Перебор струн еще висел в воздухе, а Мэллин присел, опустив обе ноги на пол, оборачиваться к Мидиру и следить за его перемещениями так было удобнее. Ишь ты! Напугался! Майлгуир почувствовал злорадное удовлетворение.

— А затем, мой дорогой брат, что ты это заслужил! Ты всё-таки странный волк, но волк настоящий! — приблизился, похлопал Мэллина по плечу, поднял руку, не удержался и потрепал по волосам. — Брат короля, опять же. А при столкновении с вивернами ты меня приятно удивил!

От воспоминания о том бое душу опять взяла тоска, но Мэллин поблизости пересел, начал важно, разыгрываясь, мелодию. Майлгуир терпеливо ждал реплики, но проигрыш все продолжался, и глаза сами собой вспыхнули желтым. Будто ориентируясь на этот знак, Мэллин величаво поднял голову, как заправский менестрель, известный по всем королевствам, пробренчал два раза резко и порадовал всего-то строчкой:

— Пристроить бедного меня, такая, право же, брехня! — тряхнул волосами и опустил голову, словно ожидал рукоплесканий.

А получил подзатыльник. Легкий, разумеется, но освежающий.

— Не смей называть брехнёй озвученную волю своего короля! — строго и наставительно.

Брата, впрочем, жизнь учила редко, ещё один рвущий нервы аккорд, а потом во всю мощь красивого голоса:

— Хвали меня-а-а! Или ругай! — снова жалобно тренькнули струны. — Я много лу-у-у-учший р-раздолба-а-ай!

— А вот это точно, раздолбай из тебя самый образцовый! — Майлгуир вскинул голову, продолжая настаивать. — Но пять когтей на дублет ты получишь!

— Ну Мидир, — брат затренькал кларсахом раздражающе часто, как будто отсчитывая улетучивающиеся мгновения, хотелось разорвать проклятые струны. — Ну сам подумай, брат! Это не-ес-тествен-но! Двадцать пять когтей у волка! Ну Мидир! Тебе не кажется, что я и «неестественно» все-таки слишком? Слишком прекрасно для этого Дома?

В озорных серых глазах напротив искрились наглость, непочтительность, издевка! Майлгуир даже едва заметил, что брат обратился к нему старым именем, больше не звучащим в Доме Волка. И это правило Мэллин нарушил естественно, так же естественно, как нарушал и все прочие.

— Это же где у меня будут ещё пять когтей? — напоказ задумался, явно намекая на непристойный вариант. — Ах, понял, на…

— Ну груди! Обалдуй! Вышитые же когти! — Мидиру было сложно удержаться и не выпустить собственные. — И только попробуй воспротивиться!.. — наставил на брата указательный палец.

Что, впрочем, не возымело эффекта, Мэллин легкомысленно кивнул, будто принимая похвалу, снисходительно улыбнулся, выводя из себя вернее, подкрутил колки струн, изобразил плавный перелив.

— Тогда песня! Героическая! Последняя! — присел удобнее, распутывая скрещенные ноги, развернулся чуть в сторону от Мидира и окна, запел глубоким, хорошо поставленным голосом: — Изба-авил бы меня-а, о ста-арый бо-ог, от ску-уки!..

— Ты не посмеешь! — Майлгуир начал подходить к брату, из груди рвалось рычание, Мэллин запел быстрее.

— Ве-едь два-адцать пять когте-ей, — замер на секунду, глядя прямо в глаза Майлгуиру, допел, — что ку-уй на до-оброй су-уке! — отбросил кларсах на кровать и сорвался с места за мгновение до того момента, когда там, где он сидел, сошлись в кулак королевские когти.

Майлгуир полыхнул глазами, с трудом расцепил зубы и очнулся, когда сметал на повороте застывшего статуей механеса.

— А ну стой!.. Стой, кому говорю! — рык разносился по вечерним переходам Дома Волка громовыми раскатами, отчего ярость поднималась приливной волной, окончательно захлестывая разум. — Иначе это будет правда последняя твоя песня!..

Предусмотрительный поганец пересел лицом к двери и этим выиграл себе преимущество, а сейчас бежал впереди, сверкая серебристыми лампасами на штанах, в развевающейся черной рубашке и босиком — брат, очевидно, готовился ко сну и уже не планировал выходить из покоев, когда Майлгуир пришел поговорить. Короля в очередной раз занесло на повороте, механес обрушился, и Майлгуир отшвырнул его обеими руками, вымещая ярость, жажду что-то изменить, злость и праведное возмущение.

