Часть 1. Мария
День сегодня выдался напряжённый. И откуда у детей появилось столько страхов к прививкам и уколам в целом? У меня руки так тряслись последний раз, когда ставила первый укол, выйдя на работу. И вот снова. Детский крик стоит в ушах, переливается таким звоном, что хочется включить что-то в наушниках на полную катушку, чтобы перебить. Запах спирта всё ещё щекочет в носу: либо им пропиталась кожа, либо… Взгляд падает на корзину с использованными шприцами, ампулами и спиртовыми салфетками, стоящую в углу около процедурной. Вот он источник этого «благоухания»…
Скрип входной двери отвлекает меня от ненужных мыслей. Я смотрю на список детей, которых должны были привести сегодня, вроде бы все уже были. Тогда кто это пришёл?
— Есть кто-нибудь? — слышу мягкий мужской голос в прихожей и поднимаюсь на ноги.
Это ещё кто? Явно не свой, я своих всех уже запомнила, да и голоса у наших мужиков другие: жёсткие, с хрипотцой.
Выхожу и замираю в дверном проёме, потому что передо мной стоит мужчина с экрана телевизора, ну или, минимум, с обложки журнала: статный весь, в кожаной куртке на меху, в тёмных джинсах и… У него голова разбита! По виску стекает кровь, поэтому меня на секунду охватывает паника. Уж не коллектор ли снова заявился к Копыловым? На всякий случай спешно приближаюсь к входной двери и запираю её на все засовы. Мне уже хватило одного раза, когда глава семейства гонял тут коллектора и разнёс мне весь медпункт.
— Простите, а вы что делаете? — осторожно спрашивает мужчина.
— Забочусь о вашей же безопасности. Вы не волнуйтесь так. Иваныч человек хороший, он быстро остынет… А вы снимайте куртку и проходите в приёмную… Вы двигаться можете?
Мужчина чуть приоткрывает рот и в изумлении смотрит то на меня, то на закрытую дверь. Я не знаю, что можно сказать ему, поэтому ухожу к себе и надеваю перчатки. Остаётся надеяться, что швы накладывать не придётся. Не люблю я это дело, да и слишком перенервничала сегодня.
— Простите, но я ничего не понимаю…
Незнакомец проходит следом за мной, присаживается на стул напротив меня и смотрит так, словно перед ним неопознанный летающий объект.
— Вам ведь Иваныч приложил? — осторожно спрашиваю я, поднимаюсь на ноги и приближаюсь к нему.
Осторожно убираю волосы с виска и внимательно осматриваю область повреждения. Выдыхаю с облегчением, потому что ничего серьёзного там нет, а значит, легко обойдёмся обеззараживающей обработкой и пластырем.
— Нет. Я в аварию попал. Колею не заметил, в общем, машину завертело, и я врезался в дерево недалеко отсюда. Понятия не имею, кто такой Иваныч, но я уже его боюсь, — отвечает незнакомец, и от его дыхания веет мятой.
Я отхожу к шкафчику с медикаментами, беру стерильный бинт и отрезаю небольшой кусок. Предпочитаю использовать его вместо ваты для промывки ран, хоть и получаю от этого нагоняй, вроде: «Маша, вата дешевле!». Беру раствор перекиси и возвращаюсь к мужчине.
— Чуть поднимите подбородок и поверните голову налево, — прошу его, и он послушно выполняет.
Были бы все такими податливыми… Так нет же! Нашим мужикам главное отметку поставить, чтобы в коровник или на поля следующий день не выходить, а рана и сама заживёт.
— У вас очень нежные руки, — произносит незнакомец, и меня обдаёт жаром.
Это к чему он сейчас решил сделать мне комплимент? Напоминаю себе о том, что врач — существо хладнокровное, нам так на практике говорили, и полностью игнорирую бабочек, которые внезапно решили выбраться из куколок и зашевелили лапками.
— Вы лучше опишите своё общее состояние. Медпункт не то место, где нужно красивыми словами разбрасываться! — говорю я и подношу бинт, пропитанный перекисью к его виску.
Мужчина даже не шипит, стойко перенося обработку. Вот это да… Я даже воодушевиться успеваю и забыть о крике детей, который приходилось слушать целый день.
— Да нормально состояние. Правда, машина встряла, надо будет кого-то просить помочь вытащить! Вы не подскажете, кто оказать помощь сможет?
— Вот Иваныча и можете попросить, раз вы не коллектор… — оживляюсь я. — В деревне только у него трактор есть.
