– Эта бесстыжая Элоиза Говард! – пробормотала Пайпер, как будто это был исчерпывающий ответ на его вопрос. – Я вернусь домой, так быстро, как только смогу, – с этими словами девушка выбежала на улицу.

Было действительно темно, и ветер завывал возле здания школы, но капюшон хорошо защищал ее от холода. Как только Пайпер пересекла школьный двор, Сойер закричал ей от двери:

– Пайпер, подожди меня! Я иду с тобой...

На ходу девушка развернулась и возразила:

– Ты будешь меня только задерживать. Оставайся дома.

– Пайпер, – закричал мужчина ещё раз, когда она повернулась обратно и быстро пошла дальше. Мысли о бедной Джинни-Сью придавали ей дополнительные силы, и девушка побежала ещё быстрее.

Когда Пайпер пересекала кладбище, то увидела свежую могилу Честера Даггинса. Упокой, Господь, его душу, подумала она и спросила себя, есть ли близкие у него где-нибудь, родители или жена и ребёнок. Будет ли кто-нибудь его оплакивать, если узнает, что он ушёл из жизни.

На главной улице все магазины были давно закрыты, за исключением, как всегда делающего хороший оборот салуна Биттера Гульша, который светился. Возле клуба Пайпер остановилась и рассматривала в нерешительности вращающуюся дверь, через которую падал свет, на покрытую досками дорогу перед зданием. В ночи раздавались фальшивые звуки расстроенного пианино, которое звучало ещё хуже от того, что пианист не мог правильно играть.

Хорошенько подумав, Пайпер пришла к заключению, что ее смелости не хватит, чтобы войти через эту дверь в салун. Тогда она решила зайти с другой стороны, где находился не такой устрашающий задний вход.

С высоко поднятым подбородком и расправленными плечами, девушка встала на маленькую веранду и постучала. Кухарка, полная негритянка, открыла и посмотрела на Пайпер большими глазами, затем положила руку на свою пышную грудь и испуганно вздохнула.

– Господи, пощади! – выдохнула женщина, – это же школьная учительница!

– Дайте мне, пожалуйста, войти, – сказала Пайпер, после того как глубоко вдохнула и собрала все своё мужество. Она встречала эту женщину пару раз в колониальном магазине, но они ни разу не обменялись и парой слов. – Я хотела бы увидеть Джинни-Сью.

– Но, мадам, – возразила женщина, – это же дом греха!

«Как будто я этого не знала!» – Пайпер посмотрела через плечо, считая, что Сойер может появиться в любой момент, но ему все ещё не удалось ее догнать. Она посмотрела на кухарку и шепнула, – давайте уже, у меня мало времени!

Женщина сделала шаг в сторону и пропустила Пайпер в большую и на удивление обычную кухню. Здесь стояли чугунная плита, контейнер для муки и сахара, стол, с подходящими к нему стульями и витрина с блестящей фарфоровой посудой в нем. Имелась даже кухонная мойка.

– Вы действительно не должны здесь находиться, – настаивала кухарка Бесс Тёрнер, – если кто-нибудь вас увидит, здесь начнётся настоящий ад!

Пайпер протянула руку и представилась как миссис МакКетрик, а не как мисс Сент-Джеймс, потому что решила, что так будет лучше.

– Клеопатра Браун, – ответила кухарка с большими глазами, – подождите здесь, я приведу мисс Бесс.

В это время Пайпер заметила чёрную лестницу, и у неё возникла мысль, пойти наверх и открывать одну дверь за другой пока она не найдёт Джинни-Сью и не составит для себя картину состояния здоровья девочки. Если Джинни-Сью серьезно больна, она пойдёт к доку Говарду, схватит его за шиворот и притащит сюда, если миссис Говард будет опять протестовать.

Пока Пайпер ждала возвращения Клеопатры, она нетерпеливо ходила по кухне туда-сюда. Пару раз девушка глянула через запотевшее окно на задней двери. Но до сих пор не было никакого намёка на то, что Сойер последовал за ней.

Но так как он был мужчиной, вероятнее всего он мог войти через парадную дверь заведения. Это осознание вызвало в ней ярость и в тоже время ее решительности становилось все меньше.

Кажется, прошла вечность, когда Бесс спустилась по чёрной лестнице вниз. Она была одета в украшенное перьями и стразами платье, и ее лицо было так ярко накрашено, что больше походило на маску.

