Какой-то неопрятно одетый мужик, похожий на портового носильщика, похотливо осклабился на баронессу Нолаонт и что-то пьяно пробормотал, почесывая себя ниже живота. Но только Сиурт показал ему свой здоровенный кулак, пьяница шатаясь, побрел прочь.
– Да, пусть Аргус приезжает, – согласилась Маргарита, нервно поправляя у шеи пушистый воротник плаща.
Приблизившись к Сторожевому дому Лодольца, они свернули на широкий Южный Луч, а затем направились вглубь Мягкого края. Дома здесь тесно, будто в страхе, жались друг к другу, выстроившись вдоль темных улочек, проездов, тупиков; одни жилища имели высокий забор перед передним двориком, в другие дома попадали прямо с мощеных дорог. Нависающие этажи, закрытые ставни, враждебное рычание собак. Маргарита испугалась еще больше: зимний и темный Брослос разительно отличался от летнего и светлого. Здесь было грязно, гнилостно и сыро, да пахло тухлятиной, а порой мочой. Чем дальше они углублялись в запутанные переулки, тем всё недружелюбнее лица им попадались. Незаметно для себя Маргарита стала жаться к Рагнеру; когда же перед ней пробежала крыса, то девушка с визгом отскочила к нему, а тот ловко поймал ее в объятия.
– Ненавижу крыс, – высвобождаясь, сказала она и продолжила идти за Сиуртом.
– Может, тебе нужно другое жилье? В Ордрхоне много хороших домов, какие сдаются внаем. Что скажешь? И в том округе светло по вечерам, нет бродяг и пьяниц на улицах, ведь рядом управа со стражниками…
– Нет! Раз Магнус и Марлена как-то здесь живут, то и я смогу. Как же быстро отвыкаешь от бедности… Я ведь жила и в инсуле, и на улочке ничем не лучшей, чем эти.
– Ладно… Но если захочешь, то только скажи. Я в Лодольце сразу зайду к Аргусу – пусть городская стража получше да почаще обходит этот квартал и будет поблизости от вашего дома.
– Вот за это спасибо, – искренне сказала девушка. – Надеюсь, что у Магнуса есть топор. Если он с ним спать не будет, то я стану, а то мне страшно спать: вдруг проходимец в дом залезет… Боже! – поразилась она. – Я говорю, как моя тетка Клеметина! Дожила… Да, Рагнер, а как же Енриити? Я думала, что она тоже здесь будет жить…
– Это вряд ли… – улыбался он в темноте, довольный тем, что они нормально общаются и что она уже зовет его по первому имени. – Думаю, Енриити останется в Лодольце – ее никто со двора не гонит. Может, замуж здесь даже выйдет. Вроде у нее есть два знатных ухажера. И Лорко еще есть.
– Лорко! А ты чё мне не сказал?! – разъярилась Маргарита. – И давно?
– Да успокойся: Лорко ей не чета – пустое рыжее место для Енриити.
– Всё равно надо было сказать! Она же падчерица мне! А Лорко бабник!
– И что ты бы сделала?
– Тебе бы как следует по голове настучала за то, что ни во что не хочешь вмешиваться, когда речь идет о твоих дружках! Ты им не нянька… Конечно! – язвила она. – Твои друзья такие – и ты такой же! Как Ольвор и как Лорко! Как ты еще рыжим не уродился?!
– Ну рыжие-то здесь причем?
– Не знаю, но я про твоего двэна Зимронда. Тоже рыжий!
– Ну ладно, может, насчет рыжих ты и права…
Поссорившись, они опять замолчали. А тут как раз показался небольшой, скорее даже убогий, храм Благодарения – и Маргарита облегченно выдохнула – «Белая башенка» – дом, где жила чудесная, ангельская и добрая Марлена, был близко. Свернув из узкого переулка в немногим более широкий Столярный проезд, она стала видеть пирамидку темной крыши и неосвещенный третий этаж.
«Умоляю, лишь бы они были дома, – твердила она про себя. – Хватит с меня издевательств, не думаешь, Боже? Помоги хоть на этот раз….»
Слава Богу, Бог устал над ней измываться – когда они шли по проезду к нужному им тупику, Маргарита увидела, что дымок робко стелется над каминной трубой «Белой башенки», и так образовалась, что даже перестала гневаться на Рагнера и не отказалась от его помощи – милостиво позволила себя перенести через гигантскую лужу.