— Я? Коллектор? Я точно не коллектор… — он принимается мотать головой, и бинтик падает.
Рефлекс срабатывает мгновенно, и в попытке поймать бинт, моя рука оказывается пойманной рукой незнакомца. Мы несколько секунд смотрим друг другу в глаза. Даже через латекс перчаток меня обжигает его прикосновения, а во рту резко становится сухо.
Часть 2. Мария
Я вытаскиваю руку и возвращаюсь к шкафу с медикаментами, пытаясь унять бешеные удары сердца в груди. Беру мазь, пластырь и возвращаюсь к пациенту.
— Я хоть и не коллектор, но заранее боюсь вашего Иваныча… Вы на столько замков от него закрылись, что я ненароком подумал, будто меня поймали в ловушку.
— Я и в ловушку? — смеюсь я. — Скажете тоже. Я вас даже усыпить хлороформом не смогу — сил не хватит. Какая тут ловушка?
— Ну, знаете ли… У нас поджарый парнишка в клубе такого здоровяка на лопатки уложил в первые секунды, так что меня вы своей комплекцией точно не удивите.
В каком клубе я решаю не спрашивать: мне до этого не должно быть дела. Кроме того, по мускулатуре, которая чётко прослеживалась даже через свитер, сразу можно было сделать вывод, что этот мужчина — спортсмен.
Осторожно приклеив пластырь к его ране, я отхожу от него на пол шага.
— Пожалуйста, посмотрите мне в глаза.
Он смотрит и улыбается.
— Вы прямо как строгая мама, которая решила устроить допрос.
— Да при чём тут строгая мама? Вы разбили голову, а значит удар был не слабый. Нужно убедиться, что у вас нет сотрясения. Голова не кружится? Покраснения глаз не вижу.
Я возвращаюсь за стол и беру документы, чтобы зафиксировать факт оказания помощи. Ну мне ведь нужно отчитываться, что перекись не пью, а бинты не использую вместо носков.
— У меня ничего не кружится… Я чувствую себя прекрасно. Я сюда, собственно, и не за помощью зашёл, хотел спросить вот, кто помочь может… С машиной.
— Иваныч. Вот только… Он с пилорамы вернётся через… — я смотрю на часы и поджимаю губы. — Часа два придётся подождать, а потом он поможет, если только не выпьет там больше, чем обычно.
— Мда… Ваши слова не внушают энтузиазма.
— Назовите ваши фамилию и имя.
Он смотрит на меня с ухмылкой на губах, словно я познакомиться тут пытаюсь.
— Печорин Григорий, — отвечает серьёзным голосом.
— Очень смешно, — вздыхаю я. — А теперь назовите, пожалуйста, настоящие…
— Ну ладно… Думал, что вы улыбнётесь, а то сидите смурная такая.
Я выдавливаю улыбку, только бы быстрее со всем этим разделаться и пойти домой. Мне ещё кашку сварить успеть нужно.
— Разин Евгений Кириллович.
Я записываю, ставлю галочки об использовании препаратов и протягиваю мужчине.
— Пожалуйста, поставьте подпись, что помощь получили и претензий не имеете.
— Не имею? — Его вопрос заставляет широко распахнуть глаза. — Ну сейчас-то не имею, а вот что будет завтра… Вдруг меня убьёт мазь, которую вы использовали?
— Боже… Это просто Ба…
— Тише! Не волнуйтесь! Я снова хотел пошутить и, видимо, получилось неудачно.
Я слышу, как дёргают дверь, а потом начинают стучать в неё кулаком. В очередной раз вздохнув, поднимаюсь на ноги и иду в прихожую. Кого принесла нелёгкая к закрытию?
Открываю все задвижки и оказываюсь в объятиях, отдающих холодом. Меня всю пробирает до мозга костей. Ну, Лёшка! Догадался тоже мне!
— Лёш! Холодно же! — ворчу я на него и передёргиваю плечами, выбравшись из объятий.
Парень стоит с раскрасневшимися щеками и улыбается, глядя на меня. Мы с ним встречаемся около шести месяцев, и всё это время он смотрит на меня с такой нежностью, что начинает казаться, словно ответить такой же любовью я не в состоянии, потому что всю себя Петьке посвящаю.
— А ты закрылась уже? Может я погреюсь, а потом мы прямо тут? По-быстрому? Я соскучился, а твой белый халат только распаляет желание! — он утыкается носом мне в волосы, а из-за спины слышится покашливание.
