========== Золотая дымка ==========
Горы уже покрылись золотом опавшей листвы, но солнце грело не по-осеннему жарко. Настойчивый запах цветущей таволги разливался по небольшой горной долинке, укрытой от ветров и лишних взоров между лесистыми высокими холмами, которые при доле фантазии можно было бы назвать горами. Финдарато тряхнул головой, пытаясь избавиться от навязчивого морока. Таволга давно отцвела, так отчего же ее запах так настойчиво витал в воздухе, приторно-сладкий, такой вездесущий и неуместный? Наваждение не проходило. Это все усталость, и только она.
Не покладая рук Финдарато трудился уже несколько недель, создавая, направляя, указывая на ошибки, исправляя недочеты. Скоро, совсем скоро в тех пещерах, что они обнаружили, можно будет жить. Главное – успеть благоустроить их до зимы. Зима подкрадывалась неслышно, блестя шапками горных снегов далеко на севере. Она уже дышала холодными вечерами в спину, а по утрам покрывала тончайшим инеем желтеющую траву. Думать о скорых холодах совсем не хотелось, хотелось отлистать время назад, вернуться в летнее тепло, когда они все только привыкали к страстным проявлениям любви юного светила, которое заставляло жмуриться от яркого света и искать убежища в тени деревьев в особо жаркие дни. Не хотелось думать о зиме, думать не хотелось ни о чем.
Неожиданно сложным оказалось привыкание к тому, что никто большой и сильный не поможет, не подскажет, не исправит твоих ошибок. Ошибаться и исправлять свои ошибки теперь следовало самостоятельно. Сопровождавший Финдарато и его народ майа не в счет. Майрон, пусть и помог им пройти в эти места без потерь, сразу обозначил свою нейтральность во всех вопросах. Нет, вслух он не говорил ничего, просто не участвовал, часто уходя на несколько дней бродить по окрестностям, или наблюдал за работами со стороны, изредка кривя тонкие губы в одобрительной усмешке.
Когда его отлучки и безучастность первый раз вызвали вопросы и сомнения, Майрон, мягко улыбнувшись, пристально посмотрел в глаза спросившему и осведомился доверительным шепотом, уж не дать ли ему клятву, что местонахождение их нынешнего дома останется в тайне. Вопросы о верности Майрона Морготу больше не поднимались. Финдарато сморщился от воспоминания. Уж больно царапало слух слово «клятва», произнесенное бывшим врагом. А бывшим ли – это вопрос из вопросов. Природная осторожность не позволяла Финроду безоговорочно верить майа, а природное любопытство не давало ему прекратить редкие непродолжительные беседы с ним. Эти разговоры были уже не так откровенны и глубоки, как их первый.
Финдарато глубоко вздохнул и поднялся с поваленного дерева. До лагеря было далеко, да и он последнее время пустовал, многие уже переселились в пещеры. Назойливый запах таволги испарился с вечерними сумерками. Эльда отряхнул подол от налипших белых лепестков камнеломки. Этому цветку было какое-то очень красивое местное название, которое Финдарато никак не мог запомнить. Камнеломка, очень стойкое растение, цветущее чуть не до самых холодов, впивалась корнями в скальные выступы, крошила их в мелкий щебень. Майрон сравнивал его упорство с завидным упорством самих эльфов, вгрызавшихся своды пещер кирками и резцами.
Медленно спускаясь по склону, эльф заметил про себя, что, зная прозвание майа в этих землях, даже мысленно ни разу не называл его Сауроном или Гортхауром. Сам же Майрон реагировал на эти не очень приятные, казалось бы, имена спокойно, словно бы ему даже нравилось, когда его называли Жестоким. Собственно, почему «словно». Фидарато вспомнил ту непроглядно глубокую и непередаваемо опасную бездну, которую разглядел в глазах Майрона, когда они первый раз разговаривали. И еще вспомнил пожирающие остатки самообладания видения, для которых Финдарато тогда с готовностью открыл разум. Видения и иллюзии были излюбленным инструментом Майрона. Он мог соткать из воздуха хоровод танцующих эльдэр, стаю невероятных сказочно красивых птиц с золотым и серебряным оперением, деревья с соблазнительными спелыми плодами. Фантазия его была неистощима, а достоверность иллюзий – велика невероятно. А когда кто-то попадался на удочку этих творений, Майрон едва заметным движением тонких пальцев рассыпал иллюзию золотистой дымкой и смеялся. Он казался в эти моменты каким-то совсем близким и понятным, когда стоял, сложив руки на груди, откинув голову и обнажив в беспечной улыбке белоснежные зубы. Правда, забава быстро наскучила ему, и появляться иллюзии стали реже. Финроду было немного жаль, потому что очень часто то, что Майрон создавал с помощью магии, было его воспоминаниями, ассоциациями. Финдарато в нерассуждающем порыве познания надеялся когда-нибудь понять своего негаданного спутника.