«Белая башенка» и ее кирпичная пристройка под кухню находились за высоким забором из дерева. Маргарита вновь поблагодарила Бога за то, что ее проводили, ведь так кричать, как эти шумные лодэтчане, она не могла. Вскоре, в ответ на ор, Магнус открыл ворота, искренне обрадовавшись незваной гостье. И Марлена обрадовалась Маргарите – да так, что незамедлительно захотела ее накормить. Пока Рагнер разговаривал с Магнусом в гостиной, девушки весело болтали в кухне. Марлена очищала от чешуи рыбу, обваливала ее в муке и клала на сковороду, чтобы запечь в углях. Маргарита тоже была при деле – кушала булочку с малиновым вареньем и подробно рассказывала, какой Рагнер мерзавец, скотина и, вообще, «слова нет для такой низкой тварюги».
– Так, значит, ты сама решила уйти?! – выслушав ее, спросила потрясенная Марлена. – Да ты лишь о себе думаешь! – возмутилась она. – Да хоть раз, что б я еще… Я душу из-за тебя чуть не загубила! Тогда, когда согласилась помочь Лодэтскому Дьяволу, – я ведь прекрасно знала, что он убьет Совиннака. И я не хотела поддаваться мести – но из-за тебя поддалась! – указала она на Маргариту ножом. – А ты, глупая девчонка, то любишь Лодэтского Дьявола, то его не любишь! То хочешь в Лодэнию – то назад в Орензу ей надобно! Думай же, наконец, головой!
– Марлена, – обиженно проговорила Маргарита, – он же мне изменил, предал меня и… И ничуть даже не пытается удержать…
– Это не так! – закончив с рыбой, Марлена принялась сердито мыть руки в медном тазике с водой. – Иначе что он бы здесь делал? И подумаешь: измена! Частенько бывает, что мужья изменяют, но если ты любишь, то должна простить, следуя гласу духовной любви, а не земной. Должна взять за козлиные рога свою Гордыню, обуздать ее и пытаться вернуть супруга из блуда в семью, – так нас учат на проповедях. И борьба за супруга ничуть, ни капельки, не унижает женщину!
– Тебе изменяли? Огю Шотно тебе изменял?
– Нет конечно! Я бы его никогда не простила!
– Ну вот!
– Это другое! Его я не любила. А Магнусу я бы простила даже измену.
– Говоришь так, потому что знаешь, – он тебе не изменит! – разозлилась и Маргарита. – Опять получается, что для тебя во всем одна я виновата! Хотя изменил-то – он! К женщинам все несправедливы! Даже другие женщины! Вот мужчины покрывают друг друга! Не няньки они, виделишь ли… Да они отличные няньки своим дружкам! Тебе просто не понять меня: что это такое, когда всё оказывается ложью! Наши глаза, когда мы смотрели друг на друга и молчали – тоже всё было ложью… – вытерла она щеку и доела булочку. – Не хочу больше мужчин. Скоро у меня родится моя Ангелика… О, да! – забыв про слезы, возмутилась она. – Он даже дочку мне не позволял назвать так, как я хотела! Вообще, быть герцогиней – это жутко скучно. В Оружейную нельзя, в спальню к нему нельзя, ко мне в спальню мужчинам тоже нельзя! Я ларь одна таскала! И все вокруг пакостят, вредничают или сплетничают – и им тоже нельзя дать повода. А ему можно всё! Да ну! Не хочу более замуж. Не хочу, чтобы мне больше указывали!
Расстроенная Маргарита прошла к грубому кухонному буфету, достала горшочек с вареньем и новую булочку из корзинки с салфеткой. Густо наполняя внутренность хлебного колобка сладкой начинкой, она продолжила рассказ:
– Я все дни проводила, как в заточении, одна в замке, сидела у окошка и ждала, когда же посинеет это проклятое небо и когда соизволит прийти герцог Раннор – и порадовать меня: измять мне платье, растрепать мне волосы, обозвать толстухой, булкой, пышкой и лепешкой! – посмотрела она булочку с малиновым вареньем и потеряла охоту до нее. – И хорошо еще, что не слоном и не медведем! – резко заплакала она. – Тея Мааагнус медвееедем обзывал?
– Нет, – подошла к ней Марлена и обняла. – Он не обзывается, хотя мне иногда хочется…
– Чего? – шмыгнула носом Маргарита.
– Ну, у нас тоже не всё ладится, – отстраняясь и гладя ее по голове, говорила Марлена. – И мы тоже ссоримся. Вернее, ссорюсь я, а он всё улыбается и улыбается! А ведь я так любила его улыбку, но сейчас порой сил нет никаких! И всё-то ему нравится! Так – по душе, сяк – по сердцу, что я не сделаю – всё по нраву! А это значит, что ему не нравится ничего! Я стараюсь, а он моих усилий вовсе не замечает – только если я прямо укажу и ткну пальцем – лишь тогда заметит новую скатерть, удивится и скажет, что ему по нраву!
