– Меня зовут Каратакис, мне поручено передать вам вот это… – из полумрака возник боец и положил на стол рядом со мной плоский лист.

– Что это? – спросил, не обращая внимания на исчезнувшего бойца. Что наша встреча проходит под присмотром охраны я уже понял, но зачем такие сложности?

– Это я хотел у вас спросить, – ответил Каратакис.

Недоумевая взял в руки лист, повертел в руках, но ничего не увидел. На ощупь на бумагу не похоже, скорее всего какой-то плотный полимер зеленовато-синего цвета размером с обычный лист бумаги, чуть больше формата А4. Посмотрел с обратной стороны, ещё раз повертел в руках, ничего. Только небольшое обрамление в нижнем углу. Как-то случайно, или по неосторожности провёл по этому знаку указательным пальцем. Лист завибрировал, и на нём проявилось изображение.

«Во, как, это такой планшет, как понимаю. Очень тонкий», – обрадовался своей сообразительности. На экране появилось трёхмерное изображение. «До чего техника дошла», – ухмыльнулся, помня, что в бытность мою о таких технических устройствах и не мечтали, по крайне мере я уж точно. Носимые планшеты не могли воспроизвести трёхмерное изображение, наверно, не хватало мощности. Приборы, воспроизводящие трёхмерное, были настолько громоздкими, что использовались только как стационарные на кораблях, в штабах или в специально оборудованных помещениях.

Видеоряд сменял друг друга, но что плохо – звук отсутствовал. Я увидел и капитана Ускуса, и церемонию своего награждения, и некоторые моменты из бытности командиром подразделения. У меня прям слёзы навернулись на глазах от нагрянувших воспоминаний. Изображение дрогнуло. Экран планшета потемнел, но через несколько секунд видеоряд возобновился. Камера, пролетая над поверхностью планеты, медленно опускалась. По специфическим признакам ландшафта, цветовой гамме, понял, что съёмка сделана на центральной планете Кенгирской Федерации. Снижающийся полёт замедлился, камера зависла над большой группой кенгиров, которые стоят полукругом напротив уходящей ввысь стелы. Картинка с общего плана сменилась на ближний, выхватывая по отдельности лица, от мала до велика, на которых я распознал скорбь, отчаяние, горечь утраты. Камера вновь взмыла вверх до шпиля стелы и медленно, словно давая возможность зрителю рассмотреть каждую крупинку массивного каменного памятника, начала спуск вниз. Я смотрел заворожённый, было такое ощущение, что нахожусь среди тех, кто стоит перед памятником и молча скорбит об утрате. Камера спустилась к подножию. Видеоряд застыл, давая возможность прочесть надпись на массивной плите: «Здесь покоится уроженец далёкой планеты, ставший истинным сыном Кенгирского народа. Кавалер Ордена Основателя, герой Альянса – капитан Павел Кенгирский. Вечная память».

Я выронил из рук планшет и откинулся на спинку кресла.

– Что скажете, – нарушил тишину Каратакис.

– Кто там похоронен? – только и смог выдавить из себя вопрос.

– Павел Кенгирский – герой Альянса и Кенгирской Федерации, – сухо ответил кенгир.

– Не-ет! – выкрикнул я, вставая из-за стола. Рядом тут же появились двое бойцов охраны, преградившие путь к собеседнику. – Павел Кенгирский это я! Когда атаковали корабль, я не погиб, а спустился в спасательной капсуле…

– Я читал ваши показания, успокойтесь. Сядьте на место! – выкрикнул Каратакис. Под присмотром охранников, я вернулся в кресло. – Давайте поужинаем, а потом поговорим.

После этих слов на столе начали появляться блюда. Я смотрел на обрастающий яствами стол, но аппетит пропал. Сидя в тишине, нарушаемой только звяканьем столовых приборов, я отрешённо жевал подаваемые блюда.

«Меня похоронили, что не удивительно. Корабль, на котором я летел в столицу, подбили и посчитали, что все члены экипажа и пассажиры погибли – это логично. Но, почему не проведут тесты, не сравнят биометрические данные, почему это всё не делают?!» – во мне бушевал шторм негодования. Я не понимал, что изменилось за эти несколько десятков лет моего отсутствия.

