Открытие золотых приисков стало последней каплей для знати Ладикэ – более мириться с могуществом «торгашей», терять землеробов и созерцать упадок своих земель аристократы этого небольшого королевства не могли. Дед Ивара IX, король Ивар VII, напал на города кантона. Однако победил он не благодаря доблести ладикэйских воинов, а благодаря провидению – небывалая буря потопила армаду сиренгских галер, что позволило ладикэйцам осадить города и в итоге вынудить их сдаться.
Король Ладикэ не возбранял приорам жить, словно аристократам, на широкую ногу, только обложил их сборами. Его собственное королевство процветало, и тогда уже Оренза не захотела мириться с возвышением соседа – водная блокада Фойиского моря привела к тому, что отец Ивара IX, король Ивар VIII, пошел войной к Бренноданну, но потерпел поражение у его стен и потерял кантон, а сиренгцы узнали куда как худшие времена. Мало того что им запретили носить роскошные облачения, золото, крупный жемчуг и бриллианты, иметь белых скакунов, круглые зонты и двухместные лектики, пиршествовать с размахом и кушать какое угодно мясо, Экклесия еще обнаружила здесь пристанища алхимиков, колдунов и, самое страшное, еретиков, – жесточайшим казням подвергся каждый десятый приор, а о простом люде и говорить нечего.
В Темнейшую Ночь, собрав легатов городов во Дворце Равных, Лодэтский Дьявол пообещал им вернуть порядок, царивший при ладикэйцах, – те, недолго думая, согласились, и пока король Орензы готовился к морской битве, приоры, получив гарантии от короля Ивара, организовали мятежи в городах кантона, изгнали орензских наместников или убили их. Теперь, спустя полтора года, сиренгцы радовались, что не прогадали, – что не понесут кары да что вернули себе право носить богатые платья и иметь впечатляющие выходы.
А эти выходы на самом деле были впечатляющими. Прогуливаясь по Орифу, Маргарита видела процессии с раздатчиками милостыни, музыкантами, носилками из черного дерева, стекла, позолоты и пурпурного атласа, – и это всего лишь перемещался торговец овощной шерстью – хлопком. Рагнер посмеивался – сказал, что люди дураки, а вдвойне дураки те, кто думают, что это счастье. «Я бы многое отдал, – сказал он тогда, – чтобы обходиться без охранителей».
Тогда как в прочих местах Меридеи многоэтажные дома возводились для обездоленных, в Сиренгидии – для толстосумов. С моря Ориф производил неизгладимое впечатление: будто бы скала осыпалась к синим водам гроздьями кристаллов-башенок. Обойти Ориф пешком можно было за час, да вот и трех дней оказалось мало, чтобы разглядеть столицу кантона. Фонтаны с чистейшей водой из горных источников, широкие каналы, пятиэтажные, шестиэтажные и даже восьмиэтажные строения – все узкие, как башни, все из камня или кирпича. Черепичным крышам сиренгцы предпочитали медные, зеленевшие патиной от изумрудного до голубого оттенка. Красочные изразцы, витражи и расписные стекла, казалось, есть в избытке на самом бедном доме. За неимением садов на земле, на террасах буйствовали цветники, балконы овивали гирлянды плюща, под окнами, в ящиках, благоухали фиалки, а на крышах самых богатых домов виднелись беседки с клумбами и мраморными изваяниями. Над этим Рагнер уже не смеялся – сказал, что нет ничего дурного в том, чтобы и самому жить среди красоты, и услаждать ею взор других.
Примечателен Ориф был еще тем, что каждый дом являлся лавкой. Рагнер интересовался врезными замками, часами, фонарями и непонятными для Маргариты механизмами. Он так радовался, что приобрел трубку с увеличительным стеклом, что в соседней лавке купил заскучавшей девушке орган, намного больший того, что был у нее в Элладанне. Маргарита пробовала отказаться от ненужного ей подарка, говорила, что едва умеет на нем играть и, вообще, орган стоит аж пятьдесят золотых, а она имеет серебра на сорок семь, но возлюбленный ей заявил, что давно мечтал иметь орган, что всё равно поставит его в замке Ларгоса и что так, волей-неволей, ей придется радовать его уши. Зато в лавках с тканями девушка отвела душу – у нее появились несколько отрезов ценных материй, роскошнейший плащ, белье из полупрозрачного хлопка (гордость сиренгских ткачей) и тонкая серая мантия в мелкую складку. Довершили ее счастье два эскоффиона из шляпной лавки и головной убор, какому она затруднялась дать название.
