– Надеюсь, вы понимаете, – монотонно рассуждал Герасимов, – задача руководителя предприятия вести дела так, чтобы решать все возникающие внутри коллектива проблемы непосредственно на месте.
– Прошу прощения, но проблема снижения заработной платы возникла не внутри коллектива, она как бы занесена к нам извне, – иронично отозвался Журбин.
Валерий Петрович несколько секунд помолчал, то ли не зная, как реагировать, то ли удивленный тем, что его осмелились перебить. Наконец он сухо произнес:
– У нас есть еще две точно такие же фабрики, и у них действуют абсолютно те же регламенты выплаты заработной платы. Однако у них таких проблем нет, а если и есть, то директора справляются с их решением. Должен ли я понимать, Игорь Иванович, что вы со своими проблемами справиться не в силах?
– Я справлюсь, Валерий Петрович, – вздохнул Журбин, – я обязательно справлюсь.
Другого варианта ответа у него просто не было. Он это прекрасно знал. Знал это и Герасимов.
– Вот и хорошо, – смягчился финансовый директор, – вы поймите, Игорь Иванович, собственнику выгоднее платить высокую заработную плату одному директору, который будет на месте решать все проблемы, укладываясь в отведенный бюджет, а не раздувать этот самый бюджет до бесконечности. Вас же устраивают условия вашего контракта?
– Устраивают, – угрюмо согласился Журбин.
– Ну вот и замечательно, – Герасимов совсем повеселел, – тогда успехов вам, Игорь Иванович, у вас обязательно все получится. – Причмокнув губами так, словно поцеловал трубку, Герасимов вдруг добавил: – Мы все в вас верим, – и захихикал.
На этом разговор и прервался. Журбин держал в руках замолчавший телефон, а в ушах у него все еще раздавалось неприятное, дребезжащее хихиканье, в котором было больше насмешки, чем веселья.
Но недовольство сотрудников было хотя и серьезной, но не самой важной проблемой для Журбина. Как говорил сам Игорь, печально усмехаясь, у него текла крыша. Причем капитально.
На самом деле крыша капитально текла на главном фабричном здании. Здание это было построено более чем полвека назад, и, надо признаться, построено на совесть. Толстые железобетонные перекрытия и колонны, почти метровой толщины кирпичные стены. Как утверждали сами ветераны фабрики, особенно после того, как успевали принять на грудь в день получки, строили так для того, чтобы в случае начала третьей мировой войны работники могли не отрываться от производства во время ракетного удара. Ахиллесовой пятой всей этой монументальной конструкции была крыша. Обычная двускатная крыша с многочисленными слуховыми окнами, в советское время она была покрыта шифером, который за долгие годы пришел в полную негодность. В свое время, почти сразу после покупки здания, Белоусов даже лично поднимался на самый верх, чтобы понять насколько ситуация плачевна. В результате им было принято решение крышу перекрыть. И крышу действительно перекрыли. Теперь кровля стала металлической. Листы оцинковки радостно блестели на солнце, и наступившая весна впервые за долгие годы прошла без протечек, о чем и было доложено собственнику предприятия.
Однако появилась совсем другая проблема, которую никто не ожидал. Проблема эта возникла в середине марта, когда начало пригревать весеннее солнце, а Журбин вместе с женой только улетел на две недели в Таиланд, где солнце грело еще сильнее. Накопившийся за зиму тяжелый подтаявший снег лихо съезжал по гладкой оцинкованной поверхности и, пролетев около двадцати метров, с грохотом обрушивался прямо на тротуар. Установленные по периметру снегоудержатели лишь на время могли сдержать накопившуюся снежную массу, а затем она переваливалась через металлическое ограждение и устремлялась вниз. Чудом обошлось без жертв. Главный инженер фабрики, заодно выполняющий обязанности заместителя Журбина по хозяйственной части, Шиша-нов в ту ночь плохо спал, а на утро следующего дня пешеходное движение перед главным фасадом, выходящим на одну из оживленных улиц, было перекрыто. Десяток рабочих-гастарбайтеров был спешно отправлен на крышу счищать снег. Шишанов с детства боялся высоты, а скользких заснеженных крыш он боялся тем более, поэтому сам подниматься наверх не стал, объяснив боевую задачу во дворе фабрики. Свою задачу работяги выполнили, весь снег с крыши был полностью счищен. Работу осложняло то, что таявший днем снег за ночь подмерз и превратился в ледяную корку, покрывавшую всю кровлю словно скорлупа. Металлические лопаты с трудом брали эту корку. Выручало лишь то, что сообразительные южане подняли на крышу еще и несколько ломов. С ними дело пошло быстрее.
