Великоросс работал не на открытом поле, на глазах у всех, подобно обитателю южной Руси: он боролся с природой в одиночку, в глуши леса с топором в руке. То была молчаливая черная работа над внешней природой, над лесом или диким полем, а не над собой и обществом, не над своими чувствами и отношениями к людям. Потому великоросс лучше работает один, когда на него никто не смотрит, и с трудом привыкает к дружному действию общими силами. Он вообще замкнут и осторожен, даже робок, вечно себе на уме, необщителен, лучше сам с собой, чем на людях, лучше в начале дела, когда ещё не уверен в себе и в успехе, и хуже в конце, когда уже добьется некоторого успеха и привлечет внимание: неуверенность в себе возбуждает его силы, а успех роняет их. Ему легче одолеть препятствие, опасность, неудачу, чем с тактом и достоинством выдержать успех; легче сделать великое, чем освоиться с мыслью о своем величии.. Он принадлежит к тому типу умных людей, которые глупеют от признания своего ума. Словом, великоросс лучше великорусского общества.
[...] Невозможность рассчитать наперед, заранее сообщить план действий и прямо идти к намеченной цели заметно отразилась на складе ума великоросса, на манере его мышления. Житейские неровности и случайности приучили его больше обсуждать пройденный путь, чем соображать дальнейший, больше огладываться назад, чем заглядывать вперед. В борьбе с нежданными метелями и оттепелями, с неопределенными августовскими морозами и январской слякотью он стал больше осмотрителен, чем предусмотрителен, выучился больше замечать следствия, чем ставить цели, воспитал в себе уменье подводить итоги на счет искусства составлять сметы. Это умение и есть то, что мы называем "задним умом"... Но задний ум не то же, что "задняя мысль". Своей привычкой колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями жизни великоросс часто производит впечатление непрямоты, неискренности. Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идет к прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но идет, оглядываясь по сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Ведь "лбом стены не прошибешь", и "только вороны прямо летают" - говорят великорусские пословицы. Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить еа прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского проселка? Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу.
Василий Ключевский (1841-1911)
историк, академик Петербургской АН.
Показание № 16
В старину соберутся, бывало, могучие богатыри к ласковому князю за почетный стол. Рассказывают о своих удачных подвигах, высчитывают, сколько побили злых поганых татар, сколько душ христианских из полону вывели, испивают чары зелена вина, истово ведут речи по-ученому, чинно чествуют гостеприимство, величают хлебосольство, пируют - прохлаждаются. И сидеть бы так до полуночи и до бела света. Да один через край выхвастался, не по-русски и не богатырским обычаем повыступил, - как стерпеть:
У нас на Руси, прежде всякого дела не хвастают,
Когда дело сделают, тогда и хвастают.
Хвастуны - не в наших нравах среди смиренного житья и молчаливых подвигов. Таково у нас вековечное правило: собой не хвастай, дай наперед только похвалить себя людям. Разрешается хвастать только при сватаньях, а смиренье - всегда душе спасенье, Богу угожденье, уму просвещенье. Этою добродетелью русский человек многое выслужил и ещё больше того получил на свой пай, в наследие и про обиход.
Не спускали богатыри вины виноватому, попрекали его насмешками, наказывали ругательствами, не смотрели на то, что княгиня Апраксеевна сама не пиру сидит. При этом не разбирали и старых заслуг, и великих богатырских подвигов. На что были славны богатыри Алеша Попович и Чурила Пленкович, а ни тому, ни другому, ни третьему не было ни прощенья, ни снисхожденья.
Говорили Алеше Поповичу:
Ты хвастунишка, поповский сын!
А живи во Киеве со бабами,
А не езди с нами по чисту полю!
Упрекали Хотену Блудовича:
Отца-то у тя звали блудищем,
А тебя теперь называем уродищем.
Даже Настасья Романовна не утерпела, при женской скромности и смирении, чтобы не выбранить и братца родимого, почтенного старца Никиту Романовича:
Ай же ты, старая собака, седатый пес.
