Маргарита получила от Адальберти подарок к своей скорой свадьбе – свадебный ларь, и не знала, что ей делать. Ларь был слишком дорогим: из черного, красного и золоченого дерева, с инкрустациями из самоцветов да с красочными картинами, и она не могла его принять. Принц Баро обижался и даже высказался, что в княжестве Баро ни одна приличная дама не выходит замуж без сундука. И поинтересовался: есть ли сундук у баронессы Нолаонт? Она, конечно, солгала, что есть и не один (куча кучная расписных ларцов и ларчиков!). Рагнер вмешиваться в сундучный спор не желал – именно невесте, Маргарите, дарился сундук, а не ему. В итоге Маргарита пошла на уступки, ведь баронессы рыцарями не являлись (особенно, если у них не было сундука, а приличной дамой быть хотелось), и предложила разыграть свадебный ларь в Сатурналий. Празднество в честь Золотого века обещало пройти с такими гостями, как Баро, «по-сатурнальски весело»!
________________
К приезду баройцев, богатейших людей Меридеи, в замке Ларгосц готовились долго и основательно. Благодаря красочным шпалерам о двенадцати цветах, бархатным портьерам, безделицам и прочим вещицам из Рюдгксгафца на обеденную стало любо-дорого смотреть, опочивальню графа и соседнюю с ней спальню обставили с роскошью, достойной принцев, в большую проходную залу, между покоями графа и прочими тремя спальнями внесли шестнадцать кроватей для воинов-монахов, охранителей Баро, и устлали их меховыми покрывалами. Все прислужники надели форменные платья, а Огю Шотно удалось за пару восьмид «обтесать» Кётрану с Олзе да научить их изысканно подавать яства господам. Рагнер считал, что лишение поварих хмельного сыграло решающую роль в их «тесании», тем не менее смотрителем своего замка, господином Огю Шотно, он был так доволен, что простил ему, «ссосанцу», бараний камушек. Блюда теперь выглядели как картинки, салфетки безупречно лежали на белоснежной скатерти, приборы сияли, стекла и зеркала блистали, лампы не чадили и приятно пахли. Везде, докуда добрались длинные руки Огю, воцарился порядок. Рагнер еще с восьмиды Целомудрия прибавил ему жалованья вдвое, и Огю Шотно захотел эту прибавку отдать Марлене – в благодарность за помощь, когда он голодал, потеряв сбережения в сомнительной торговой сделке. Как рассказал Рагнеру Эорик, Марлена взяла пару золотых монет, но только как долг, обещая их скоро вернуть. Еще Эорик подозревал, что Марлена ничего не сказала Магнусу об этих одолженных деньгах, и Рагнер думал так же, но решил не вмешиваться в дела господ Махнгафасс, уверенный в благоразумии Марлены.
Сатурналий являлся продолжением празднества Перерождения Огня, только не семейным и отнюдь не тихим торжеством. Традиционно в первый день в часовне замка провели службу, на меридианском языке. Причем Адальберти Баро приехал с духовником. Слава Богу, на четвертом этаже имелась не занятая никем спальня, а то бы пришлось размещать его в Ягодном доме среди «местной красы», для какой и священник был жених, и воины-монахи вполне годились для супружества. Одна Соолма не радовалась, ведь оказалась единственной женщиной на этаже, полном толпы мужиков, и не могла нормально сходить в общую уборную. Поэтому «эта ларгосская гадюка» хитро проползла в детскую, где заняла «опочивальню принцессы», но с Маргаритой не разговаривала, фыркала на нее и зыркала черными глазами.
После полуденной службы все начали отчаянно веселиться, как древние люди Золотого века: петь песни, танцевать, играть в подвижные игры. Озеро у замка расчистили от снега, и по его глади взрослые чинно катались на коньках, слева от них деревенские мальчишки шумно гоняли ледышки, а справа кучковались дети: лепили из снега баб или, отталкиваясь двумя палками ото льда, тихо скользили сидя в саночках. Принц Баро, к своей печали, выяснил, что рассекать лед тонкими пластинами, это очень сложно, но Рагнер помог своим гостям – баройцам выдали по две палки и подошвы на кости, отлично скользящие и устойчивые. Таким образом, все пребывали в счастье: знатный принц и его сын вдоволь наскользились, ларгосцы на них опять подивились да Маргарита накидалась от души в Баро снежками (суровым воинам-монахам тоже случайно досталось). А оба Баро вместе с Рагнером (тоже мне рыцари!) пуляли снежками в нее. И обед первого дня Сатурналия прошел на славу: лакомились затейливыми яствами, играли в жмурки, отгадывали загадки. Маргарита честно выиграла свой расписной ларь, едва обойдя Соолму, и отныне могла венчаться как приличная женщина. Алорзартими усладил уши ларгосцев чудесными одами под душещипательные мелодии лютни, местные артисты достойно ответили бодрыми песнями и плясом воинов. После того как Маргарита ушла спать, герцог позвал «друзей Баро» в Оружейную, где они еще немного выпили в чисто мужской компании. Вернее, почти в мужской: одна нравственно нестрогая дама там была – «милейшая душка» Айада.
