− Это великая тайна. И не все тайны полезно знать. Видели вы хоть раз бога? Нет. Но как-то обходитесь. Вера великая вещь. Так что порекомендую поверить моим словам. Без всяких доказательств, чьими бы вы их не считали. И кто бы вам не привиделся за моей спиной.

− В чем-то ты, безусловно, прав.

− Приятно сознавать, мои заслуги перед вами растут.

− Давай посмотрим, хватит ли твоих заслуг что-нибудь с меня получить.

− Почему Габор?

− Ты серьезно? — удивился Холгер вопросу. Он ожидал чего угодно, но не интереса к опальному альбиносу.

ˮИли это связано как-то с самими Гусмарами?ˮ − предположил и уверовал солер. Даже допустил, ушлый молодец подбирается к Саскии, сестрице Габора.

− Когда я чего-то недопонимаю, хочу разобраться.

− Не поверишь, по той же простой причине что и я хлопочу за Дугга.

− Из родительской любви? — изумился Колин.

− Будь тебе знакомо это чувство, ты бы понял меня лучше. И Гусмара тоже.

− Вы хотите сказать, Гусмар-старший отправил младшего в Серебряный Дворец из нежных чувств? Выбрав заведомо проигрышный исход? − почти возмутился унгриец. Он принял бы любой вариант, объясняющий поступок родителя. Впрочем, гиена столь же любит своих щенят, сколь кошка своих котят.

− Ты же видел Габора? Общался? Ну и как? Его способен любить только очень близкий человек. А исход не был проигрышным, пока ты не вмешался.

Вот оно что! Гусмар-старший души не чаял в младшем сыне. Прочие, включая родительницу, любви альбиносу жадничали. В гадком утенке никто не видел лебедя. Его терпели и достаточно. Все семейные сливки старшему и среднему братьям. Для фамилии альбинос умаление крови. Не отсюда ли поведение Габора? Что делать щуренку среди огромных щук? Больше думать, не попасть на зуб сородичам, нежели отведать добычи самому. И прятаться. Вот его и спрятали в Серебряно Дворце.

Колин не удержался расхохотаться. Секрет так секрет! Примитивно до противного. Он развел руками в стороны показать — слов нет, удивили. Потешил самолюбие старику.

Часом позже, унгриец спешил в Хирлоф, где его поджидал вызванный с вечера Декарт.

− С-случилось чего?

− Можно сказать и так. Давай за мной.

Прихватив фонарь, Колин спуститься в подвал. В сырости и холоде бродит глухое эхо, пробитое капающей со сводов водой.

Декарт отнесся к прогулке насторожено. Что им делать в подвалах? Перекладывать пресловутое унгрийское богатство? По достоверным сведениям, оно не особо уж и велико. И что вернее верного, барон в подвале серебра не держат.

− Прежний владелец не хранил здесь ни вина, ни запасов. Но подвал у него не пустовал. Я вот тоже завел себе постояльца. К нему и идем.

− И что он д-делает? В п-подвале?

− У него и спросишь. Сумеешь ведь?

− С-сумею, − неохотно признался Декарт.

− Было бы странно слышать обратное. Хотя не мудрена наука спрашивать, − бубнил Колин перебиваемый эхом. — Вот умение дознаваться нужного, это уже ценный опыт.

− Дознались? — Декарту не нравилось, что его дразнят.

− Очень амбициозная личность, − предупредил Колин, открыв дверь и пропуская Декарта внутрь.

В тесном помещении, за разгораживающей пространство надвое решеткой, прикован к стене человек. Он гол и грязен. Воняет мочой и человеческими испражнениями. При виде посетителей пленник зашевелился, завозился, загремел тяжелой цепью.

− Гиозо аф Бакар, − назвал Колин имя. — Неаккуратный наемник и прогоревший торговец чужими тайнами. Вы же искали убийцу Латгарда? Я его вам нашел. На всякий случай, − правильно расставлял акценты унгриец. − Вдруг на меня плохо подумаете.

Декарт преобразился на глазах. Метаморфоза вызвала у унгрийца довольный вздох.

− Не буду мешать общаться, − Колин отдал фонарь и предупредил. − Лопата в дальнем углу. Прибрать за собой.

− Спасибо.

− Спасибо величина не материальная, Заика.

Уходя, Колин прикрыл дверь. Декарт слишком поглощен своей ненавистью, задаться вопросом, как барон найдет дорогу в полной темноте. Не до этого ему.

