– А теперь бегите, миленькая госпожа Эва, – сказала мне Мика и расцеловала в обе щеки. Обычно она не позволяла себе таких вольностей, но я не возражала. – Вон, глядите, в зеркало видно: госпожа директриса ждет и господин этот все на часы смотрит, так что не мешкайте. И не забывайте о нас!
– Ни за что не забуду! – ответила я и, покрепче ухватившись за ручки саквояжей, двинулась навстречу своей судьбе.
Глава 2
Карета у незнакомца – он так и не представился мне, даже если назвался госпоже Увве, – оказалась огромной, почти как комната горничной. Она была запряжена шестеркой, и громадные вороные кони взяли с места в карьер, едва лишь захлопнулась дверца, а я села на краешек скамьи. Да какая скамья, это был целый диван, едва ли не шире моей кровати! Мужчина сел напротив, и, право, я не дотянулась бы до него, не вставая с места, даже если бы очень захотела.
Карета мягко покачивалась, за окном мелькали знакомые дома.
«Нельзя же так гнать по городу! Ведь улочки узкие, еще сшибут кого-нибудь…» – мелькнуло в голове, но я не осмелилась подать голос.
– Располагайтесь, – сказал мой спутник. – Путь неблизкий.
– Благодарю, господин, – ответила я и села поудобнее, сложив руки на коленях.
В карете было очень светло – под потолком сияли огоньки, и это были не свечи, не масляные светильники и даже не керосиновые фонари. Это были колдовские огни, которые я видела лишь два раза в жизни: в день траура и на празднике в честь коронации… Они очень дорогие, я слышала. И если даже в карете устроено такое освещение, выходит, мой отец богат?
Как бы я хотела, чтобы управляющий сказал хоть несколько слов о своем хозяине! Но нет… Он откинул столик – тот удивительным образом крепился к дверце, – вынул из выдвижного ящичка стопку бумаг и углубился в чтение. Время от времени он делал какие-то пометки в документах, а обо мне, похоже, и думать забыл.
Вот когда я пожалела о том, что не взяла с собой хотя бы одну книгу, ведь могла же сунуть ее за пояс или зажать под мышкой! Молчаливый кучер забросил мои саквояжи на задок кареты, и до них было не добраться… Не просить же остановиться? Хотя рано или поздно придется, и как это сделать…
Я почувствовала, как глаза наполняются слезами, и изо всех сил постаралась сдержаться. Может, этому человеку не нравится, когда девушки плачут?
– Сударыня, – невыразительно сказал он, взглянув на меня, – если вам угодно рыдать, не сдерживайтесь. Надеюсь, у вас найдется чистый носовой платок? Если нет, я дам вам свой. Не переживайте, мне вы не помешаете. Меня не смущают женские слезы, в особенности проистекающие от разлуки с каким-то вшивым пансионом в проклятой глуши.
Клянусь, я так разозлилась на него за эти слова, что мгновенно расхотела плакать. Конечно, наш городок далеко от столицы, но… Это хороший город! И учителя в нашем пансионе замечательные! Еще неизвестно, какие окажутся там, куда определит меня незнакомый отец… Может, вовсе решит обучать на дому? Это будет совсем скверно: мне не удастся быстро найти новых знакомых… Не подруг – те остались позади, но хотя бы приятельниц, с которыми можно перемолвиться словом…
Я прислонилась виском к окошку кареты. Снаружи совсем стемнело, лишь мелькали огоньки, и поди угадай, что это было – чей-то дом, фонари на заставе, железнодорожный переезд? Зато в отражении отлично был виден управляющий. Я опасалась смотреть на него прямо, но вот так… почему нет?
Он все перебирал и перебирал бумаги, хмурился, шевелил губами, но мне неприятно было его лицо, поэтому я разглядывала руки, и вот тут меня поджидало неожиданное открытие. В отражении мне явилось совсем не то, что я недавно созерцала вблизи!
У управляющего были короткие толстые пальцы, этакие сосиски в перетяжках, с глубоко вросшими в плоть широкими плоскими ногтями, пускай и аккуратно подстриженными. В стекле же я видела крупные, но вовсе не грубые кисти, из обшлагов при движении показывались костистые запястья, и чувствовалось, что выше их руки тоже худые и жилистые, вовсе не полные, как у управляющего. Я даже рискнула покоситься на него и удостоверилась – толстые, местами поросшие шерстью, словно гусеницы волшебных синих бабочек, пальцы на месте.
