________________

Вблизи замок Рюдгксгафц немного испугал Маргариту. Его камень был серым и грубым, а чрезвычайно высокой коричневой крыше толстые слуховые оконца только добавляли увесистости. Эту необычную черепичную крышу с двух сторон теснили две башни, круглая слева и квадратная справа, но венчали их одинаковые черные купола – перевернутые чаши с высокими шпилями. А по карнизам расселись изящные черные горгульи, химеры, крылатые демоны. Начинались окна высоко над землей, их частые решетки тоже оказались мрачного черного цвета.

– Ну, как тебе мой дом? – спросил Маргариту Рагнер.

– Тебе… нечисть под герб подходит… – тихо ответила девушка, смотря на черное знамя со змеем и хихикающей рожицей Смерти, какое свешивалось с балкончика над входными воротами.

Рагнер рассмеялся.

– Все эти горгульи достались мне от братца. Я бы не стал тратиться на подобную чепуху, модная она или нет.

Заехав за ворота, они оказались в длинном и узковатом проходе между двумя высокими зданиями, серыми и совсем простыми. Справа, сразу у ворот, начиналась конюшня, затем проход, как горка, поднимался вверх и заканчивался десятью ступенями, – туда Рагнер повел своих гостей – к трем полукруглым проемам в здании слева. Раоль вместе с другими охранниками пошел направо, в дом для слуг, стражей и охранителей.

У трех сводчатых проходов Рагнер неожиданно обхватил пальцами правое плечо Маргариты – взял ее за руку немного выше локтя. Она с удивлением посмотрела на возлюбленного.

– Так в Лодэнии ходят с женой или своей женщиной, – пояснил он.

– Аа… – удивленно произнесла девушка. – А меня так тетка Клементина всегда хватала… чтобы я не могла убежать от нее.

Рагнер хитро ей улыбнулся.

По другую сторону лежал ухоженный парк с фигурными газонами, шарами и конусами из стриженого кустарника. Отсюда замок выглядел удивительно легким, невысоким, свежим… Раскидистый плющ деликатно прикрыл грубый камень, яркие розы алели, будто полные любви сердца. Нежно-розовые дорожки из мелкого щебня, разветвляясь, приглашали к мраморной беседке (прямо), лиственной рощице (направо) и двухъярусной аркаде дворца (налево). Одетый в гирлянды из лиан, в колонны и балюстрады, Рюдгксгафц теперь так и манил зайти него.

– Рагнер, здесь изумительно! – воскликнула Маргарита, и другие орензчане ее поддержали.

– Стоит эта зеленая красота триста золотых в год, – вздохнул он.

– Да ты у меня скряга, – ласково проговорила Маргарита.

– Любимая, этот замок – подлинный кровопийца! Осветить и отопить его – это еще две сотни в год. Воду сюда надо завозить, прислужники в столице зажрались… А если устраивать балы, как мой братец, да стены расписывать, то… Понятно: куда он спустил целое состояние. А в Ларгосе единственная мощеная дорога, да и та обрывается на середине пути…

Широко улыбаясь, Маргарита погладила его руку. Они шли по розовой дорожке к дворцу. Необычную крышу с этой стороны поддерживали две проходные галереи. Плющ, пышно овив серые колонны первого этажа, полез выше – к красным деревянным аркам и балясинам второго этажа.

Хозяина дома встречали на галерее прислужники. Толпились они и в полукруглом вестибюле с броским шахматным полом. Мужчины носили лазурно-голубые камзолы со вставками из атласа и бархата; цвет их узких штанов указывал на должности: «красные штаны» прислуживали за столом, «зеленые» – в господских покоях, «синие» – при кухне, «желтые» – делали разную работу по дому. У женщин лазурные платья отличались по такому правилу: яркий овощной шелк носили покоевые прислужницы, бледноватый лен – горничные.

Среди голубых форменных платьев склонял голову молодой, полноватый мужчина, одетый в оливкового цвета камзол, излишне широкий черный нарамник и темно-изумрудные штаны, обтягивавшие его неловкие ноги. На вид ему было лет восемнадцать (хотя уже исполнилось двадцать четыре). Густой шапкой волосы покрывали его голову, лезли ему в лицо и он часто поправлял челку, зачесанную на одну сторону. Маргарите понравился цвет этих волос – русый, медового оттенка. Серые «грустные глаза», с опущенными вниз уголками, грустно смотрели на мир. Казалось, что этот человек никогда не улыбается. Он сутулился, потел от волнения; вызывал жалость, да вместе с тем его хотелось назвать слабаком.

