения сигналов по нервной системе – во всяком случае, именно так я понял из предельно упрощённого объяснения. Полный курс из нескольких десятков разных процедур был рассчитан на двенадцать лет – если на взрослый организм повлиять было практически невозможно, то организм ребёнка вполне можно было улучшить осторожным воздействием по мере роста. Процедуры стоили безумно дорого, требовали постоянного надзора целителя, и были очень мало кому доступны. Но у нашей мамы, младшего целителя княжеской лечебницы Живы Одаряющей, такая возможность имелась.

Наконец мы покинули дом, и миновав небольшой палисадник, вышли на улицу.

Дом у нас очень скромный – по меркам аристократии, конечно – два этажа и сад при доме соток в тридцать, с небольшим бассейном. К дому примыкает небольшой тренировочный зал, рядом гараж и флигель, где живёт семья слуг – тётка Арина, которая готовит и убирает в доме, и её муж, дядька Ждан, который ухаживает за садом и выполняет работу шофёра, ну и вообще на все руки. Мамина машина – большой седан, похожий на довоенный Хорьх. Ездит она на ней редко, и сама не водит никогда. Автомобили здесь, кстати, называются самобегами, хорошо хоть не самобеглыми телегами. Впрочем, в бытовом обиходе, как и у нас, чаще используется слово «машина».

На первом этаже дома – гостиная, столовая, кухня, и ещё одна комната неопределённого назначения, в которой мама любит сидеть вечерами с каким-нибудь журналом. На втором этаже мамина спальня, кабинет, и наши с Ленкой комнаты. Её комната, правда, практически не используется – Ленка категорически отказывается там жить и постоянно перетаскивает свои куклы и книжки ко мне. Я уже так привык, что она всегда рядом что-то напевает своим куклам, что без неё ощущаю какой-то дискомфорт. Спит она тоже со мной, обнимая меня, как плюшевого мишку. Я пробовал тихонько уходить в другую комнату после того, как она заснёт, но от этого было только хуже – она вскоре просыпалась, осознавала, что меня рядом нет, и в слезах шла меня искать. Постепенно я смирился с ролью мягкой игрушки. Будь я и в самом деле ребёнком, терпеть бы это, наверное, не стал, но у меня-взрослого это белобрысое чудо вызывает приступы острого умиления, так что в конце концов я сдался.

Район наш называется Кропотов Луг – тихий, маленький, из небольших особняков с участками. Живут у нас люди хорошего достатка, в основном дворяне. С соседями мы отношения поддерживаем хорошие, но вообще живём довольно уединённо. Мама слишком занята в лечебнице, и ещё пишет диссертацию. Сказать по правде, у неё и на нас-то времени не хватает. Одно время она собиралась взять няню, но меня идея быть под постоянным надзором постороннего человека в восторг не привела. У мамы я давно пользовался репутацией серьёзного и ответственного ребёнка, на которого можно положиться, так что хоть и с большим трудом, но удалось её убедить, что мы прекрасно обойдёмся без няни. Мы с Ленкой тоже ни с кем особенно не общались – взрослые меня, естественно, не воспринимали, а играть со сверстниками в детские игры… взрослым я себя не назову, детский организм все-таки здорово влияет, но не настолько же я ребёнок. Ну а Ленка ходит за мной хвостиком, и такое ощущение, что кроме меня ей вообще никто не нужен.