Клеопатра шла прямо за ней.

– Вы не должны были приходить сюда, – начала Бесс с озабоченным лицом и осталась стоять на одной из нижних ступенек. От Пайпер не ускользнуло, что в ее глазах сверкнула искра надежды.

– Однако я пришла, – возразила девушка, – я должна знать, как дела у Джинни-Сью.

– Не очень, – согласилась Бесс, – дела у неё действительно не очень. Все началось внезапно. Она играла на улице без шапки и варежек и рассказала о том, что за поленницей нашла кошку и хотела притащить ее домой, чтобы дать ей немного тёплого молока...

Пайпер схватила Бесс за руки и заметила, что они были холоднее, чем ее собственные, несмотря на то, что девушка прошла расстояние от школы до сюда.

– Я приведу дока Говарда, – объяснила она.

Бесс печально покачала головой.

– Он не придёт сюда.

– О да, придёт. Или мне придётся тащить его за шиворот через весь город.

– Я думаю, очень бы помогло, если бы вы заглянули к Джинни-Сью. Она верит, что вы лично повесили луну на небо, – заметила Бесс и нерешительно засмеялась.

Пайпер пришлось бороться со слезами умиления.

– Пожалуйста, отведите меня к ней.

Бесс кивнула и пошла наверх на второй этаж. Ее узкие плечи, почти полностью открытые, были уныло опущены вниз. Клеопатра дала им пройти, но выглядела при этом совсем не радостной. Она без сомнения думала о том, что ничего хорошего из этого не выйдет, если учительница совершенно нецелесообразно посещает верхний этаж борделя.

Конечно, в обычной ситуации, Пайпер согласилась бы с ней, но в эту минуту она уже не могла повернуть обратно и помедлила только одну секунду.

Коридор на втором этаже был обрамлён зеркалом в золотой рамке. На полу лежал дорогой ковёр, предположительно из Турции. В воздухе витала смесь из талька, застоявшегося пота и лёгкой развращенности.

Тот факт, что Джинни-Сью выросла в таком месте, было больше, чем Пайпер могла принять. Охотнее всего она завернула бы ребёнка в одеяло и вынесла из дома, в который никогда больше не нужно было возвращаться.

Перед одной из дверей Бесс остановилась и легонько постучала по косяку.

– Пусти меня, Эмми, – позвала она.

Пайпер услышала, как отомкнулась, а потом со скрипом отворилась дверь. Появилась худощавая ненакрашенная женщина, судя по всему, это и была Эмми, о которой шла речь. Облегченно, что кто-то оберегает Джинни-Сью и дверь была заперта, чтобы уберечься от нежелательных посетителей, Пайпер слегка улыбнулась Эмми.

Женщина отошла в сторонку и удивленно округлила глаза, когда получше рассмотрела Пайпер. Вероятно, для неё это было также необычно, как и для Пайпер.

– Без улучшений, – сказала она Бесс.

Обстановка этой комнаты полностью отличалась от обстановки всего здания, но Пайпер об этом сейчас не думала, так как вся ее забота была о Джинни-Сью.

Маленькая девочка лежала в огромной элегантной кровати с золочёнными столбиками и картиной над головой, на которой были изображены пастух и пастушка. Джинни-Сью открыла глаза и улыбнулась, увидев Пайпер.

– Я знаю всю вторую главу Евангеля от Луки наизусть! – возвестила девочка гордо.

– Я знаю, – сказала Пайпер и убрала ребёнку волосы с лица. Лоб был горячий и сухой, но дорогая расшитая ночная рубашка была насквозь промокшей от пота и прилипала к телу.

– Как ты себя чувствуешь?

– У меня болит горло, – ответила девочка, которая была такой хрупкой, как вылупившийся птенец.

Пайпер сдержала слезы и выдавила из себя улыбку.

– Возможно, ты слишком часто повторяла свой текст для рождественского праздника.

Джинни-Сью ответила улыбкой, но казалась при этом очень слабой.

– Уже Рождество? Я пропустила праздник?

– Нет, моя маленькая, – заверила ее Пайпер быстро, – до Рождества ещё несколько дней.

Эмми и Бесс покинули комнату, чтобы оставить учительницу и ее ученицу наедине. Джинни-Сью закрыла глаза, но продолжала улыбаться.