И очень веские.

Человек всегда стремился к творческому самовыражению, свидетельством чему могут служить наскальные рисунки, сделанные в индонезийской пещере сорок тысяч лет назад. (Кстати, это многое говорит о человеческих приоритетах – ведь первый плуг был изобретен всего тридцать тысяч лет назад. И это делает меня по-настоящему счастливой!) Визуальное искусство развивалось и расцветало. У человечества появились Микеланджело, Пикассо и Джентилески. Но лишь в 1939 году ученые осознали терапевтическую ценность искусства. В этом году ветеран Первой мировой войны, художник Адриан Хилл, лечился от туберкулеза в британском санатории. Его попросили дать уроки живописи другим пациентам. Многие из них тоже были ветеранами войны, и в санатории они страшно скучали. Хилл своими глазами увидел, какое целительное действие оказало искусство на этих людей. О своем открытии он рассказал обществу. В 1942 году он предложил термин «творческая терапия».

Хилл считал, что символические процессы рисования и живописи занимают руки и освобождают разум, тем самым запуская в действие естественные восстановительные механизмы организма. Так происходит исцеление. Подобная гипотеза, конечно же, является упрощением, но наука вскоре подтвердила ее справедливость.

Писательство стало использоваться в качестве творческой терапии в 60-е годы, когда нью-йоркский психолог док тор Айра Прогофф разработал концепцию рефлексивного писательства ради психического здоровья. Этот процесс он назвал методом интенсивного дневника. Доктор Прогофф был последователем Юнга и придавал большое значение целительной силе доступа к бессознательным или подавляемым воспоминаниям. Как и визуальные терапевты до него, он видел терапевтический эффект экстернализации эмоций или жизненного опыта через образы или очерки. Так его пациенты освобождались от того, что ранее стремились подавить или не осознавали.

Австралийский психотерапевт Майкл Уайт и американский социальный психолог доктор Джеймс У. Пеннебейкер вернулись к работам Прогоффа в 80-е годы. Вместе со своим коллегой Дэвидом Эпстоном Уайт создал движение повествовательной терапии. Центральной идеей движения была мысль о том, что «проблема заключена в проблеме», а не в человеке, ее испытывающем. Экстернализация проблемы через писательство – это самый эффективный способ ее разрешения. Доктор Пеннебейкер стал пионером писательской терапии, то есть выражения эмоций через писательство. Его исследования связи между тайнами, речью и психическим здоровьем имели огромное значение. Пеннебейкер одним из первых клинически доказал тот факт, что писательство может значительно улучшить психическое и физическое здоровье, а также повысить работоспособность. Самая знаменитая его книга «Раскрытие: Целительная сила выражения эмоций» в доступной форме показывает связь между писательством и исцелением.

С того времени были проведены сотни исследований целительной силы писательства. И это неудивительно – ведь писательство действительно исцеляет и меняет человека. Социологи установили, что экспрессивное писательство снижает чувство тревоги и депрессии, ослабляет боль и сложные предменструальные симптомы, улучшает иммунитет организма и способствует выработке антител, улучшает рабочую память, физическую выносливость и социальные отношения, уменьшает количество визитов к врачам, улучшает физическое и психическое состояние опекунов пациентов с болезнью Альцгеймера, раковых больных и больных ВИЧ, ослабляет симптомы астмы, ревматоидного артрита и пищевых расстройств, позитивно влияет на ряд симптомов посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Недавно проведенное обследование одиннадцати ветеранов, которым был поставлен диагноз ПТСР, показало, что после десятка сеансов повествовательной терапии у половины пациентов было клинически установлено значительное ослабление симптомов ПТСР, а у четверти все симптомы полностью исчезли!

И это только начало.

Все дело в том, как устроен наш мозг. Люди – существа привычки, развитые животные, воспринимающие стимулы, пропускающие их через лимбическую систему, определяющие их значение и реагирующие.

Приведу пример. Предположим, вы застряли в пробке. Пробка на дороге – это стимул. Задача вашей мозжечковой миндалины, миндалевидного пучка нейронов, запрятанного в глубинах вашего мозга, обработать стимулы и превратить событие в эмоциональные воспоминания. Мозжечковая миндалина этот опыт переводит в раздражение – такое значение вы ему придаете. Вы реагируете на эмоцию ругательствами и яркими мечтами о том, как вы откручиваете головы водителям всех других машин. Такая негативная реакция превращается в привычный образ действий в те моменты, когда вы получаете стимулы, которые мозжечковая миндалина классифицирует как раздражающие.

Стимул – значение – реакция.

Пробка на дороге – раздражение – ругательства и злоба.

Но вы не обязаны оставаться рабом такой обратной связи. Благодаря развитой префронтальной коре (больший участок мозга, расположенный непосредственно за лбом и управляющий здравым смыслом) вы можете освободиться от шаблона «стимул – значение – реакция». (Собакам Павлова повезло меньше.) Однако, как это прекрасно известно всем, кто пытался бросить курить, осознание верного пути и выбор этого пути – две разные вещи. Чем интенсивнее эмоция, тем меньше крови поступает в префронтальную кору, что значительно ослабляет нашу способность к рациональному мышлению.

Усугубляет проблему и то, что травматические события буквально «цементируют» пути передачи нервных сигналов. В результате некоторые люди реагируют на напоминания о стимулах. Такое состояние называется посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Такое связанное с травмой перепрограммирование мозга объясняет, почему многие ветераны не могут, к примеру, радоваться фейерверкам в день 4 июля. Их лимбическая система, похожая на сливочную нугу часть человеческого мозга, где хранятся наши воспоминания и эмоции, объединила понятия «взрыв» и «опасность». И когда ветераны слышат взрывы фейерверков, они реагируют на это так же, как любой из нас отреагировал бы на взрыв бомбы.

Кажется, что такое состояние легко скорректировать. Ведь это фейерверки, а не бомбежка. Но неврология доказывает: когда людям даже косвенно напоминают о травмах, кровь устремляется в те участки мозга, которые связаны с экстремальными эмоциями, а зоны, связанные с коммуникацией, притока крови лишаются. Человек оказывается буквально запертым в своем страхе. Он отдан на милость неврологических шаблонов. Однако писательская терапия и другие подобные приемы, включая диалектическую поведенческую терапию, творческую терапию, йогу, цигун, тай-чи, технику Александера и медитацию, позволяют нам перепрограммировать собственный мозг.

То есть вы в буквальном смысле слова можете изменить свой разум.

Опираясь на множество исследований в этой области, можно выделить три самых перспективных объяснения эффекта подобных приемов. Это привыкание, катарсис и запрет-столкновение. Все три я объясню ниже.

Эффективность привыкания (отметьте, что ключевое слово здесь «привычка») для изменения негативных шаблонов основывается на том, что возбуждение центральной нервной системы при повторении единичного стимула снижается. Другими словами, привычное становится скучным.

Приведу пример. Предположим, в понедельник вы отправляетесь в свой офис, думая, что вам предстоит еще один самый обычный день. Но, придя на работу, вы обнаруживаете в своем офисном кресле клоуна с красным носом. Он вам улыбается, а его красные клоунские ботинки настолько велики, что скрываются под вашим столом.