Ранее остров Морамна полностью принадлежал герцогам Хамтвирам, но затем, после их поражения в Тридцатилетней войне, лишь западная его половина осталась герцогством Морамна; восточная половина отошла в домен короля, стала герцогством Альёдц, но прежнего названия остров не утратил. Полуостров Тидия, наоборот, до Тридцатилетней войны делился с севера на юг так: на кусочек самого северного графства Аогдо у пролива Пера, на герцогство Тидия в Великой Впадине и на три графства во владении Кагрсторов, бывших королей Лодэнии, – на самый южный округ-перешеек Ормдц, на благодатный юго-восточный край Сумю́одц и на скалистую Акколу на юго-западе. Ныне весь полуостров принадлежал роду Раннор: юг и графство Аогдо – королю, герцогство Тидия – герцогу Раннору как родовое, ленное имение, переходящее по прямому наследованию (к старшему сыну). В домен короля отошли еще и острова Ула, Сиюарс, Дёронс, но не Орзения. Королева Маргрэта, будучи старшей дочерью и последней из рода Мёцэлр, унаследовала это бывшее королевство от своего отца – и лишь после ее смерти Орзения переходила в полное владение лодэтского короля, ее сына.

Так как сыны короля Ортвина являлись принцами, вождями первого ранга, то каждому после их возраста Послушания достались в лен земли: кронпринцу Зимронду – процветающий Сумюодц, Эккварту – намного больший по размеру, но малозаселенный и поэтому куда как менее доходный Альёдц. Крупные города, возникавшие на торговых путях, приносили золота в казну столько же, как целое герцогство. После войны на острове Дёронс король Ортвин I основал новую столицу Лодэнии – Брослос. Вторая столица, Лидорос, была напротив первой, в Морамне. По морю от одной столицы до другой можно было добраться в среднем за час-полтора. Третья столица, Но́лндос, располагалась в Сумюодце у обширного озера Каола́ол, на расстоянии одного дня от восточного побережья.

Лодэтчане представляли собой несколько народностей. В Орзении и на Уле жили рыжеволосые люди, но у исконных улайцев глаза были голубыми, у подлинных орзенцев – серыми или зелеными. На Морамне и на острове Сиюарс жили кареглазые брюнеты – такие же, как на востоке Бронтаи. Коренные тидианцы являлись яркими блондинами. Различия проявились также в родовых именах. На Тидии аристократы имели окончания имен на «ор», все остальные – на «ог»; на Морамне – на «ир» и «иг», на острове Ула – на «ур» и «уг», на острове Сиюарс – на «гор» и «гог» и лишь в Орзении на «элр» и «эл». Так, несмотря на то, что за последние века лодэтчане перемешались, по имени или внешности они могли определить происхождение соседа. Когда разразилась война за лодэтский престол, то эти различия подлили масла в огонь: распря знатных кланов перетекла в братоубийственную войну, длившуюся ровно тридцать лет. И до сих пор неприязнь одной народности против другой сохранилась у лодэтчан, но особенно сильна она была между тидианцами и морамнцами.

________________

Путешествие, длиной в семьдесят восемь дней, наконец завершалось. Утром шестнадцатого дня Трезвения, в нову второй триады, «Хлодия» стремительно приближалась к двум столицам Лодэнии.

Днями ранее Маргарита увидела восточное побережье Тидии, вернее: Великую Впадину, простиравшуюся от северных холмов графства Аогдо до возвышенности южного графства Сумюодц, от города Белос и до города Аос, – и влюбилась в этот край. Здесь шумели высокие леса, на сочные зеленые луга выбегали олени, лютики нарядно желтели солнышками, маргаритки – снежинками, а густые, взбитые, сливочные облака спускались к крышам городков. И, конечно, реки – множество рек, речушек и ручьев, – их число затруднялся назвать даже Рагнер. Вспоминая, как она думала, что в Лодэнии и летом снег не сходит, да убедившись в своем мнении, увидав ледники на западе Тидии, Маргарита радовалась неожиданному подарку Фортуны, – Ларгос, скрытый от ветров за островом Фёо, представлялся будущей герцогине Раннор райским уголком у ласкового моря.

