— Арестовали меня осенью, приблизительно месяца через полтора после того, как Тамара с Марией у нас жили. Мария и меня немцам выдала. Привезли в Алексеевку, через Старый Оскол ехали, и сразу в подвал, в контрразведку. Тут я Тамару в последний раз видела. Истерзали они ее, проклятые, так, что узнать трудно было. Потом посадили меня в тюрьму. Первое время на допросы каждый день водили. Несколько раз так избили, что потом в камере наши женщины, что со мной сидели, еле меня выходили. Фашисты все допытывались, где Тамара шифр спрятала. А я прикинулась дурочкой: «Что вы, говорю, ни о какой Тамаре, ни о каком шифре я не знаю. Напрасно вы меня взяли, ошибка у вас вышла».

Потом новенькую к нам в камеру посадили. Катериной ее звали. Веселая была, красивая, вроде Тамары. Песни пела украинские, немцев нисколько не боялась. Прямо в глаза им говорила: «Все равно наши придут и всех вас, сволочей, в Днепре утопят». Немцам она, видно, крепко насолила. Поймали они Катерину, когда она мину под железную дорогу подкладывала. Увели ее, а потом, дня через три, меня снова на допрос вызывают. Смотрю, ведут не как всегда, по коридору, а по двору. К чему бы это, думаю? И вдруг вижу, висит наша Катерина посреди двора на перекладине, почернела уже вся, а на груди у нее дощечка, и написано на ней: «Так будет со всеми, кто молчит на допросах». Ну, думаю, пришел мой конец.

Но тут вскоре на счастье наши подошли. Домой я уже зимой вернулась. Мама мне рассказала, что ее наши военные в Ливинки возили, о Тамаре спрашивали. «Эх, — думаю, — не успела я немного. Так, видно, те военные ничего о Тамаре и не узнали».

…Вот и урочище Лобовое. Мы останавливаемся на неширокой поляне. Тихо и пустынно вокруг, только шумят на ветру сосны и березы, словно хотят поведать о событиях, свидетелями которых были они много лет назад. Мы долго бродим по урочищу. Вера и Таня показывают нам места, где приземлилась Тамара, где были закопаны оружие и снаряжение.

— Вот здесь, у ручья, — останавливается Вера, — мы однажды отдыхали с Тамарой, когда возвращались ночью с большака. Были у нас с собой берестяные кузовки — мы делали вид, будто в лесу грибы и ягоды собираем. Помню, тогда Тамара много смеялась, шутила, рассказывала мне разные веселые истории. Говорила, что после войны обязательно приедет к нам в гости и мы все вместе пойдем в Лобовое — уже по-настоящему собирать грибы и ягоды…

Прошло несколько дней. Как-то мы сидели с Верой в саду, за домом. Уже были перебраны в памяти все детали и подробности того далекого времени, когда судьба свела Тамару Дерунец в деревне Кировке с семьей Яковлевых.

— Да, чуть совсем не забыла, — неожиданно прервала разговор Вера, — хочу показать вам еще одно место, связанное с Тамарой.

Мы идем в самый дальний угол сада. Здесь, в окружений лохматых кустов бузины и рябины, растет стройная, невысокая, но очень пушистая и какая-то очень уж вызывающе зеленая и веселая елочка.

— На это место Тамара любила приходить по вечерам, — рассказывает Вера. — Ляжет на спину, руки под голову положит… Лицо у нее такое мечтательное… А мы с Танькой рядом сидим, за кусты поглядываем, караулим ее от лихого глаза. Я у нее как-то спросила: «О чем ты, Тамара, мечтаешь?» А она, как сейчас помню, отвечает тихо, медленно: «Мечтаю я, говорит, Верочка, о таком времени, когда не нужно будет прыгать с парашютом, стрелять, взрывать эшелоны, прятать рацию, когда можно будет по вечерам вот так лежать и смотреть, как на небе зажигаются звезды».

