Я поняла, в чем дело, хотя прежде такого со мной не случалось. Есть хотелось ужасно, однако в желудке шла такая катавасия, что я не проглотила бы и кусочка даже под «люгером», приставленным к моей голове. Утренняя тошнота. Впервые Маленькая Неурядица дала о себе знать.

Паршивое самочувствие не ограничилось выкрутасами желудка. Возникла одышка, взмокли ладони. Маленькой Неурядице было три месяца, но до сих пор она казалась фантомом: я ее не чувствовала, не представляла, не видела никаких ее признаков. Она просто въехала в мою жизнь, точно поезд. После того как к проблеме подключились родители, все это стало неприятным уравнением, которое необходимо решить. Одна Маленькая Неурядица плюс одна поездка в Швейцарию равно круглому нолю. Легко и просто.

Но вот теперь Неурядица уже вовсе не казалась маленькой.

– Что со мной будет? – тихо проговорила я. Вопрос этот возник впервые за долгое время. Не что будет с Розой, с родителями, с возвращением в колледж, но что будет со мной?

Не знаю, сколько я так простояла, прежде чем скрипучий голос вывел меня из оцепенения:

– Гляжу, американская захватчица все еще здесь?

Я обернулась. В дверном проеме стояла Эва: вчерашнее ситцевое платье, неприбранные седые волосы, налитые кровью глаза. Я изготовилась к неприятностям, но она, похоже, и впрямь забыла о своих угрозах. Эва терла себе виски, и я, похоже, ее ничуть не интересовала.

– В голове во весь опор скачут четыре всадника Апокалипсиса, – поделилась она, – а во рту погано, как в общественном нужнике. Скажи, что чертов шотландец уже сварганил з-завтрак.

Превозмогая дурноту, я показала на столешницу:

– Вот оно английское чудо.

– Слава богу! – Эва достала из ящика вилку и начала есть прямо со сковородки. – Ты, значит, познакомилась с Финном. Хорош, а? Будь я помоложе и не страшна как смертный грех, я б взгромоздилась на эту вершину.

Я отпрянула от плиты.

– Зря я сюда пришла. Извините, что так ворвалась к вам. Пойду я…

Куда? Приползти обратно к матери, стерпеть ее бешенство и затем отправиться на Процедуру? А что еще ей оставалось делать? Меня вновь окутывало глухим безразличием. Хотелось уткнуться в Розино плечо и закрыть глаза или обнять унитаз и вывернуться наизнанку. Как же мне плохо.

Мякишем подтерев желток, Эва хрипло приказала:

– Ну-ка с-сядь, америкашка.

Пусть заика, но во властности ей не откажешь. Я села.

Эва отерла руки о посудное полотенце и выудила из кармана сигарету. Прикурив, неспешно сделала глубокую затяжку.

– Первая за день всегда самая сладкая. – Она выдохнула дым. – Почти снимает сволочное похмелье. Как, говоришь, з-з-звали твою кузину?

– Роза. – Сердце мое засбоило. – Роза Фурнье. Она…

– Ты мне вот что скажи, – перебила Эва. – У таких, как ты, родители непременно богатенькие. Почему же они не расшибутся, чтобы отыскать вашу заблудшую овечку?

– Они пытались. Делали запросы. – Я была зла на родителей, но отдавала должное их стараниям. – За два года никаких результатов, и отец сказал, что Роза, видимо, погибла.

– Похоже, он умный мужик.

Умный. Отец, юрист по международному праву, располагал каналами и обходными путями для наведения справок за рубежом. Он сделал все что мог, но когда никто не получил от Розы ни единой весточки (даже я, кого она любила больше всех в нашей семье), отец пришел к логичному выводу: кузина моя мертва. Я старалась свыкнуться с этой мыслью. По крайней мере, до того, что случилось шесть месяцев назад.

– В сражении под Таравой мой старший брат лишился ноги. Отняли по колено. А полгода назад он застрелился. – Голос мой дрогнул.

В детстве мы с Джеймсом были не особо близки – он видел во мне просто мелюзгу, которую можно задирать. Когда брат вырос и стадия дерганья за косички миновала, он дразнился уже мягче – грозил навалять всякому парню, который пригласит меня на свидание. А я потешалась над его кошмарной стрижкой, когда он записался в морфлот. Он был мой брат, я любила его, а родители вообще в нем души не чаяли. И вот после его смерти Роза начала переселяться из моей памяти в мои видения. В каждой встречной девочке я видела маленькую Розу, каждая блондинка на университетской лужайке превращалась в мою повзрослевшую кузину, высокую, с аппетитными формами… По десять раз на дню сердце мое замирало и обрывалось от безжалостных шуток памяти.