О том же подумал и унгриец, подосадовал на промашку, но не стал возвращаться. Одной больше, одной меньше. Столкнув камень с горы, поздно беспокоиться, куда он покатится и кого придавит, пока долетит до низу.

Декарт вернулся через два часа. Серый, замызганный кровью, потухший.

ˮНе удивлюсь, если он сожрал несчастного Гиозо, утолить месть,ˮ − и еще унгриец восхитился. Латгарду служили за совесть. У него таких людей нет. Или теперь завелись?

− Поговорили? — спросил Колин, протягивая кружку с вином.

− Более-менее, − не знал Декарт, куда спрятать окровавленные руки, потому подношение не принял.

− О слуге разузнал?

− Каком слуге?

− Кто-то же должен был подсказать, где искать записи. Латгард не стал бы говорить, остается слуга. Старый и преданный, знающий хозяина, как облупленного. Думаю, совладаешь с прохвостом. Да, на кухне есть горячая вода. Векка тебе поможет.

− Мы вам обязаны.

− Хоть кто-то не думает обо мне глупости. Конечно, обязаны.

− Что потребуете?

− Работы. Теперь-то вам не надо за мной шпионить.

− В определенном смысле надо.

− Если только в определенном, − полностью согласен Колин с Заикой. — Свободен, до вечера.

Такого за владетелем Хирлофа прежде не водилось. Никто не помнил во всяком случае. В комнату поочередно приходили Йоррун, Янамари и Нумия. Экономка даже потрогала за лоб, не горячий ли. Но Колин спал, шумно сопя и ворочаясь. Час-другой обойдутся и без него. Те, кому он нужен. Те, кто нужны ему. Те, кто хотят его сожрать и те, кто мечтает натравить на тех, кого мечтают сожрать сами. Унгриец спал. В его снах отсутствовали краски, события и действия, не тревожили ведения и не мучили откровения, на посторонние шумы и движения не реагировал. Спал, и ничто не могло его обеспокоить. Разве что гроза. Хорошая гроза. Когда гром перекатывается по всему небу из края в край. Сбивает тяжелые черные тучи на черепичные крыши и верхушки дерев. Тучи сердятся и расходятся белыми ломкими трещинами молний, тут же соединиться. Но сейчас почти зима и гроз не случается. Что остается? Пожар? Но ничего не горело. Вторжение врагов? Им и не следовало вторгаться. Тогда чего беспокоиться? Нечего. И Колин спал. Бессовестно дрых, до самого обеда.

В коридоре что-то уронили и владетель Хирлофа проснулся. Проснулся с ощущениями самыми добрыми. Хорошо отдохнул, был зверски голоден и в отличном расположении духа. Обитатели Хирлофа не знали, что и предполагать. Отчего у вечно занятого хозяина, редко бывающего дома, вдруг игривое настроение. Он потискал и вогнал в краску Нумию. Под громкое парам-там-там покружил Янамари в сарабанде, показал ей несколько па из салтареллы. Пять минут гонял Йор в бою на камах. Загнал в угол и поцеловал в губы. Основательно подкрепившись, чмокнул в мучную щечку Векку, за отличный обед. Шлепнул по попе старшую девчонку, забрал у нее малышку, покачать и побросать к потолку. Малявка гукала и повизгивала. Словом, все из разряда необычного.

После посиделок с кружкой ниббиолы у камина, отправился возиться с бумагами. Занятие требовательное к усидчивости, внимательности и твердости руки. Чем унгриец и блеснул, удивив самого себя. Особенно удались ему письма. Не менее блестяще он справился с рисунками в записной книге, реалистично передав человеческое тело, понятно и лаконично прокомментировав изображение и нанесенные точки.

Когда за окном потемнело в Хирлоф, вернулся Декарт.

− Завтра в полдень встретишься с девушкой у моста Святок, ты её наверняка знаешь. Зовут Эйш. Передашь кошель…. С начала его, потом письмо. Она прочтет или прочитаешь ей сам, − отдал Колин деньги и бумагу. − Вместе отправитесь к небезызвестной Моршан. Это для нее, − снова бумага и кошель, расшитый вензелем гранды. — Переселишь к Эйш. Временно, день-два, поживет у девчонки. Обеспечишь им безопасность, какую только способен. Позже перевезешь, куда укажу.

− А если откажутся?

− Не откажутся. С Эйш обговорено заранее. А Моршан не посмеет отказать самому инфанту.