— Мой драматург, — поддразнила я, отступив назад, и провела её в мою комнату.

Подняв голову, она улыбнулась и облизнула губы, когда просто скользила мимо меня. Я повернулась и посмотрела, как она входит в комнату. Спустив шаль на плечи, она открыла мне тело кремово-белого цвета; мягкое и безупречное. Её волосы, завязанные в свободном узле на макушке, позволяли блондинке открывать шею, которую я бы хотела попробовать своими губами и языком. Я была готова поспорить, что мой драматург была рада всем чувствам. Она повернула голову в сторону и посмотрела на меня через плечо, поднося бутылку вина.

— Я обещала принести это.

Я шагнула вперёд, когда она повернулась ко мне лицом. Взяв бутылку, я сделала вид, что рассматриваю это.

— Это сладко?

Облизнув губы ещё раз, она потянулась, пряча прядь волос за моим ухом.

— Это очень мило.

Я глубоко вздохнула и, привязав некоторые из своих высоких достоинств, подошла к накрытому для нас обеденному столу. Лучшие императорские повара со всего мира были привезены в Рим, чтобы приготовить эту еду. У меня не было бы ничего, кроме лучшего для неё. Конечно, мой личный повар приготовил основное блюдо, традиционное для нашей родины, Греции.

— Тогда это послужит прекрасным завершением нашей трапезы. — Я указала на стол, приглашая её присоединиться ко мне.

Она положила свою шаль на диван и пересекла комнату.

— Но, надеюсь, не завершение нашего вечера. Это станет прекрасным началом для этого.

Я кивнула головой, когда мы заняли свои места.

— Я согласна. Я не вижу, чтобы наш вечер заканчивался рано. Если нет какой-то причины, вам нужно?

— О, нет. — Она покачала головой, затем положила подбородок на тыльную сторону ладони, глядя на меня с такой разрушительной честностью, что я почувствовала, как будто моя кожа может просто загореться на месте. — Я твоя, пока ты будешь иметь меня.

Я прочистила горло, стараясь не задохнуться. Она не могла представить, как бы я хотела её иметь.

— Скажи-ка? — Я запнулась, изо всех сил стараясь не обращать внимания на тупую боль в животе и других точках, просто чуть ниже: — Расскажи мне о своих письменах.

— Я добилась умеренного успеха во Фракии, когда Сапфо совершила поездку по региону. Она посетила чтение, которое я сделала, и предложила мне место для обучения с ней. — Она улыбнулась мне, и я сразу поняла, что она действительно знает, как я хотела бы её иметь.

Вкусы Сапфо были легендарными, и мой драматург наверняка соответствовала бы тому, что я поняла.

— А это Сафо из Лесбоса? — Я потягивала воду из сладкой воды, пытаясь поболтать и придумать, как получить нужную информацию, не будучи очевидной.

— О, это то же самое. — Она подражала моему действию потягивания из тяжёлой чашки, но она улыбнулась из-за неё и сказала: — Она научила меня многим вещам.

Я улыбалась и смотрела, как женщина, которую я люблю, говорит о героине её музы.

— Скажи мне, мой драматург, какой твой любимый стих Сапфо? — Её лицо загорелось, и она сморщила нос.

Боги, как я люблю это.

— Никто не мой любимый, все они такие милые, но один, который я могу взять из головы, — это « Я говорю «.

Возможно, это было стихотворение Сапфо, но Габриэль захватила меня своим голосом, взывая ко мне, как песня Сирены.

Вы бы хотели, чтобы мало кто увлёкся.

Слаще.

Вы сами знаете, но кто-то забыл.

Некоторые могут сказать, что я буду любить, пока во мне есть дыхание.

Я буду заботиться.

Я говорю, что я была крепким другом.

Вещи печальные, горькие, но знаю.

Я полюблю.

Она сказала это с такой красотой и уравновешенностью. Я аплодировала ей, и улыбка на её лице стала шире. Мы обе потягивали вино, молча глядя друг на друга. Я наконец нарушила это молчание, процитировав свою любимую, убедившись, что я продолжала смотреть в глаза.

Ты женщина-странница, как я.

Я едва слышала тебя, моя дорогая; ты вдруг пришла в своей нарядной одежде.

Красивой твоей одежде.

Габриэль посмотрела на меня так странно, как будто она только что увидела призрак, выпадающий из моего уха.