Чужих, пришлых хвастунов (как свидетельствуют о том народные былины) старые богатыри не только обрывали и обругивали, но и жестко наказывали. Попробовал было татарский богатырь на пиру поневежничать: есть по-звериному, пить по лошадиному и притом ещё похваляться и хвастаться, что у него косая сажень в плечах.
На него за то напустили не какого-нибудь храброго богатыря, а мужичонку плохонького, ростом маленького, горбатенького, в полное посмеяние и надругательство. Однако тот татарина из тела вышиб, по двору нагим пустил. Бились они и боролись всякий своим способом (какая же ругань без драки?).
А русская борьба отличается:
На ножку перепадает,
Из-под ручки выглядает.
Бьет правой рукой во белую грудь,
А левой ногой пинает позади
Русская борьба - на два манера, по условию и по обычаям: в обхват руками крест-накрест - левой рукой через плечо, правой подмышки или под силки, а затем, как усноровятся: либо подламывают под себя, либо швыряют на сторону и кладут на бок и на спину через ногу. По другому приему, с носка, вприхватку, берут друг друга одной рукой за ворот, а другой не хватать. Лежачего не бьют - лежащий в драку не ходит; мазку (у кого кровь показалась) также не бьют; рукавички долой с рук... В сцеплянке, то есть в одиночной схватке, бой бывает самый жестокий, потому что ведется врассыпную, а не стена на стену, где не выходят из рядов. В единоборстве иногда просто пытают силу: "тянутся" садясь наземь и упершись подошвами ног, хватаются руками за поперечную палку и тянут друг друга на себя. Иногда палку сменяют крючком указательного пальца. Татарская и вообще степная борьба ведется также по-своему: татары хватаются за кушаки и левыми плечами упираются друг о друга; перехватывать руками и подставлять носки не разрешается. Другой способ (у калмыков) совсем дикий: сходятся в одних портах без рубашек, кружатся, словно петухи, друг около друга; затем, как ни попало, вцепляются и ломают один другого, совсем по-звериному, даже как будто бы по-медвежьи.
Иной и крепок, собака, не ломится,
А и жиловат татарин - не изорвется.
Русские люди редко кончали споры без драк врукопашную, стена на стену, когда ещё не знали огненного боя, а ведались только лучным боем (стреляли из луков). Также стена на стену, на общую свалку хаживали предки наши, когда не устанавливалось ладов и мира между своими, как бывало у новгородцев с суздальцами, у южной Руси с северною, у черниговцев с суздальцами, у новгородцев с чудью и немцами, как теперь бывает на кулачных боях. И нынешние бои, как наследие старины, представляют расчеты по поводу накопившихся недоразумений и неудовольствий двух противных лагерей. Они и бывают трудноискоренимыми исключительно в старинных городах, где борются два направления: жители, например, одной стороны реки, разделяющей город, мелкие торговцы или пахари с живущими по другую сторону фабричными...
Если не удавалось в старину отсидеться за деревянными стенами в городках и надо было выходить в чистое поле, выбирали для этого реку и становились ратями друг против друга. Суздальцы против черниговцев стояли в 1181 году на реке Влене таким образом две недели, смотря друг на друга с противоположных берегов, и переругивались. Припоминали старые неправды и притеснения, укоряли друг друга племенными отличиями, обращая их в насмешку и раззадоривая. Доставалось и самим князьям-предводителям... Точно так же и под Любечем долго стояли новгородцы противу киевлян и не решались переправиться через реку Днепр, пока первые не были выведены из терпения обидами и грубыми насмешками. Киевский князь Ярослав точно так же в ссоре с тмутараканским Игорем бросил в него бранное и оскорбительное слово: "Молчи ты, сверчок!" Начали биться. Битва кончилась победою Игоря, а народ стал с той поры, в посрамление бранчивого, подсмеиваться над ним: "Сверчок тмутаракан победил".
