В Кейптауне, где интуристов куда больше, говорят про Йоханнесбург: «Это другая страна». Как будто в чистеньком кейптаунском центре не жутковато ходить после темноты, когда гости города отправляются в другие районы или сидят в заведениях, а по тротуарам слоняются личности с тёмными намерениями. Как будто нет у Кейптауна своего района-урода – огромной, стихийно разрастающейся деревни бедняков Гугулету. Как будто у мыса Доброй Надежды ликвидированы вековые противоречия между расами и шокирующая разница между унизительной бедностью большинства и достатком меньшинства. Разве решен там один из основных вопросов для ЮАР: имеют ли белые моральное право жить в Африке и сохранять свою собственность?

Врут кейптаунцы! Все южноафриканцы одним миром мазаны. Просто облик Йоханнесбурга гораздо более африканский. Это пугает, настораживает. Здесь куда проще, чем в Кейптауне, оказаться в кварталах, где вы – единственный белый на пять сотен чёрных.

В первые годы я специально ходил по Йоханнесбургу пешком, чтобы его изучить так же, как города Европы. Многие десятки километров прошёл я по этим разбитым, давно не ремонтировавшимся тротуарам. Бывал и в трущобах, и в престижных кварталах, где просторные участки опоясаны заборами с колючей проволокой под напряжением. И прохожие смотрели на меня с удивлением: «Что делает этот белый на тротуаре? Почему не едет на машине, как полагается белым?» А другие просто улыбались и приветствовали. Так я, выросший в стране, где большинство людей в жизни не сказали двух слов африканцу, перестал опасаться чёрных.

Власти Йоханнесбурга хотели бы убедить туристов остаться в этом городе, а не сразу улетать к пляжам, заповедникам и винодельческим хозяйствам. Но двухэтажный красный туристический автобус, который ездит между основными достопримечательностями города, обычно пустует.

Однажды, ещё когда для поездки в ЮАР россиянам нужна была виза, я хотел провести в Йоханнесбурге две недели. Сотрудник, принимавший моё заявление, побежал советоваться к консулу. Тот попросил меня написать план каждого дня моей поездки, с полным перечнем мест, которые я хочу осмотреть: «Если бы вы ехали в Кейптаун, вопросов нет. А Йоханнесбург – город не туристический».

Тогда какой?

«Йоханнесбург – африканский город мирового класса». Таков девиз властей города. Главное – не проглядеть слово «африканский». Бывают ли комфортные и опрятные африканские города? Всспоминается Кейптаун, но он демонстративно не африканский.

Зато Йоханнесбург – зелёный. «Город-сад», как говорят местные белые. Если поехать к смотровой площадке на Манроу-драйв и взглянуть оттуда вниз, кажется, что тысячи крыш утопают в изумрудной листве. Во дворе многоквартирного дома, где мы живём, растут два высоких дерева с толстыми и морщинистыми, как слоновьи ноги, стволами. Раньше я думал, что это пальмы. Но мне сказали, что это саговники, очень ценные растения. Жители богатых районов платят большие деньги за то, чтобы эти деревья пересадили к ним в сад. Я видел, как у соседнего семиэтажного дома выкопали старый саговник вместе с корнями и увезли. А вскоре в этом здании сделали хороший ремонт. Совпадение? Не думаю.

В сентябре-октябре цветут джакаранды, деревья из Южной Америки, которые южноафриканцы считают своими. И выглядит это так, словно кто-то разбил сиреневый сад площадью в сотню квадратных километров.

В чёрных районах деревьев почти нет. Да и не очень ценят их в этой части страны. Трансваальские фермеры вырубали одинокие деревья на своих фермах, чтобы не закрывали вид. А сегодня йоханнесбургские сантехники, установщики спутниковых антенн и ремонтные бригады безжалостно прибивают свою рекламу толстыми гвоздями к стволам и веткам вдоль дорог. И никто эти объявления не срывает, даже в белых районах средней руки.

Как положено африканскому городу, даже с претензиями на мировой уровень, Йоханнесбург не отличается чистотой. Дворников я здесь не видел. Кто-то, конечно, собирает мусор. Но мусора от этого не убавляется. Уличные урны здесь делают размером с бочку, чтобы опустошать как можно реже – скажем, раз в полторы недели. К тому же, на боку огромных урн можно разместить рекламные плакаты, а это уже к деньгам.