Единственное, что покоробило Маргариту в Орифе, так это лупанары, работавшие в центре города, а не на окраинах. Из их окон, отмеченных зелеными ставнями, нарумяненные девушки в открытых платьях призывно махали прохожим. По каналам плавали лодки-лебеди с яркими зелеными шатрами, в каких сидели и женщины, и юноши. Приходилось верить, что юноши не продавали себя и лишь охраняли «общих жен», ведь духовный закон запрещал мужеложство, мирской или воинский закон за этот грех сурово карал: в первый раз – денежным взысканием, во второй раз – позором, в третий раз – увечьем, в четвертый раз – смертной казнью.
Еще в Орифе Маргарита впервые увидела галеру из Санделии. Из крепости, из окон спальни, проглядывались многочисленные дощатые пирсы, уходившие от набережной в море. Там всегда суетились люди: одни катали бочки, вторые таскали тюки, третьи загружали товары на судна при помощи подъемных механизмов – столбов со ступательным колесом или кранов-журавлей. Длинная и широкая галера превосходила раза в четыре любой из кораблей в порту. Кроме ряда весел она имела две мачты с косыми парусами, помпезные надстройки на корме и на носу, надводный таран и три пушки. Рагнер неохотно признал, что для длительных путешествий вдоль побережий и обороны от морских разбойников, лучших кораблей пока нет, но добавил, что в открытом море «чертову галеру кувырнет всякий ветерок».
«Хлодию» тоже сделали на санделианской верфи. Она не уступала галере по длине, флаги на ее мачтах возносились на высоту шпилей храма, два величественных белоснежных паруса, два косых крыла, вдвое превышали ширину корпуса. Как прекрасный мираж она появилась у Орифа тридцать девятого дня Кротости, и «Роза ветров», любимый корабль Рагнера, в сравнение с ней сразу показалась утлым суденышком. Глядя на синий корпус, расцвеченный белыми, словно лепнина, узорами, Маргарита вспомнила, что «Хлодия» – это имя нынешней королевы Лодэнии по прозвищу Синеокая. «Самый большой и роскошный корабль короля» имел две мачты (по центру и на носу), крутые бока, двенадцать якорей и дополнительную парусную лодку. Двухэтажная кормовая надстройка нависала над волнами тремя ступенями и напоминала бело-синий резной домик. Капитанская надстройка на носу, изящная беседка, из какой трубили музыканты, дополнительно возвеличивала корабль; ее матерчатый купол тоже был ярко-синего цвета. Нарядные белые балюстрады смотрелись кружевной оторочкой на богатом платье красавицы, а косые паруса – ее помпезным двурогим головным убором.
На центральной мачте «Хлодии» вился по ветру лазурно-голубой клин – стяг с белым морским змеем Ранноров, а над змеем белая рука держала желтую палочку для письма, – знаки принца Эккварта. Багряный стяг с носовой мачты отметился голубым водоворотом «о восьми волнах» – кругом с зазубренными и закрученными краями, в середине какого сияло солнце, – это были знаки Лодэнии: багряный фон символизировал земли, политые кровью, водоворот – неспокойные моря этого королевства, а солнце, по древним верованиям лодэтчан, появлялось из Водоворота Трех Ветров.
«Хлодия» показалась на горизонте, когда Рагнер, Маргарита, Марлена, Магнус и двенадцать их охранителей возвращались к побережью после утренней прогулки по Орифу. Солнце уже стояло высоко, городской колокол оповестил о начале седьмого часа. Гордо поглядев в свою новую подзорную трубу (широкую и короткую медную трубку из двух цилиндров), Рагнер сказал, что пойдет встречать двоюродного брата. Маргарита изъявила желание составить ему компанию, Магнус и Марлена отправились в крепость, чтобы предупредить о прибытии принца.
Для захода в порт «Хлодии» понадобилось больше триады часа: ее команда убирала паруса, гребцов сто на парусной лодке буксировали ее за корму к берегу, а после того, как в воду сбросили восемь якорей, еще двадцать портовиков притягивали плавучую громадину за канаты к пирсу. Из-за возникшей суеты туда спускаться Рагнер не захотел – вместе с Маргаритой и охранителями остался ждать на набережной.