– Господин Линдсп Вохнесог, смотритель Рюдгксгафца, – представил его на меридианском языке Рагнер и перешел на лодэтский: – Линдспё, а ты схуднул, словно тощий кошелек… Почему не доедаешь? Дела в замке дрянь?

Линдсп пробормотал, что в Рюдгксгафце все доедают и дела вовсе не дрянь. А Маргарита догадалась, что Рагнер его обидел и даже не понял этого.

Далее Рагнер повел гостей направо, в соседнюю проходную залу, сказав, что из нее можно попасть в Большую гостиную и часовню. Была там и мраморная полукруглая лестница, сужающаяся кверху, – Рагнер и его гости по ней поднялись. На втором этаже, в новой проходной комнате, у лестницы на чердачные этажи, стояла очень красивая девушка семнадцати лет: голубоглазая, статная, с утонченными чертами лица и таким же медовым цветом волос, как у Линдспа. Она носила голубое платье, но не форменное: нежного цвета, с вышивкой у выреза и отложным воротником из атласного шелка. Рагнер бросился к красавице, крепко ее обнял, приподняв над землей, покружил и расцеловал ее в обе щеки. Незнакомка смеялась, а Маргариту, будто стрелой, пронзила ревность.

– Это моя Мирана! – сказал Рагнер.

– Рагнер, лучше я сама, – улыбаясь, заговорила на меридианском красавица. – Мона Мирана Вохнесог, – грациозно присела она, склонив голову, – прислужница Ее Величества, королевы Орзении Ма́ргрэты I. А его Светлость, герцог Раннор, – мой второй отец, я же его сердешная дочь…

Маргарита выдохнула – согласно духовному закону, родство по сердцу между вторыми родителями и сердешными детьми равнялось кровному родству, ведь клятва давалась на святыне. А за кровосмешение – осквернение плоти, могли забить камнями, утопить в нечистотах, раздеть на улице или придумать иное крайне позорное наказание. «Ох, Рагнер, мог бы и упомянуть разок, что у тебя есть дочь по сердцу!»

– …Герцог Раннор, – продолжала тем временем Мирана, – милостиво заботился обо мне и братце, когда мы осиротели в раннем возрасте, – только этим объясняется вольность его манер.

– Цыпка петуха манерам учить будет?! – весело «вознегодовал» Рагнер. После он представил гостей, назвав Маргариту самой дорогой гостьей – и она оттаяла.

– Бабуля там? – в конце спросил Рагнер и кивнул влево на дверь.

– Ее Величество и герцогиня Раннор желают пообщаться с тобой наедине, – тихо ответила по-лодэтски Мирана. – И начать знакомство с твоими гостями за обедом.

– Что же… – вздохнул Рагнер. – Пусть так. Мирана, передай моей бабуле и супруге, что я навещу их позднее. Дорогие гости, – перешел Рагнер на меридианский язык, – обед здесь в три часа и одну триаду часа. За две триады часа до того спускайтесь в Большую гостиную – будем закусывать перед обедом. Сейчас отдыхайте от дороги. Кому надо, может спуститься в часовню или прогуляться по парку. Линдсп – в вашем распоряжении.

Айада пошла с Соолмой вверх по лестнице, а Рагнер повлек Маргариту к правой двери – и они оказались в просторной гостиной с синими фресками на стенах. За Синей гостиной оказался кабинет с зеркалами, за кабинетом – спальня. Маргарита увидела залу по размеру чуть меньшую, чем была предыдущая гостиная, а обставленную на порядок роскошнее.

Пышная, широкая-преширокая кровать, на какую можно было бы уложить десятерых, стояла на подиуме из красного дерева. Длинный приоткрытый занавес, изумрудно-зеленый с внешней стороны и золотой с внутренней, представлял кровать взору, словно декорации подмостков. Перед занавесом и тремя ступенями подиума, важничал золотистый круглый шатер, зеркала поблескивали со стен, будто оконца, окна же расцвечивала красочная роспись; грандиозный камин из мрамора и яшмы подпирал потолок.

– Тоже наследство от брата? – спросила пораженная Маргарита. – И впрямь роскошно он жил…