Если жители многоквартирного дома хотят поддерживать тротуар в чистоте, им не приходится ждать милости от муниципалитета. Подметают тротуар своими силами или за свой счёт.

Вообще, по сравнению с жителями крупных российских городов, йоханнесбургцам приходится гораздо больше рассчитывать на себя. И платить отдельно за то, что должно покрываться за счёт налогов. Это расходы не только на поддержание улиц в чистоте, но и на дополнительное освещение (уличные фонари часто не работают), охрану (практически каждый дом – на сигнализации) и страхование всего и вся, от недвижимости до мобильного телефона.

В чёрных районах мусор стал привычной частью пейзажа. Глядя на него, передвигаясь среди него, игнорируя его, здесь проводят всю жизнь. Стихийные свалки не вызывают у них возмущения. Не настолько серьёзна это проблема, как безопасность или поиск работы, чтобы прокормить семью. Или то, что утренняя электричка, заявленная в расписании, не приехала, а когда прибудет, – неизвестно.

Я знал художника из такого района. Он сделал карьеру, создавая произведения искусства из старых покрышек, валявшихся у него в округе.

Люди, выросшие в таких условиях, теперь занимают высокие посты и решают судьбу города. Для этих деятелей уборка мусора – не приоритет.

Это совсем не значит, что йоханнесбургцы нечистоплотны. Душ принимают утром и вечером. Два дня подряд одну и ту же одежду не носят. Даже у неимущих дома опрятно. Но улица, тротуар – это ничьё. Тут можно сорить, не задумываясь.

Мы снимаем квартиру в Килларни, районе среднего класса. Бывает, что на некоторых улицах обёртки от снеков, пустые сигаретные пачки, окурки, пластиковые бутылки вперемешку с опавшими листьями пестреют на проезжей части вдоль тротуаров, как яркий кант. Привычно, но не эстетично.

Недавно на городских выборах победила оппозиция. Новый мэр обвинил предшественников в растратах и воровстве. Обещал разобраться с государственной компанией, которая отвечает за уборку улиц и вывоз мусора. Прошло почти два года, но дворников как не было, так нет. Может, и эта власть считает, что они не нужны.

В то же время, мэр регулярно рассылает жителям города СМС с призывом выходить на «субботники» и даже пытается заразить их своим примером. Вопрос о том, почему налогоплательщики должны сами заниматься уборкой улиц, остаётся открытым.

Трава вокруг города часто желтовата, выжжена солнцем. В естественных условиях здешние деревья растут одиноко или по два-три. Ни лесов, ни рощ здесь не бывает.

Вообще-то, сто лет назад был в пригороде Йоханнесбурга лес. Один немец купил огромный участок и засадил его деревьями, чтобы можно было древесину продавать. Назвал его «Саксонский лес». Некоторые из них до сих пор сохранились. Теперь вся территория застроена: это один из самых престижных районов. А название живёт.

В южной части города раньше были шахты (а, может, и сейчас есть). Там высятся, как курганы в степи, отвалы из переработанной породы. Говорят, один российский учёный придумал, как эту породу ещё раз просеять, чтобы извлечь совсем мелкие крупинки золота, которые в ней скрываются. В России его технологией не заинтересовались, а в ЮАР – внедрили.

Почва тут бурая, почти красная. Очень непривычно это выглядит, не по-нашему. Был такой художник в Йоханнесбурге: Виктор Иванов. На что любил Южную Африку, а похороненным здесь быть не желал: «Не хочу лежать в красной земле!»

Иванов приехал ещё в конце 1930-х, с хором донских казаков-эмигрантов на гастроли. Просторы Трансвааля напомнили ему родные степи. Решил остаться, устроился карикатуристом в крупную газету. При Горбачёве думал уже съездить в Россию, поглядеть перед смертью. Но не получилось.

Выполняя его последнюю волю, вдова-немка повезла его прах из Южной Африки на Дон. Там села на теплоход и сказала капитану, что нужно ей в станицу Кременскую. А капитан говорит: «Нет больше такой станицы. Она под водой. На её месте водохранилище».