Брюс провёл ладонью по блестящим чёрным прутьям, стирая с них пыль и влагу. Промелькнула мысль - а знает ли Альфред, почему у поместья Уэйнов уже лет двадцать как новые центральные ворота?

К этим он запретил всем даже приближаться.

Старые, скрипучие, засыпанные осенними листьями ворота.

Ледяные капли на них похожи на слёзы, и кому какое дело до того, зачем приходит сюда давно уже не маленький мальчик Брюс - высокий, красивый молодой человек, в идеальном костюме - тройке с бриллиантовыми запонками и в лакированных туфлях, стоимость которых равна стоимости небольшого самолёта?

Лакированные туфли зарываются в осенние листья и их блеск тускнеет. Брюс снимает туфли, протирает их ладонью и аккуратно ставит на то, что осталось от его детского “домика - на - дереве”.

Зачем расстраивать Альфреда?

Он просто вышел прогуляться в тумане, не более.

Никаких слёз. Никакого безумия. Никакого ожидания. Никакой…тайны.

Пальцы касаются невидимых глазу шероховатостей на идеально ровных и гладких прутьях ворот и Брюс улыбается.

Ворота красили семь раз.

До того случая, когда его старший брат взялся обеими руками за свежевыкрашенные прутья и оставил на них свои отпечатки.

А потом протянул испачканные ладони к нему - как делал всегда - и нарисовал улыбку на его лице - чёрную и ядовитую.

Кажется, даже улыбнулся сам.

Брюс долго стирал растворителем чёрную краску с губ и щёк и радовался тому, что не нужно было объяснять Альфреду, почему у него такие красные глаза.

Больше ворота не красили.

Брюс расстегнул пиджак, вынул запонки, хищно сверкнувшие перед тем, как погаснуть в кармане брюк, и развёл руки в стороны.

Как он танцевал?

Изломанные движения - странные и мучительные, как и его смех. Танцевать как брат. Танцевать как…боль.

Уэйн прислонился горящей щекой к отпечаткам на согретых его дыханием прутьях и коснулся их губами.

Он никогда не входит.

Никогда ничего не говорит.

Никогда больше.

Носки давно промокли, ноги стыли на ледяной дороге. Брюс, как в детстве, выдохнул облако пара изо рта, но улыбнуться так и не смог.

Может, он и не вырос? Может, он - маленький десятилетний мальчик, застывший во времени, застывший в своём безумии?

О, если бы.

Брат уже не садится на корточки, чтобы растянуть его губы в улыбке. Они равны.

Если он не придёт сегодня, думает Брюс, я разобью голову о эти ворота.

Его сводный старший брат появляется из тумана. Просто идёт, подходит и берётся за прутья ворот с другой стороны - отпечатки живых пальцев и ладоней идеально ложатся на отпечатки, навеки застывшие на краске.

Брюс смотрит на его улыбку - алую, безумную и понимающую.

Артур видел, как он танцевал?

Уэйн смущённо смотрит на свои мокрые носки и краснеет, как мальчишка - боясь разочаровать того, кто стоит по ту сторону ворот.

Брат тихо смеётся и делает несколько танцевальных движений. А потом просовывает руку сквозь прутья, рывком подтягивает его к себе и пальцами поднимает уголки губ - улыбайся.

Брюс улыбается. От пальцев брата больно, но он улыбается, потому что в эти мгновения счастье захлёстывает его огромной волной, заставляя буквально задыхаться от нехватки воздуха.

- Пожалуйста, - просит тот десятилетний мальчик, навсегда оставшийся стоять у ворот, за которыми исчезает его проклятый всеми старший брат. - Пожалуйста, не уходи больше.

Артур задумчиво стирает большими пальцами слёзы с его щёк и достаёт из кармана револьвер.

С досадой качает головой, прячет револьвер и достаёт из кармана леденец на палочке.

Брюс готов просочиться сквозь ворота, но знает - нельзя.

Ворота должны быть между ними. Всегда.

Брат вручает ему леденец и начинает отступать в туман.

Брюс знает, чего ему стоит вот так спокойно уходить - в глазах Артура уже плещется безумие.

Миллиардер Уэйн надевает лакированные туфли прямо на грязные носки и идёт домой.

Леденец присоединится к фотографии родителей, к жемчужине от ожерелья матери и к завещанию в его тайнике, но пока Брюс снимает с него прозрачную обёртку и суёт леденец в рот.

Подарок от старшего брата. Первый подарок за последние двадцать лет.

Брюс оборачивается и внимательно всматривается в туман - вдруг…?

Но Артур уже ушёл, и Брюс его ещё долго не увидит.

Ворота снова покрываются влагой, стекающей по гладким чёрным прутьям, фигурным завитушкам и отпечаткам пальцев и ладоней его старшего брата.

Альфред не спрашивает, почему его юный хозяин вернулся с прогулки по парку с красными глазами и с дурацким копеечным леденцом.

Брюсу кажется, что Альфред о многом догадывается, но молчит, и за это молчание Уэйн благодарен ему.

Джокер надёжно заперт в лечебнице Аркхем, но кому, как не Бэтмену знать, что на самом деле существуют только одни ворота, в которые никогда не сможет выйти его сумасшедший старший брат.

Потому что он никогда в них не войдет.