– Господин Каратакис, – обратился к кенгиру, – сколько лет прошло с… моих похорон?

– С гибели и погребения великого сына Кенгирского народа Павла Кенгирского прошло шестьдесят два стандартных общепринятых года, – без эмоций ответил Каратакис.

«Шестьдесят два! Это как получилось, что так много времени прошло. Я считал, тридцать, ну, максимум полсотни, а тут почти в два раза больше!». От полученного ответа я чуть не поперхнулся, но откашлялся.

– Вы удивлены? – ехидно спросил Каратакис. Поставленный вопрос для меня непонятен, по моей реакции, визави, думаю, сам определил, что известие оказалось шокирующим, и я не стал отвечать на его издёвку, уткнувшись в тарелку с незнакомым, но очень вкусным блюдом. – Не такой реакции я ожидал, – продолжил собеседник и сделал знак рукой. Ко мне подошёл один из охранников.

«И закончить ужин не дадут», – недовольно поморщился я, кладя на стол приборы и отставляя тарелку. Охранник положил передо мной лист свёрнутый пополам похожий на бумагу и вернулся на своё место.

– Посмотрите, что можете сказать по этому поводу, – произнёс собеседник, кивком указывая на лежащий лист.

«Нет, на ощупь вроде бумага», – взял в руки и развернул. На нём, мелким почерком от руки на кенгирском языке оказалось сообщение: «Дорогой друг. Если это именно ты, ответь, что заставил меня изучать капитан Ускус во время нашей первой встречи».

«Что за ерунда. Письмо без подписи. Ускус, Ускус… Это было, когда меня забрали с Земли. Так, значит, там был ещё стажёр – Куртис. Он меня ещё пару раз вырубил, но он остолоп, как говорил капитан. Что заставил изучать, что… какой-то справочник или научный труд, но чей… не помню».

– Это написал, как понимаю, стажёр Куртис, он остолоп, – выпалил я на одном дыхании, а потом выждал паузу и продолжил, – но что заставил изучать его начальник – капитан Ускус, которого, кстати, показывали в начале… фильма, я не помню, вероятно, какой-то справочник или научный труд кого-то из великих учёных кенгирской расы.

Повисшая тишина заставила меня усомниться в правильности моих слов. Мой визави смотрел на меня с открытым от удивления ртом, а потом, разразился громким, ухающим смехом, что мне стало не по себе.

– Рассмешили, – отдышавшись, ответил Каратакис, – если честно, я не знаю ответа на этот вопрос, но, думаю, академик Куртис оценит вашу шутку.

«Академик. Ничего себе! Как всё поменялось. Почему тогда Куртис не прибыл лично, или он такой занятой человек», – шёл я весь в раздумьях, возвращаясь в свою камеру. Когда остался один, запертый в четырёх стенах, не мог долго уснуть, думал, что происходит, почему мне не верят, почему не идентифицируют, почему… и много этих почему, возникало с каждой секундой в моей голове.

– Полковник! – услышал сквозь дремоту, – полковник, проснитесь. Кто-то осторожно тряс меня за плечо.

«Это к кому обращаются. Моё звание – капитан, как сейчас помню», – открыл глаза. Надо мной склонился офицер в парадной форме, я сделал такой вывод, потому что его одеяние резко отличалось от видимой неоднократно формы всех офицеров, с которыми мне приходилось встречаться.

– Господин полковник, – вытянулся по струнке офицер, знаки различия я так и не смог разобрать, видимо, за прошедшие более полсотни лет обозначение воинских званий, форма, сильно изменилась, поменяла свой внешний вид. Хорошо, что остались привычные наименования. – Мне приказано сопроводить вас к генералу Дрогансару.

– В таком виде? – указал я на свой внешний вид. Да, мне почти сразу дали переодеться из своих, так скажем лохмотьев, но на мне обычный комбинезон техника без знаков различия. – И почему полковник, вы не ошиблись камерой?

– Никак нет, господин Павел Кенгирский, – выпалил офицер.

«По крайней мере, знает фамилию, может, тогда и не ошибся камерой», – подумал, поднимаясь с лежанки и не обращая внимания на стоявшего по стойке смирно офицера, прошёл, умылся, привёл себя в порядок. Пока выполнял свой утренний моцион, в камеру принесли чемоданчик.