— Ух-х-ходи… — прощальный звон льдинок в воздухе.
Мидир встал, попятился, не поднимая головы, а когда звон уже без голоса прекратился, отвернулся. Каждый шаг к опушке давался все тяжелее и тяжелее.
Тянуло хвоей и землей, смолой и сухим теплом прогретого воздуха. Тут всегда солнце и всегда весна в то мгновение, когда она вот-вот перейдет в лето. Только это мгновение длится вечно. Как тут хорошо и спокойно, как не было ему уже давно.
Может, остаться?..
Сморщил любопытную мордочку Мэллин, поджал обиженно губы Джаред. Потянула тревогой потери алая преданная душа Алана, затрепетало где-то в непроглядной тьме бордовое пламя Мэренн.
Камень в руке нагрелся, напоминая о жизни и о долге.
Значит, сегодня он вернется.
Препона между мирами словно не хотела выпускать наружу. Тянулась, но никак не рвалась, а ведь при входе была не толще паутины. Грудь уже требовала вдоха, ненужного в Грезе, в горле царапалось — и Майлгуир прорвал границу, упав на нее всем весом, прокатился уже по Светлым землям.
Волки облегченно вздохнули и заговорили разом:
— Как вы?
— Мой король, мы следуем в Укрывище?
— Вы узнали, королева Мэренн там?
— Не уверен, — Майлгуир постучал по плечу ближайшего волка. — Но нам надо там побывать.
За что Майлгуир всегда терпеть не мог предсказания, так это за их размытость и неопределенность. Королю Степи когда-то предсказали, что он умрет от коня. Он тут же отдал любимого скакуна в табун, шарахался от всего, что передвигается на четырех ногах. В итоге умер от яда в крепкой настойке, зовущейся «Три коня».
Кого не убережет слишком много терявший Джаред, тревожило временами. От какой женщины грозила смерть шалопаю Мэллину, волчьему королю тоже думать не хотелось.
Ясно было одно. Если его вызвал сам дух Нижнего мира, значит, Мэренн обращалась к друидам. Даже при том, что она любила Майлгуира, сделала она это не ради него, что немного злило, и в то же время заставляло уважать свою гордую волчицу. Мэренн пошла на жертву ради того, чтобы Проклятие могло упасть. Ради мира и — да! — ради самого Майлгуира в этом мире. Потому что все могло закрутиться лишь после того, как сам Майлгуир соизволит влюбиться.
И ничего, что эта любовь грозит смертью Мэренн.
Раздосадованный Майлгуир ударил по стволу ближайшего дерева, ударил без злобы, но изнутри глухо заворчал спящий вудвуз. Знак одновременно слишком плохой и хороший, чтобы на что-то надеяться! Мэренн пожертвовала своей искрой, своей душой, отдавая сразу, лишь за возможность изменить мир ши. Невозможно было допустить, чтобы жертва была напрасна — и следовало добудиться мира. И также невозможно было допустить саму жертву! Майлгуир взял Мэренн в жены! И сделал это не ради шутки — он полюбил свою королеву.
Да, слова предыдущего предсказания говорили о том, что только любовь и жертва снимет упавшую на мир Нижнего тень, вдохнет в него жизнь, магию — и ши перестанут умирать от истинной любви. Но сколько жертв уже было — и все они были напрасны.
Волчий король отошел к дереву, отказался от еды и питья. Скорбно было осознавать, что никакое знание не живет вечно даже среди бессмертных. Волки забыли! После визита в Грезу все было ядом. Да и силы Майлгуир черпнул в достатке.
Он прошел между коней, погладил стреноженных скакунов, делясь взятой в Грезе силой.
Успокоившиеся ши в расступившемся тумане, при свете ясной луны, встали на ночлег. Волки спали вповалку, как обычно на переходах. Однажды король так застал брата посреди целого лежбища. Тот лежал в центре, обнятый со всех сторон, согретый и оберегаемый, и все грелись об его лимонную ауру, как о ночное солнышко.
Двое стояли на страже, и король махнул рукой, приказывая им отдохнуть. Все равно не заснуть до утра, да и неплохо бы подумать, что он скажет Ллвиду, заявившись в разгар праздника, когда все регалии ничего не значат, а сам король Благого Двора имеет не больше прав, чем самый обычный волк.