Уже почти стемнело, когда Финдарато подошел к лагерю. Над горизонтом зажигались первые звезды, тянуло дымом и запахом жарящейся дичи. Идти туда совсем не хотелось. Как не хотелось направляться и в пещеры. Совершенно не было сил обсуждать дела и планы, хотелось лечь на привядшую траву и смотреть вверх, наблюдая, как небосвод понемногу наполнятся чернильной синевой, как по нему медленно плывет процессия созвездий…
В кузне горел свет, сильный, яркий. Кто же разжег горн в такой неурочный час? Неужели у кого-то здесь хватает сил и вдохновения творить? Любопытство заставило Финдарато повернуть к кузнице, он подошел к приземистому зданию и без колебаний распахнул дверь.
Запрокинутая голова, полуулыбка на изящных губах, медовое в свете горячо полыхающего кузнечного горна мерцание белоснежной кожи, черные блестящие локоны, падающие на обнаженную грудь. Майрон.
Тонкие сильные пальцы скользят по его плечам, серебристые волны волос скрывают лицо того, кто стоит сзади, жадно впиваясь поцелуем в шею, плечи. Майрон почти не шевелится, позволяя пальцам другого скользить по своему телу, опускаться все ниже и ниже, еще ниже. Пригушенный стон вырывается из горла Майрона вместе с именем второго майа.
Видение мгновенно расплылось золотой дымкой. Кузница погрузилась в полную темноту, которую осенние тусклые звезды за окном не могли рассеять. Финдарато прерывисто выдохнул. Только иллюзия, это только иллюзия. Воспоминание, миг из прошлого. Всего лишь краткий миг. Но сердце заходится в груди, тягучий раскаленный комок засел в горле – ни вздохнуть. Незнакомое томление пронизывало кончики пальцев тонкими иглами.
Едва глаза начали привыкать к наступившей слишком резко темноте, на шее Финдарато сомкнулись показавшиеся ледяными тонкие пальцы. Дышать стало еще труднее, сердце застучало неровно, сбивчиво, кровь отхлынула от щек. «Ты иногда напоминаешь мне его, – выдохнул Майрон прямо ему в ухо надтреснутым шепотом, - даже внешне. Но, конечно, характер, любопытство, упрямство… Ты как-то спросил, любил ли я когда-то… И я ответил, что не довелось». Большой палец руки на шее скользнул ниже, туда, где под кожей бьется жилка, слегка нажал и снова мягко скользнул вверх. Финдарато втянул носом воздух, собираясь ответить, спросить, но его рот мягко накрыла узкая холодная ладонь. «Тшшш… Ты ведь и правда хотел бы узнать, в чем разница?» - шепот на грани слышимости, горячее дыхание у виска. «Но есть вещи, которые…, -ладонь скользит по шее вниз, на грудь, - …невозможно объяснить словами», - пальцы другой руки перебирают волосы на затылке. От этих прикосновений в низу живота разливается пульсирующее тепло, воздух выходит из легких с надсадным хрипом. Финдарато хочется убежать, исчезнуть, забыть, не видеть, сделать что угодно, только бы прекратить это удушающе томное мгновение, совладать со своими мыслями и желаниями, укротить порывы. Но тело, словно заклятием, сковывает неподвижность. Перед внутренним взором неоступно - серебряные волны волос и запрокинутый судорогой удовольствия подбородок. Силуэт майа едва различим, он почти не двигается, он улыбается и ждет. Надо только собраться с силами и сказать простое слово «нет» - и все прекратится, Финдарато в этом уверен. «Мы были вместе, - Медные застежки рубашки раскрываются под пальцами майа, обнажая разгоряченную грудь, - Долго, достаточно долго. Но потом мы выбрали разные пути, - рука пробирается под одежду. Медленно, очень медленно и осторожно. Горячее тягучее ощущение внизу живота разрастается, заполняя собой все тело, подчиняя своему неравномерному биению разум, волю. – И это совсем не страшно». Надо только сказать «нет». Закрыть глаза, чтобы не видеть ничего, ни черных пронзительных глаз, ни тонкой белоснежной кожи, ни приоткрывшихся в полуулыбке тонких изящных губ. Долгий судорожный вдох – и выдох… - Да!