– Я знаю, это, наверное, безнадежно. – Я посмотрела Эве в глаза, заклиная понять меня. – Скорее всего, моя кузина… Шансов почти нет. Уж я-то могу их высчитать до десятой доли процента. Но я должна попытаться. До конца пройти по ее следам, пусть даже чуть приметным. Если существует хоть ничтожная вероятность, что она еще… – Я поперхнулась и не смогла закончить фразу. Война отняла у меня брата. Если есть хоть малейший шанс вернуть Розу из небытия, я должна им воспользоваться. – Помогите мне, – сказала я. – Пожалуйста. Кроме меня, никто не будет ее искать.

Эва медленно выдохнула дым.

– Значит, она работала в ресторане «Лета»… где, говоришь?

– В Лиможе.

– Хм. А хозяина звали…

– Мсье Рене какой-то. По телефону выяснить его фамилию не удалось.

Эва прикусила губу и уставилась перед собой, изуродованные пальцы ее сжимались и разжимались. Наконец она повернулась ко мне, взгляд ее был непроницаем, как матовое стекло.

– Наверное, я все-таки сумею тебе помочь.

Похоже, телефонный разговор не задался. Я слышала только реплики Эвы, которые она орала в трубку, взад-вперед вышагивая по пустой прихожей и размахивая тлеющей сигаретой, словно разъяренная кошка хвостом, но и этого было достаточно, чтоб ухватить суть.

– Плевать мне, сколько стоит звонок во Францию, корова ты тупая, давай соединяй!

– С кем вы пытаетесь связаться? – в третий раз спросила я, но Эва опять меня игнорировала и продолжила истязать телефонистку:

– Хватит мэмкать, а то еще подавишься этим словом, просто соедини меня с майором…

Я выскользнула из дома, но и с улицы слышала ее голос за дверью. Вчерашняя мрачная сырость исчезла, Лондон приоделся в голубые небеса с бегущими облаками и ярким солнцем. Из-под козырька руки я поискала взглядом то, что накануне мельком видела из окна такси. Ага, вот она – ярко-красная телефонная будка, типично английская и чуть-чуть нелепая. Я направилась к ней, чувствуя, что опять сводит живот. Когда Эва начала дозваниваться до таинственного майора, я впихнула в себя сухой тост, унявший гадкие позывы Маленькой Неурядицы, и сейчас меня подташнивало по иной причине. Мне тоже предстояло сделать телефонный звонок, который вряд ли окажется проще Эвиного.

Прения с телефонисткой, потом долгие объяснения портье саутгемптонского отеля «Дельфин», кто я такая. И вот:

– Шарлотта? Алло? Алло?

Я отвела трубку от уха и посмотрела на нее, наливаясь злостью. Мать всегда отвечала «алло», если кто-нибудь слышал ее разговор по телефону. Подумать только, беременная дочь сбежала, а ее волнует, какое впечатление она произведет на портье.

В трубке кудахтало, и я опять приложила ее к уху.

– Здравствуй, мама, – перебила я. – Меня не похитили и не убили. Я в Лондоне, со мной все хорошо.

– Ты сошла с ума, ma petite? Взяла и исчезла, перепугав меня до смерти! – Тихое шмыганье и шепотом «мерси» – видимо, портье подал ей платок, чтоб промокнула глаза. Однако я сильно сомневалась, что у матери потекла тушь. Злобствовать, конечно, нехорошо, но я не сдержалась. – Скажи, где ты находишься. Сию секунду.

– Нет. – Во мне что-то шелохнулось, помимо тошноты. – Прости, но я не скажу.

– Не глупи, Шарлотта. Ты должна вернуться.

– Я вернусь. Когда раз и навсегда выясню, что произошло с Розой.

– С Розой? Господи боже мой…

– Я очень скоро позвоню, обещаю, – сказала я и повесила трубку.

Потом вернулась в дом. На кухне Финн Килгор самозабвенно драил сковородку.

– Не подадите полотенце, мисс? – попросил он.