Он подбросил дров в костер, наблюдая за взлетевшими в черничное небо оранжевыми искрами.
Истово стрекотали кузнечики, забивал ноздри запах земли и поздних осенних цветов, печально лила свет полная луна, снова напоминая о Мэренн. Даже запахло опять шафраном.
— Спать всем, — выговорил Майлгуир стражникам, которые переглядывались, а с места не трогались.
Один поднес теплое одеяло, другой — кружку с горячим напитком. И только тогда неуверенно улеглись рядом с товарищами.
Ничего не угрожает им сейчас рядом с тем местом, где показался сам Кернуннос. Майлгуир вспомнил все слова, что ему сказало воплощение его мира. Отринул все мысли, открыл душу.
Мир воспринимался по-новому. Усталость, боль и долг не исчезли, но пламя жизни пылало в сердце, звало вперед, раскрывая крылья.
Значит, все верно. Все может быть… Когда же он перестанет обманывать сам себя? Видимо, никогда. Те слова любви, что он говорил Мэренн, овеществились. А она любила его. И среди праздника любви, будучи в законном браке, они неоднократно это повторили.
Значит… Майлгуир выдохнул осторожно, сдерживая злость. Джаред мог бы и сказать! Побоялся, что король снесет с лица земли все Укрывище, если поймет, что там держат Мэренн — беременную от него Мэренн? — и если Кернуннос говорил о трех душах… Значит, двойня?
Сердце стукнуло невпопад.
Этайн едва не умерла, рожая от него одного ребенка, а она была полна жизни и земной силы. Выдержит ли хрупкая Мэренн роды? Тем более, двойные роды.
Сами собой вспоминались многочисленные дети, родившиеся триста лет назад. Тогда Проклятие словно бы схлынуло, как отлив, подарило многим и многим ши детей, а потом подступило еще ближе — за прошедшие годы детей не было почти совсем. И Майлгуир, как король, понимал яснее всех, Нижний мир умирает, засыпает сном-жизнью, от которого уже не проснуться. И вместо принятия жертвы он опять себялюбиво заботится скорее о своих интересах, ведь жертвовать женой придется снова ему, Майлгуиру, а от новой потери не спасет и смена имени. И еще дети. Настоящие дети, его, ее, их, благие дети! Возможные, пока лишь возможные, но уже бесценные и живые ши…
Опять он думает не о том. Сейчас главное найти Мэренн, понять, кому и за что обещана ее душа. Хотя кому — понятно и так. Кому отдали когда-то ключ от всех дверей люди и ши? Кто может изменить плетения судьбы?
Дети бывшего бога — владетели чистой магии, те, кто может менять судьбы вселенной.
А еще — они просто дети.
«Не отдам, — вдруг четко понял Майлгуир. — Никому не отдам, ни детей, ни жену. Положу свою жизнь за нее, этого должно хватить. Ишь ты, чего вздумала! Умереть, получив любовь короля!»
Покрутил теплый, опалесцирующий камень, и отложил подальше. Утром пролесок, где разместились лагерем волки, затопило молоком хмари. Заливались ранние птахи, розовело небо. Выкатилось солнце и зажгло туман золотым светом.
Пока собирались и перекусывали, выяснилось, что один конь захромал. Тратить магию на его излечение Майлгуир посчитал лишним, воспользовался случаем и послал весточку в Черный замок. В приписке специально для чересчур умного советника добавил, что о пополнении, даже теоретическом, нужно сообщать сразу, даже если не спрашивают!
Заодно отвел королевского волка потолковей и обговорил возможные вопросы Ллвида и ответы на них.
К вечеру, почти загнав коней, волки прискакали к Укрывищу. Вросший в камень вход был еле заметен стороннему глазу. Алые лучи заходящего солнца высветили закрытые створки, что было немыслимо для Лугнасада.
— Открывайте королю! — крикнул один из волков.
— Королю? — ехидно раздалось из-за каменных дверей. — Король в цитадели.
Майлгуир, начиная злиться, постучал королевской дланью. Эхо разлетелось далеко за воротами: Лугнасад или нет, благие земли все еще принадлежат ему, пусть формально свобода дается каждому, даже оплетенному долгом королю.
— Мой король! — вскрикнул один из волков.
— Щиты! — почуял Майлгуир неявную угрозу.
Поверху вылетело несколько стрел — не ранить или убить, а лишь предупредить.
