– Вот намучилась! – Кот приволок огромное мягкое одеяло и уложил вокруг Катерины, на манер гнезда. – Как же хорошо, что она такой подарочек не взяла. Однако, просто умница!

– Да, так и сказала «задаром получила, задаром отдаю»! – кивнула головой Жаруся. – Подумать страшно, чтобы было, если бы она взяла чашу!

Катерина слышала их голоса сквозь сон, и хотела спросить, почему, и что было бы так страшно, но Баюн замурлыкал рядом, и Катя уснула крепко и не слышала уже ничего.

– Это кошмар какой-то! – Катерина злилась. Она ещё ни разу не оставалась птицей надолго и не осознавала, какое это счастье, быть именно человеком! Даже в Озерном краю, она хоть и долго была лебедушкой, но становилась человеком, как только уставала в птичьем оперении.– Взять ничего не возьмешь, только клювом, шея во сне затекает. Нет, наверное, нормальные лебеди знают, как её складывать надо, но это так неудобно! Еда опять же! Хочется просто бутерброд с сыром или куриную ножку! А есть удается только салат! Трава или водоросли вообще гадость!

– Бедненькая! – посочувствовал Степан, который как раз и ел эту самую куриную ножку. Он покосился на салат, который перебирала клювом Катя и осознал, что шипение лебедушки-Катерины над плошкой с зеленым месивом, и её раздраженные взгляды на стол, ломящийся от угощений, наверное, от того, что ей салатик надоел, и вообще всё как-то неудобно. – Да, я бы тоже от зелени плевался бы на второй день! А ты её уже четвертый лопаешь! – он осмотрел куда бы повкуснее укусить ножку, и с набитым ртом продолжил Кате сочувствовать.

– Я его сейчас ущипну! – Катерина подумала, что настолько бестактных людей поискать надо. Доела свою зелень и печально пошлепала к себе в комнату. Дверь удалось открыть с третьей попытки, закрыть не получалось вообще, поэтому она вздыхая, устроилась в углу, в куче подушек и прикрыла глаза.

– Я с ума сойду! Я месяц просто не выдержу так! – думала она. В комнату заглянул сначала Кот, потом протопали четыре копыта Сивки, потом её проконтролировал Волк. Хорошо хоть Степан не счел нужным проверить, как она сидит в углу на куче подушек! Иначе она бы уже за себя не ручалась! Вполне могла бы вульгарно повиснуть у него на любопытном носу и щипать до крови! – Фу, до чего я дошла! – и тут она услышала, что в окно горницы влетела Жаруся.

– А где Катюша? – жизнерадостно спросила она.

– Спит у себя! Не в настроении, по-моему. – доложил Волк.

– Ещё бы! Это трудно, знаешь ли… – согласилась Птица и продолжила. – Всё я выяснила. Есть вторая половинка. Пустая тоже и её можно использовать.

– Это та, что от белки? – уточнил Баюн.

– Да, та самая! Только вот, не понятно где она.

–А идеи есть? – Волк был предельно серьезен.

–Да какие там идеи? Я и знаю где она, но и не знаю.

– Не морочь голову! Как это?

– Вторая чаша была у мужичка с ноготок в его сокровищнице. Но вот где эта сокровищница есть, никто не знает. Помните же, как Яга её искала? И всё впустую!

– А как это чаша от белки? – задал вопрос Степан.

– Ну, как же! Белка песенки поет и орешки всё грызет, а орешки не простые, всё скорлупки золотые, ядра чистый изумруд… – важно продекламировал Кот. – Ты же вроде уже читал Пушкина!

– Ну, это читал и что? – Степан пожал плечами.

– А тебе не интересно было, а откуда белка орехи-то золотые берет? Грызет и грызет, и уже монету царь Гвидон льет с того золота, а где же такие орешки растут? – Кот пошевелил усами.

– А правда… Там вроде же ничего про орехи не было, то есть не было про то, откуда они. – Степан вспоминал прилежно и старательно. – Нет! Точно не было ничего такого!

– Ну, конечно не было! Орехи самые обычные. Просто лесные орехи. А белка эта с даром с золотого касания, и когда-то как раз получила его из второй половинки чаши. Но, заметь, сама и охотно! Так что когда она берет орех, он становится золотой. Только орехи и только лесные. Такой уговор! А кормят её грецкими орехами, печеньем всяким, земляными орехами, сиречь арахисом!

– А что такое сиречь? – осторожно уточнил Степан.

