Тамара вышла в коридор и направилась на половину Матрены Никаноровны. Дверь в комнату Менделя была полуоткрыта. Тамара скользнула взглядом по кровати, где спал солдат и, пораженная, остановилась: на кровати рядом с рыжим Менделем лежала Мария.

Тамара быстро вернулась в свою комнату и, обхватив голову руками, села на кровать. Было ясно: Мария совершила что-то страшное и непоправимое. Как же поступить ей, Тамаре? Надо срочно принимать какое-то решение!

В окно тихо постучали. Тамара испуганно вскинула голову. Прижавшись лицом к стеклу, у дома стоял Николай.

Тамара быстро открыла окно.

— Вам надо срочно уходить, — зашептал Николай. — Вы раскрыты. Ваша радистка…

— Хальт! — зазвенел из кустов в углу двора резкий окрик.

Николай метнулся к забору, вскочил на него, автоматная очередь разорвала ночную тишину…

Лишь на одно мгновение Тамара оцепенела от ужаса, но потом мысль, как игла, кольнула мозг: «Бежать». Она резко отвернулась от окна и замерла: в дверях с пистолетом в руке стоял Мендель.

С треском вылетели стекла: в окно лезли солдаты в стальных касках, с автоматами в руках. Кто-то больно ударил Тамару сзади по голове. Теряя сознание и падая, Тамара увидела Марию: она стояла в коридоре, прикрываясь солдатской курткой Менделя.

Тамара очнулась, почувствовав, что ей льют на лицо что-то холодное. Открыв глаза, она различила над собой подернутую туманной пеленой ниточку чьих-то усов. Где она уже видела эти усы раньше?

Пелена рассеялась, и Тамара увидела, что она лежит на диване в незнакомой комнате, обставленной громоздкой мебелью. Рядом с ней на стуле сидел человек в штатском — тот самый немецкий комендант, к которому они вместе с Марией приходили сдавать на прописку документы.

— Вы уже пришли в себя, — улыбнулся комендант. — Приношу свои извинения за неприятные ощущения, которые доставили вам наши солдаты. Вы совсем не заслужили такого удара. Просто у кого-то из мальчиков не выдержали нервы.

Он встал, прошелся по комнате.

— Давайте познакомимся ближе, моя фамилия Шверер. У меня с вами будет очень серьезный разговор. Начинать его сейчас мне бы не хотелось — вы еще недостаточно пришли в себя. Отдохните, соберитесь с силами, если есть желание — поспите. Захотите есть, пить — на этом столике шоколад, фрукты, лимонад.

Хлопнула дверь. Тамара огляделась: окна комнаты были завешены тяжелыми красными портьерами, посредине стоял круглый стол, покрытый бархатной скатертью с кистями, а вокруг него — мягкие кресла с гнутыми спинками. В углу, на черном блестящем пианино, стояла лампа на фигурной бронзовой подставке с большим круглым розовым абажуром. В обстановке чувствовалась роскошь, богатство. Как это все могло попасть в Алексеевку?

Тамара лежала на диване, под головой у нее были две изящно вышитые подушки, ноги укрывал тонкий шерстяной плед. Она отбросила его и попыталась встать, но острая боль в затылке и в ноге заставила снова опуститься на диван.

Она будто заново ощутила страшный удар прикладом, и ей сразу вспомнилась Мария — ее бледное лицо, куртка немецкого солдата на плечах.

«Что же случилось с Марией, почему она оказалась в комнате Менделя? — думала Тамара. — Обыкновенная бабья слабость или Мендель угрозами заставил ее сделать это? А может быть, она изменила Родине, присяге? Но как это могло произойти?»

А произошло это так…

Уже пять дней жили Тамара и Мария в доме Яковлевых. Днем они сидели в избе, вышивали, помогали Марии Осиповне по хозяйству, пели под гитару, на которой умела играть Тамара. А ночью… Только одной Вере было известно, чем занимались они ночью.

Каждый вечер, потуже перебинтовав больную ногу, Тамара вместе с Марией и Верой огородами уходили в лес, а оттуда — к большаку. Мария охраняла подступы к тому месту, откуда Тамара наблюдала за дорогой, а Вера, у которой была хорошая память, помогала запоминать количество и род войск, проходивших по дороге. У них накопилось уже много ценных данных, но разворачивать рацию еще раз Тамара не решалась: слишком велик был риск.