Вера вздохнула и продолжала:

— Потом мы на этом месте елку посадили. В Лобовом урочище вырыли и принесли сюда. Дочка моя за ней ухаживает — поливает, землю рыхлит, шишки собирает. Я ее сейчас приведу, познакомитесь.

Вера уходит, и минут через пять возвращается с маленькой белокурой девчушкой в пестром ситцевом платочке. Девочка застенчиво смотрит на нас большими голубыми глазенками, а потом, смутившись, прижимается к матери.

— Ты что же, глупенькая, испугалась, — смеется Вера и, обращаясь к нам, добавляет: — Тоже Тамара. В честь большой Тамары назвала я ее так…

Поезд идет в Тамбов. Мы едем к матери Тамары — Александре Семеновне Дерунец — и очень волнуемся: в Москве нас предупредили, что Александра Семеновна еще ничего не знает о судьбе дочери.

Улица Максима Горького. Одноэтажный деревянный домик за невысоким забором, старый яблоневый сад. Нас встречает седенькая старушка с добрыми лучистыми глазами. Мы смотрим на нее, и сразу оживает в памяти фотография Тамары. Да, сомнений быть не может, это Александра Семеновна Дерунец — мать Тамары.

Тяжело лишать человека веры, тем более мать — веры в то, что ее дочь, ушедшая шестнадцать лет назад на войну, все-таки вернется. Но что поделаешь — когда-то нужно сказать ей правду. Стараясь не говорить всего страшного, что удалось узнать нам, мы рассказываем о последних днях Тамары. Радостный огонек в глазах Александры Семеновны, появившийся при первом упоминании имени дочери, гаснет, опускаются плечи, дрожат губы. Александра Семеновна долго плачет. Мы растерянно молчим. Да и можно ли чем-нибудь помочь безутешному материнскому горю?

Мы выходим в сад, долго бродим между старыми яблонями и тревожно поглядываем на окна, за которыми притаилось привезенное нами горе.

Потом Александра Семеновна угощает нас чаем. Маленькая, сгорбившаяся, с заплаканными глазами, она сидит у самовара с мокрым от слез платком в руках и тихо повторяет одну и ту же фразу:

— Я все время надеялась, все время…

Она рассказывает о своей семье: муж ее, Яков Клементьевич, отец Тамары, тоже погиб на фронте. Александра Семеновна показывает, где спала Тамара, где готовила уроки, где стояли ее книги.

Мы долго рассматриваем альбом семейных фотографий. Детские и юношеские годы Тамары, известные по документам и воспоминаниям, как бы снова оживают перед нами.

В одной из комнат на стене висит гитара с большим красным бантом.

— Это ее гитара, — говорит Александра Семеновна. — Она ведь у меня певунья была. Бывало, по вечерам соберемся мы все вместе, Тамара возьмет гитару и весь вечер поет, играет, смеется, а мы ей все подтягиваем, кто как может…

…Поезд уходит из Тамбова. Медленно уплывает назад здание вокзала, вымытый недавним дождем перрон. Маленькая седоволосая женщина медленно идет рядом с нашим вагоном и задумчиво, грустно машет рукой, словно прощается с чем-то очень дорогим и близким, с тем, чего ждала она столько лет, но так и не дождалась.

Мы стоим у окна. Мимо проносятся дома, переулки и улицы Тамбова — старинного русского города. И, глядя на исчезающие вдали огни мирного города, мы невольно подумали об одном и том же. Проходят годы, забываются войны, затягиваются раны. Но неизменно благодарной остается память народа, в которой вечно живут имена героев — лучших сынов и дочерей Родины.

1957–1958 гг.

Китаин Валентин Семенович родился в 1912 году, по профессии журналист, работает заместителем ответственного секретаря редакции газеты «Известия», автор книги «Квадрат Б-52».

Осипов Валерий Дмитриевич родился в 1930 году, в 1954 году окончил факультет журналистики МГУ, работает разъездным корреспондентом журнала «Юность», автор повестей о геологах «Тайна сибирской платформы», «Неотправленное письмо».