– То есть. Сиречь, это означает то есть. – Пояснил Баюн. – Так вот, в эту половинку чаши, в пустую, можно вернуть Катино золото с рук, её дар золотого касания. Можно было бы! Но, кто бы знал, где этот мелкий гад спрятал сокровищницу! Сам-то нипочем не скажет, даже если ему все перья выдернуть!

Катерина сидела в подушках в своем углу и едва сдерживалась, чтобы не заорать от восторга! Она-то отлично знала, где находится сокровищница мужичка с ноготок! Она уже собралась было в горницу, и тут ей пришла в голову мысль о том, что одну её не отпустят, а лететь туда в компании Кота, Волка, Сивки и Жаруси, и ежесекундно переживать о том, что она случайно кого-то из них коснется, это такое испытание, что лучше месяц салат есть в лебединых перьях и с длинной шей! Да, можно туда прилететь и в виде лебедя, но искать-то чашу в перьях она не сможет! А в своем собственном виде с золотым касанием на руках, она к друзьям и близко не подойдёт!

– Надо добираться туда самой! Положим, я туда долечу, с трудом. А как быть с едой? Золотая скатерть самобранка это красиво, наверное, но не функционально. Да и стремно очень одной…

Катерина глубоко задумавшись не услышала легчайших кошачьих шагов. И вздрогнула, когда прямо перед своим носом обнаружила весьма заинтересованного Баюна.

– И куда это ты одна собралась? – промурлыкал Кот, усаживаясь прямо перед Катей, и аккуратно обернув лапки длиннющим хвостом.

– Фу, как ты меня напугал! – Катерина ругала себя, что так глупо попалась.

– Ты не фырчи в уме, эфир засоряешь, а объясни мне, что тебе такое в голову пришло, самой куда-то лететь?

– Я в своей голове могу думать любые мысли, какие мне захочется! – с достоинством отозвалась Катя. – А ты не подслушивай!

Кот отлично понимал все языки на свете, включая лебединый, поэтому с Катериной разговаривал свободно, как и Жаруся.

– Я вот сейчас Волка позову и скажу ему, что ты в какое-то стремное место лететь собралась и причем, одна! – важно заявил Баюн.

– А нет его! Со Степаном ушли в роще тренироваться. – информировала Жаруся, впорхнувшая в комнату. – И шантажировать не хорошо! Тем более нашу девочку!

– Тогда хоть ты её объясни, что никуда ей лететь нельзя! А то удумала опять что-то такое! Что точно, я, правда, не понял, но какое-то опасное! – Баюн встал, дернул спиной, показывая степень своего отвращения к подобному безумству, и важно удалился.

– Катюш, ты как? Cильно устала? – Жаруся, как видно, единственная понимала, что Кате ужасно неудобно, и тяжело постоянно быть птицей.

– Очень! Не могу просто! Мне или уходить отсюда надо, или я уже не знаю, что сделаю! – Катя покрутила головой, досадуя на длиннющую шею. Шея крутилась тоже, и совсем не так как хотелось, – Лапы эти ещё! Шлепают! И вообще, всё не так! – пожаловалась она Птице. – А они ничего не понимают, хоть тресни. Им кажется, что месяц так прожить, легко очень! Нет, я понимаю, что мне повезло! Месяц, это как бы терпимо, наверно, но так трудно!

– Конечно, не понимают! Они же все мужчины. Это у них считается мелочью. Хотя, обороти того же Баюна лебедем, визгу будет на всё Лукоморье! А уж дай ему салатик вместо рыбы и сметанки! Ой, нет, это, пожалуй, слишком жестоко, даже представлять такое! Полетаем, что бы развеяться? – Жаруся хитро подмигнула Кате и кивнула на неплотно закрытую дверь, из-за которой донеслось сдавленное возмущенное фырканье. Баюн для пользы дела не гнушался и подслушивать. Жаруся махнула крылом в сторону окна, отчего оно распахнулось настежь, подхватила Катерину, и легко выпорхнула из комнаты. Катя дождалась, пока они не взлетели повыше, туда, где не страшно было задеть крыльями за ветки Дуба, и раскрыла свои крылья.

– Спасибо тебе, Жарусенька! А то я там совсем что-то скисла.

– Не за что, милая! – Жаруся Катю не расспрашивала. Считала, что если хочет та сохранять свои мысли в секрете, это её право! Хотя, конечно, от любопытства почти извелась!