Вечером шестого дня, когда они стали готовиться к очередному выходу, наружная дверь скрипнула и в комнату вошел седенький, благообразный старичок. Перекрестившись на затянутый паутиной угол, он искоса взглянул на Тамару и Марию и ехидно спросил:

— На прогулку собрались, девки, а? Не хватит ли? А ты что, Марья, смотришь! Аль не заметила — кого приютила? Вся деревня про них языки чешет, а вы все не замечаете.

— Кто это такой? — шепотом спросила Тамара у Веры.

— Староста наш, фашистский прихвостень, из кулаков бывших, — тоже шепотом ответила Вера. — Вместе с немцами появился.

Староста, услышав голоса, повернулся к ним.

— Вы, девки, бросьте шептаться. Я вам сурьезно говорю: убирайтесь добром отсюдова. Не то съезжу в Мантурово, коменданту об вас доложу. — И, хлопнув дверью, он вышел на улицу.

Тамара опустилась на лавку, потерла виски.

— Да, оставаться здесь нам больше нельзя. Сам он в Мантурово не поедет, а вот послать кого-нибудь может.

В комнате наступило молчание. Потом заговорила Тамара:

— Надо уходить, немедленно, сегодня ночью!

— Куда же уходить? — тихо спросила Мария. — Кругом фашисты…

— А ты что, к родной маменьке на блины приехала? — резко оборвала ее Тамара. — Знала, на что идешь!

Мария, уронив голову на руки, заплакала. Плечи ее вздрагивали, в груди что-то булькало и клокотало.

— Перестань реветь, слышишь! — крикнула Тамара и хлестко, по-мужски, стукнула по столу кулаком. Потом вскочила с лавки и, сильно хромая, заходила по избе.

Мария подняла на нее испуганные, заплаканные глаза. Из-под длинных ресниц сбегали по щекам слезы.

— Утрись! — бросила Тамара на стол платок. Мария взяла его, всхлипывая, вытерла слезы, поправила волосы.

Тамара постояла несколько минут у темного окна, не оборачиваясь, спросила Веру:

— В Черных Двориках у вас родственники есть?

— Не-ту, — нерешительно ответила Вера.

— А знакомые? — голос Тамары звучал сурово, требовательно.

— Найдутся!

Тамара подошла к Вере, положила ей руки на плечи.

— Слушай, Верочка, меня внимательно. В твоих руках сейчас судьба нашего дела. Нам нужно сегодня ночью уйти из Кировки и укрыться где-нибудь. Ты можешь пойти сейчас в Черные Дворики и найти такого человека?

Мария Осиповна слышала разговор, и чувство гордости за дочь заглушило страх. Вере эта решительная, смелая белокурая девушка доверяет свою жизнь и жизнь своей подруги. И не только жизнь, а важное поручение Родины, народа…

Вера оглянулась на мать, как бы спрашивая разрешения.

Мария Осиповна молча кивнула головой и отвернулась.

…Вера пришла домой под самое утро.

— Третья хата от оврага, дважды по пяти раз постучите, — сообщила она разведчицам.

Вместе с Верой и Таней Яковлевыми Тамара и Мария выкопали в саду рацию. Мария Осиповна принесла из погреба два старых холщовых мешка.

— Сюда положите радио свое, незаметнее будет.

Холодный утренний туман низко стелился между яблонями. Тяжелые белые плоды наклоняли ветки к земле. Пахло спелой антоновкой.

Тамара и Мария, прощаясь, крепко расцеловались с Марией Осиповной, с Танюшкой, с двойняшками — Соней и Мотей.

— Спасибо вам, Мария Осиповна, за все, — сказала Тамара. — За помощь, за ночлег, за хлеб-соль, за доброе русское сердце спасибо.

Мария Осиповна вытирала слезы.

Мария и Тамара разделили снаряжение поровну. Вера выломала орешник покрепче, обстругала, обрезала его, и Тамара, вскинув мешок на плечо, шла теперь, тяжело опираясь на палку.

Спустившись в лощину, по дну которой, журча, бежал маленький ручеек, Тамара еще раз оглянулась. Яковлевы — мал-мала меньше — стояли на краю своего огорода и махали им руками.

Вера проводила разведчиц до следующего косогора. Долго стояла она на бугре, глядя вслед двум маленьким девичьим фигуркам, медленно уходившим за поворот дороги…