В тот год весна выдалась на удивление солнечная и сухая. Снег больше не падал на тротуар, и все были весьма довольны и собой и новой крышей. Больше всех был доволен Шишанов. Все это благополучие рухнуло в прекрасный день, точнее, ночь, когда первый майский гром гулко раскатился над городом, а затем забарабанил крупными тяжелыми каплями настоящей весенней грозы.
Грозу в начале мая, да, впрочем, и в любое другое время года, любят только поэты, ибо гроза позволяет им оправдать свое постоянное ничегонеделание и сидение у окна. Остальные нормальные люди вынуждены тащиться на работу по пузырящимся лужам, прикрываясь почти бесполезным зонтом и в страхе приседая с каждым новым ударом молнии. Владельцы автомобилей в ужасе гадают, стоит ли выводить своего железного коня на прогулку, ведь если отправиться своим ходом, то промокнешь насквозь, а если поедешь на машине, наверняка попадешь под град. В общем, гроза – это отнюдь не лучшее, хотя, несомненно, величественное явление природы. Примерно так, возможно, думал сам Журбин, глядя на потоки воды, стекающие на пол четвертого этажа с чердака фабрики. Вслух он этого говорить не стал. Вслух он говорил слова более краткие, емкие и доходчивые до сознания Шишанова, но так как они постоянно заглушались очередными раскатами грома, то слова эти мог слышать только сам Шишанов да еще несколько стоящих поблизости работников фабрики.
Дыры в металле залили битумом, что позволило кое-как пережить лето, но следующей весной потекло еще сильнее. Два года Журбин выкручивался как мог, латая дырявую кровлю. Денег на капитальный ремонт того, что совсем недавно отремонтировали, просить он не мог. Белоусов был человек вспыльчивый, и риск потерять хорошую работу был слишком велик.
На помощь пришел случай. В один из хмурых ноябрьских дней, когда небо щедро делилось с землей ледяной водой, Журбин пил кофе, сидя в своем кабинете и уставившись в окно. Он думал. Думал о том, сменится ли к вечеру холодный дождь снегом и будет ли утром на дорогах наледь. Яндекс уверял, что снега не будет и температура ночью задержится у нулевой отметки, но айфон в своем почасовом прогнозе погоды обещал к утру снег и минус три. В принципе Журбин довольно спокойно относился к капризам погоды, однако он до сих пор не сменил резину на зимнюю, и теперь возможный утренний гололед его немного беспокоил. Конечно, можно было уехать с работы прямо сейчас, взять зимнюю резину и отправиться на шиномонтаж, но в такой дождь лишний раз выходить на улицу не хотелось, а ведь пришлось бы где-то пережидать, пока ему будут переставлять колеса. Такими процедурами лучше заниматься в погожий день. Например, послезавтра.
Внутренний телефон издал негромкую трель. Журбин поднял трубку.
– Игорь Иванович, – услышал он голос секретаря, – к вам посетитель. Михеев Андрей Эдуардович.
– Зови, конечно, зови, – мгновенно отреагировал Журбин, – и, Катюша, сделай сразу кофе для гостя.
– Мне без сахара и с коньяком. – Гость, появившийся в дверном проеме, чувствовал себя весьма уверенно.
Андрей Эдуардович Михеев был одним из крупнейших предпринимателей Задольска. Как и многие, он начинал с торговли одеждой, привезенной из Китая или Турции. Стартовав с нескольких точек на местном вещевом рынке, под который был переделан недостроенный домостроительный комбинат, он смог создать обширную торговую сеть, далеко шагнувшую не только за пределы района, но и всей Владимирской области. Последние несколько лет Михеев активно начал развивать свое собственное производство. В созданных им цехах выпускалась самая разнообразная одежда, начиная от джинсов и футболок, заканчивая зимними куртками. По заказу Михеева было разработано несколько брендов, которые он успешно запатентовал. Венцом всех трудов Андрея Эдуардовича должна была стать новая фабрика, площадью около двадцати тысяч квадратных метров, которая строилась в пригороде Задольска.