Мэллин мчался впереди, будоража дом смехом, в котором сливались ужас и восторг, страх и азарт погони — о, брат отчетливо осознавал, что Майлгуир не в духе! За ним спешил сам король, чувствуя, как все быстрее прокатывается по жилам кровь, как давно забытая полная сила пробуждается в теле, как он почти летит по пятам ускользающей добычи! Душа пела и одновременно жаждала крови.

С Мэллином вечно так!

Они промчались по всем, кажется, коридорам первого этажа, чуть не сбили с ног Вогана возле кухни, на что старый повар расхохотался вслед, напоминая времена, когда оба были мальчишками — и убегали уже от него. Майлгуир рванулся вперед, неизбежно догоняя не такого выносливого брата, но тот подло ускользнул на второй этаж прямо по колонне, а лазал старший не в пример хуже младшего! То есть, разумеется, сторонний взгляд не заметил бы разницы — взлетел один, а за ним второй, но Майлгуир почувствовал, что опять отстал!

Смех, впрочем, вел его, указывая четкий след! Мэллин хохотал и хохотал, будто попросту не мог остановиться, Майлгуир вырыкивал какие-то угрозы, задевал стены на поворотах когтями, сносил стойки с доспехами, разбивал бесполезных механесов и спешил дальше. Напоровшийся на стражу Мэллин юркнул между плечистыми волками, не успевшими ничего понять, а Майлгуир попросту, взрыкнув по-королевски узнаваемо, снес не успевших посторониться — реакция у них, в конце концов, волчья! Должны были заметить!

Второй этаж заканчивается быстро, брат, определенно, спешит к какой-то цели, и когда они пробегают открытую северную галерею, где Мэллин когда-то давно, кажется, в другой, яркой и настоящей жизни, едва не отдал жизнь за Этайн и чувство Мидира, тогда именно его беспокоит ощущение, словно он может прочесть шальные мысли брата. И его цель — там, через множество ступеней, черное окно левой башни!

Майлгуир хочет догнать Мэллина теперь уже затем, чтобы остановить, он вкладывает в бег все силы, но поганец увертлив, как скользкий фомор, и хитер, как изворотливый неблагой!

— Да стой ты! Стой! Я тебя не тр-р-р-рону! — звучит, конечно, с рычанием не особенно убедительно, но Майлгуир старается быть услышанным.

Мэллин, впрочем, осознавая, что рычание — плохой признак, ускоряется снова, долетая до башни просто в удивительнейшие сроки! Они обежали весь замок! Почти на три раза! И Мэллин продолжает неостановимо хохотать даже тогда, когда скачет по винтовой лестнице без перил вверх!

Брата заносит на нескольких поворотах, и Майлгуиру кажется, что его сердце или встанет, или взорвется негодованием, чувства оглушают, ищут выхода, и он рычит:

— Да стой! Я не звер-р-р-рь! Я тебя не убью! Только обниму! До хр-р-руста костей! — спина Мэллина все ещё виднеется впереди, в его рубашке и волосах вечерний ветер, босые ступни уверенно шлепают по каменным ступеням, как всякий волк, брат достаточно горяч сам по себе, чтобы не чувствовать холода.

Ну, какое-то время точно!

Мэллин хрипит и захлебывается смехом, но не может остановиться, ни в хохоте, ни в беге, он удирает так, словно спасает что-то дороже, чем кости, рассудок и жизнь! Он бежит так, будто за ним гонится не брат, а полчища друидов, потрясая щупальцами и посохами!

— Да стой! — Майлгуиру не хватает терпения и дыхания на длинные фразы. — Стой! Мэллин!..

Зато рычать получается даже на имени брата, в груди кипит ярость, он полон жизни и энергии, а этот бесстыжий волчонок удирает от него! Бессовестно удирает! Вместо того, чтобы обернуться и достойно принять заслуженное наказание!

Брат вылетает на площадку с окном на пролет выше Майлгуира, разгоняется уж как-то совсем несусветно, сердце сжимается, голова кружится от осознания, что он загнал собственного брата на самый верх башни, а судя по направлению шагов, тот сейчас сиганет прямо в окно!

А ши хоть и волшебные! Хоть и волки! Но не летают, как птицы!

Майлгуир вылетает на площадку, почти разрывая сухожилия в попытке поймать сумасбродного брата за хвост, но успевает лишь увидеть, как тот изящно запрыгивает на подоконник, красиво отталкивается, продолжая движение, и распластывается в полете-прыжке между башнями!