Во второй день празднества прокатились с ветерком в санях и опять поиграли в снежки. Маргарита радостно визжала, бегая, как могла из-за своего великого живота, от белых комочков. Рагнер в этот раз ее защищал, то есть воевал вместе с ней и Соолмой против двоих Баро. Потом слепили снежную бабу, да такую грудастую, что высоконравственный Адальберти прикрыл ее роскошное тело своей шубой, и лишь затем допустил всех к даме, пусть даже снежной, чтобы раскрасить ее лицо и приделать ей соломенные волосы. Наряжая бабу в тряпки, платки и бусы из шиповника, хохотали так, что Маргарита боялась принести дитя прямо там – разродиться к ногам бабы. Даже Соолма задорно смеялась, и даже Айада как будто бы весело подхихикивала.
К исходу дня герцог и его гости выдохлись. Праздничный стол в Сатурналий снова густо покрылся огоньками свечей и маленьких светильников, а лампионы на стенах, наоборот, не зажигали. Сытые, счастливые и уставшие меридианцы беседовали в таинственной полутьме. Алорзартими перебирал струны лютни, Маргарита молчала и думала, что впервые за много лет у нее выдался отличный Сатурналий – просто идеальные два дня.
Уже завтра с раннего утра собирались в путь. Баройцы бы с удовольствием задержались подольше, ведь принц Баро как истинный рыцарь не сдавался и не мирился с тем, что конькобежец из него дрянь – он даже в проруби был готов искупаться, если это поможет освоить коньки. Но Рагнер спешил в Брослос, чтобы успеть развестись и жениться на Маргарите, пока та не родила. По расчетам быстрый корабль Адальберти должен был домчаться до Брослоса дня за четыре, далее где-то дня три требовалось Рагнеру на развод. В нову последней триады Любви он намеревался сесть на «Медузу» и быть в Ларгосе ко дню венеры или сатурна. От Маргариты лишь требовалось не родить до тридцать седьмого дня Любви – она обещала стараться.
Напольные часы уж пробили начало часа Целомудрия, и Адальберти Баро взял со стола чашу с мягким («карамельным», как назвал его Рагнер) сыром из горного городка Цулооса.
– Надо у тебя его весь купить, – сказал он, отправляя ложку сыра в рот. – Да и черный сыр я бы взял, но немного. Вкус – ужасен, однако черного сыра еще никто не видел в моем княжестве, и все захотят его попробовать.
– Отлично! – потирал руки Рагнер-торгаш. – Думаю, этот карамельный сыр продавать по всей Меридее. Ну и черный сыр не брошу – там же мое клеймо, и мне он нравится… Ну хоть кому-то же еще, кроме меня, он должен понравиться!
– И как один из лучших воинов Меридеи дошел до сыра и до торгашества? – не сдержался Адальберти.
– Ой, Дальбрё, будто бы я рад, а что делать? – тяжело вздохнул Рагнер. – Благодаря храмам, серебро и золото утекает из Лодэнии в Мери́диан – в твое княжество. Тебе, на золотом корабле, меня не понять, так что не суди. И единственный путь вернуть золото и серебро назад – торговля, будь она неладна. Это торгашество меня разоряет и, похоже, разорять еще будет долго. Но я же обязан заботится о своих землях и подданных. Если так пойдет дальше, в Лодэнии все дубы вырубят и всего пушного зверя побьют, а мне жалко свои дубы и своих зверей. И я тут не прохлаждаюсь вовсе: в миру рыцаря ждет война пострашнее и намного более подлее. А еще неблагодарнее тоже… Иногда я своих ларгосцев люто ненавижу: все норовят обмануть доброго герцога Ран…