— Это Лавр… — Прежде чем я успела закончить, она сделала это за меня.

— Дерево, да, я знаю это. — Она встала и подошла ко мне, её дыхание было неровным. Я всё ещё сидела, пока она стояла передо мной, между моих ног, поглаживая моё лицо. — Зена? — Спросила она, больше похоже на вопрос, чем моё имя.

— Да, Габриэль. — Я едва могла шептать.

— Всю свою жизнь я чувствовала эту великую пустоту. — Слёзы грозили выплеснуться из этих прекрасных глаз, и я обнаружила, что мои отражают её. — Когда я с тобой, это чувство исчезло и сменилось такой любовью. — У меня перехватило дыхание с последним утверждением. — Здесь я пишу о любви, хотя никогда её не чувствовала. — Она опустила голову; потом я услышала, как она сказала: — До сих пор.

Я впервые притянула её к себе и попробовала её сладкие губы в этом мире. Когда мы углубили наш поцелуй, у меня появилось больше видений моей другой жизни. Одно видение, которое я видела, было в Фессалии, где я почти потеряла своего барда. Бард? Я отстранилась, чтобы посмотреть на неё. Я видела, как двигаются её губы, но ничего не слышала. У меня было всепоглощающее чувство страха, и я крепко прижала её к себе и держалась за дорогую жизнь.

— Зена?

Она качала меня взад и вперёд, чтобы утешить меня, но я могла сказать, что она была смущена моими действиями. Слегка отодвинувшись, она с озабоченным взглядом вытерла слёзы.

— Я в порядке, Габриэль, в этом нет ничего плохого, всё хорошо. — Я дала ей мою лучшую улыбку, которую она вернула.

— Я рада, что на минуту я подумала, что вы передумали насчёт меня здесь.

Мы обе посмеялись.

— Нет, совсем нет.

Мы смотрели друг на друга. Я почувствовала кармическое притяжение, и мы поцеловались ещё раз, на этот раз без видений, только страсть. Мне потребовались все силы моего существа, но я хотела не торопиться, чтобы дать ей любовь и романтику, которых она заслуживала.

— Как бы вы хотели прогуляться и посмотреть сад? — Её глаза стали более зелёными, и я знала, что медленно проигрываю битву.

— Ммм, конечно. Я могла бы использовать упражнение.

Я улыбнулась ей и протянула руку.

— Мой драматург.

Она взяла мою руку.

— Моя императрица.

Мы вышли за дверь в сад. Все цветы были в цвету, и луна была полной и яркой. Я принесла с собой одеяло, чтобы мы могли лежать и смотреть на звёзды. Я положила одеяло на травянистом склоне. Пока она сидела, я пошла, выбрала жёлтую маргаритку и протянула ей. Это, казалось, растопило её сердце, и она погладила пространство рядом с ней, чтобы я села. Я откинулась назад и пригласила её к себе на плечо. Мы держались за руки и говорили о звёздах на небе.

— Посмотри на это, Зена. — Я посмотрела туда, куда она указывала. — Разве это не похоже на медведя?

Я посмотрела на это сложнее.

Где на земле она разыскала медведя? — Подумала я про себя.

— Выглядит как ковш для меня. — Я услышала её хихиканье, затем другое видение поразило меня.

Мы точно так же лгали, обсуждая то же самое. Затем она ударила меня посохом.

— С тобой всё в порядке? — Зелёные глаза были снова обеспокоены.

— Да, я просто вспоминаю забавное время в моей жизни, — заверила я её, чтобы сменить тему.

— Как насчёт ещё вина? — Я потянулась к фляге, вылила немного в маленький стакан и протянула ей.

— Откуда ты взяла ковш, Зена? — Она посмотрела на меня так, будто я сошла с ума. — Вы не видили тело там или уши здесь?

Теперь я полностью смеялась.

— Нет, извините, это ковш.

Мы обе смеялись.

— Ну, тогда мы должны согласиться не соглашаться.

Знаменитый драматург и дипломат, что ещё я могу попросить?

— Звучит хорошо.

Мы снова легли, и она рассказала мне эти удивительные истории о Принцессе-Воине и подружке. Какое воображение у Габриэль, она, возможно, просто дала Сапфо пробежку за своими динарами. Примерно после двадцатого рассказа она зевала.