Как же так? Может, воображение разыгралось? Я немного подвинулась на сиденье: очень хотелось поджать ноги, но я боялась испачкать сиденье, а разуться не рискнула. Да и управляющий вряд ли одобрил бы такое поведение… Но неудобство было целью моего маневра: теперь мне видно было намного больше.
В стекле отражался не управляющий. Вернее… Не могу описать! Я видела его, эти вот короткопалые руки, но они были словно набитые ватой перчатки актера из бродячего театра, играющего толстяка, а сквозь них просвечивала настоящая плоть. То же было и с лицом: я угадала, маска сидела не слишком плотно, складки собирались не так, как это бывает у живых людей, а под ней…
– Перестаньте таращиться на меня, сударыня, – сказал вдруг управляющий, и я вздрогнула. Ох, не нужно было сличать отражение с истинным обликом! Хотя… какой из них истинный? – Что-нибудь не так? Вы голодны? Хотите пить? Вас укачивает? Вам нужно выйти? Пожалуйста, скажите это вслух: мне предписано делать все для вашего удобства, но, к моему превеликому сожалению, я не обучен угадывать мысли.
– Нет, нет, ничего такого, господин, – поспешила я сказать.
– И все же? Почему вам не дает покоя мой облик? И мое отражение?
– Просто любопытство, господин… Мне показалось…
Я прикусила язык, но было поздно: он впился в меня взглядом.
– Что именно вам показалось? Ну же!
– Это просто воображение, господин, – выговорила я. – Мне почудилось, будто в отражении вы выглядите иначе… Наверно, тени так падают, вот и…
– Неужели? – Управляющий не двинулся с места, но казалось, будто он навис надо мною и впечатал в спинку сиденья каменной рукой. – И каков же мой облик там, за стеклом?
Я открыла рот, чтобы описать, но тут же умолкла и виновато развела руками.
– Слов нет, до чего хорош? – неожиданно улыбнулся управляющий, и выглядело это ужасно до такой степени, что меня передернуло. – В вашем личном деле отмечено, что вы недурно рисуете с натуры. Сможете изобразить то, что увидели?
– Не знаю… попробую, но…
– Держите. – Сильно наклонившись вперед, он передал мне твердую папку для бумаг и ручку-самописку, на которой я заметила королевский вензель. – Поосторожнее с нею. Это подарок его величества. Последний, должно быть, в его жизни.
– О… – только и смогла я произнести.
Королевская семья погибла совсем недавно, чуть больше года назад. В газетах писали, это была авария – локомотив сошел с рельсов.
Уцелела только младшая принцесса – великим чудом, как говорили! – и я боялась представить, какой груз ответственности ей, моей ровеснице, пришлось принять на плечи с коронацией… Но у нее был регент, были надежные советники, хватало родственников, в конце концов! Неужели они позволят ей совершить ошибку?
– Рисуйте, сударыня, – напомнил мне управляющий, и я неуверенно провела первую линию.
Пришлось испортить несколько листов, прежде чем я приноровилась к самописке – это все-таки не грифель и не уголь. Наконец получилось что-то, отдаленно напоминающее отражение в окне, и я робко протянула рисунок управляющему.
– Вот даже как… – негромко произнес он, посмотрев на изображение. – Вы это только теперь увидели?
– Нет, – честно ответила я. – Еще в пансионе… Мне показалось, будто на вас маска, господин. Или даже костюм, набитый соломой: актеры в таких представляют сказочных зверей на осеннем празднике. Только они умеют управляться с лапами и хвостами, а вы как будто не привыкли, и…
– Достаточно, – остановил он, и я испуганно умолкла. – Что ж… Кажется, мне наконец-то улыбнулась удача, и эта поездка не была напрасной.
Привстав, он стукнул в переднюю стенку кареты, и меня вжало в спинку сиденья: казалось, кони помчались еще быстрее, чем прежде, хотя я не представляла, как это возможно.