Но пока в Брослосе, в замке Рюдгксгафц, проживала нынешняя герцогиня Раннор. Рагнер описал ее как «девчонку лет на десять», что ничуть не успокоило Маргариту, ведь свою бабушку (в ее шестьдесят семь с половиной!) он называл «девчонкой лет на двадцать». Для знакомства с бабушкой Рагнера и неизбежной встречи с его женой, со своей «соперницей», Маргарита надела купленные в Орифе наряды: роскошнейший плащ и великолепный головной убор, не имевший названия. Плащ был из узорной камки, в сложном, золотисто-черном рисунке да подбитый красно-пурпурным атласом. Головной убор представлял собой плотный бежево-золотистый платок, наброшенный на голову капюшоном; его кружево, расшитое жемчужным бисером, нежно окаймляло лицо, а удерживала платок на голове шляпка, похожая на полосатую черно-красную розу, что крепилась немного ниже макушки. Выглядела Маргарита не хуже принцессы и уж точно достойно титула герцогини. А Рагнер носил свою любимую одежду: белая рубашка, черные узкие штаны, короткий камзол, длинный черный плащ без рукавов, черные остроносые сапоги, черный берет с развалистым пером и черной брошью в золоте. Он лишь опоясался золотистым кушаком и добавил на правое бедро парадный золоченый кинжал Анарим, но будничные вороненые шпоры менять на золотые не стал.

Енриити «модничала» в тонком шелковом платье, поэтому из-за морского ветра куталась в отороченный мехом плащ. Диана Монаро, в траурной вуали и в платье с глухим воротником, будто противопоставляла себя Маргарите, являя собой образец пристойной, скорбной вдовы. Соолма носила знакомое темно-багряное, шуршащее платье и белый двурогий колпак с вуалью-парусом. Марлена по-прежнему предпочитала одеяния, похожие на наряды зажиточной сильванки (белый чепец, простоватые строгие платья, однотонный плащ). Магнус имел черное убранство, как у Рагнера, только ничуть не роскошное. Эта пара изображала мужа и жену с острова Утта. Настоящего супруга Марлены, Огю Шотно, «Хлодия» доставляла до Брослоса, после чего пути господ Махнгафасс и господина Шотно расходились.

На плоской крыше кормовой надстройки, вдоль балюстрады шел выступ, заменявший скамью, а накрывал смотровую площадку синий шатер, ныне распахнутый с четырех сторон. Гости герцога Раннора, он сам и принц Эккварт находились там – орензчане, сидя на выступе, осматривали окрестности столиц, Рагнер гладил Айаду, принц рассказывали об этих местах.

Остров Дёронс лежал по правую руку: каменистые берега, смешанные леса, деревни, рыбацкие поселения… Вдруг слева в море показались глухие стены, сложенные из неровного, грязно-серого песчаника, и сперва подумалось, что это крепость на островке, но сторожевых башен не наблюдалось, зато из-за стен выглядывали верхушки пяти черных пирамид – пять шатров храма, указывавших «цветом тайны, ночи и строгости» на женский монастырь.

– Раньше эти места интересовали лишь странников, священников да тех женщин, что решили посвятить себя Богу,– говорил Эккварт. – Монастырь Святой Варвары славен во всей Меридее. А история мученицы замечательна – однажды на этот берег морские волны вынесли бочку, а в бочке рыбаки нашли девочку весьма необычной наружности и в странном платье. Ей дали имя Варвара, то есть чужеземка. И вскоре рыбаки заметили, что девочка лечит возложением рук – это был несомненный знак ее богоизбранности. Наша пращурка, первая меридианка, герцогиня Арфрата Раннор, покровительствовала Варваре, устроив на острове Фёо монастырь, и помогла ей стать святой мученицей. Чудо случилось даже после смерти Святой Варвары – ныне ее статуя дарит каждый день по целительной слезе, какая может прогнать всякую хворь, правда, Святая Варвара не помогает богатым, праздным и изнеженным особам, а также тем, кто играет на арфе, – улыбнулся Эккварт и добавил: – Я нисколько не шучу. Любая дама может посетить обитель, однако врата открываются раз в сутки и после заката. Молятся тоже не в самом храме, а у его ступеней. Насколько я знаю, немногих счастливиц настоятельница приглашает пройти внутрь и дозволяет им продолжить молитву у статуи мученицы. Сейчас мы как раз минуем врата монастыря…