Наговоры и заветы, свет надежды и исцеления, немного живой крови и ловкие движения пальцев.

Невесомое кружево жизни, трепетное и ломкое.

Тяжёлое полотно смерти, горькое и туманное.

Дух ёжился и сопротивлялся, скрёбся и полз к ним, припадая к земле, всё ещё в облике Драгоша, скалился так, что с клыков в землю капала густая ядовитая слюна. Его сильная воля сминала энергию жизни и смерти в каком-то цепком отчаянии.

Силы Драгоша угасали.

Посмотри на меня, Драгош. Посмотри в глаза — ты ведь хотел этого. Хотел стать сильнее. Впусти меня.

— Драгош, не слушай его, — Стефан сжал руку брата — но её не было, пальцы прошли насквозь.

Задыхаясь и от мельтешения призраков вокруг, он с трудом различал мутную фигуру брата рядом с собой. Тёмное пятно перед тусклыми расплавленными свечами.

Дух съёживался всё сильнее и сильнее, воя дико и страшно, метался среди границ и стен из круга призванных призраков и лучей от трёх оплавившихся свечей. Они не давали ему выйти из этих границ.

Стефан боялся. Он не знал, не навредит ли брату, ударив его часть души ещё сильнее. Возможно, этот дух всё ещё забирал его жизнь, крал по судорожным вздохам.

Но он знал, что призраки их отсюда не выпустят. А в сердце брата слишком много холода и мало ударов жизни. Бесконечный танец с призраками — или чуть больше усилий.

Той ночью лес скрипел и подрагивал всем своим существом.

Рядом Драгош пошатнулся, хватаясь за ближайший ствол дерева у края полянки. Пальцы соскользнули с гладкой коры, вцепились в хлипкую ветку, бесшумно сломали её от усилий. Ни звуков, ни дыхания, только дух всё ещё пил жизнь.

И Стефан, зажмурив глаза, собрал в свою нить весь дар, без остатка. Сквозь него будто прошёл разряд молнии. Даже призраки отшатнулись, разбежались шире, как круги на воде от брошенного камня.

Крика не было. Только тишина вокруг. Дрожа от усталости и напряжения, Стефан открыл глаза ровно в тот миг, когда дух в последнем порыве скользнул в сторону Драгоша, прошёл насквозь, стараясь зацепиться за него… но тщетно.

Чёрными брызгами разлетелся между ветвей деревьев, сгинул среди корней деревьев Хойя-Бачу, успокоенный навек.

И Драгош, теряя сознание, медленно сполз по стволу прямо на холодную землю.

На изломе ночи с неистовым криком тот, кто никогда не смог стать живым, исчез.

Лес затих.

И призраки медленно таяли, исчезали среди деревьев зеленоватыми огоньками вместе со своими историями. Всё тише и тише. Спокойнее. Их покой был потревожен, среди них появилось зло, и они звали того, кто может его побороть.

Теперь им снова спокойно можно блуждать в самой чаще. И делиться со случайными путниками своими историями.

Стефан не сразу понял, что лежит на сырой земле, дрожа от холода. И кончики его пальцев касались Драгоша.

Касались.

А грудь вздымалась и опадала. Влажная листва налипла к саднящим ладоням, к промокшим брюкам и испачканному пальто. В чернильном небе плыли сероватые облачка, между ними едва приметный серп месяца.

Вокруг звуки ночных мелких хищников, уханье совы и шорох среди кустарников.

Прикрыв глаза, Стефан впитывал в себя мир. Пара мгновений прежде, чем севшим голосом окликнуть брата. Тихонько:

— Драгош… ты… ты в порядке?

Его сердце билось.

Но ответа не было.

Он вскочил на колени, не обращая внимания на резкое головокружение и подкатившую дурноту. Драгош был без сознания. Но почти тут же открыл глаза и, вцепившись в вымазанный грязью сюртук Стефана, уткнулся тому в грудь, прижимаясь, как в детстве, когда мёрз зимними ночами.

— Драгош, всё хорошо, я рядом.

Тот ничего не ответил, только мотнул лохматой головой.

— Что? Что случилось?

Молчание.

— Драгош, поговори со мной!

Возможно… возможно…

— Ты потерял голос?

Короткий кивок и крепче пальцы на шерстяной ткани.

— Он всё-таки что-то забрал у тебя! Если бы я мог что-то сделать…

Спустя некоторое время, когда Драгош перестал трястись от холода, укутанный в пальто Стефана, он молча убирал огарки свечей со старого пня. Двигал губами по привычке, надеясь что-то сказать.

Не получалось.

То ли призраки, то ли тот дух забрали свою жертву.

Лошади, к удивлению, всё-таки не сорвались с привязи. Храпели и нервничали, но вскоре успокоились от ласковых слов и хрустящих яблок из дорожной сумки. Хойя-Бачу сейчас походил на самый обычный лес, и впереди вилась узкая тёмная тропка к огонькам вдалеке.

Драгош предупреждающе вскинул руку и покачал головой, указывая в другом направлении. С досадой от некоторого непонимания показал семь пальцев.

— Но я зажгу огни, чтобы вы нашли дорогу назад.

— Только не меньше трёх. А лучше семь.

Впереди мерцали за низкими сухими деревьями только пять. И Драгош повёл вглубь леса подальше от очевидного выхода и ясной дороги. Сквозь колючие кусты и раскисшую, едва ли не болотистую землю, где воздух постепенно становился более сырым.

Стефан не знал, верить ли огням.

Но он верил Драгошу.

И вскоре увидел то же, что и он. Где-то там совсем вдалеке маячили мелкие светлячки. Вспыхивали и гасли тут же. Ровно семь, рассеянные в клубящейся ночи.

И неожиданно за несколько шагов лес расступился. Стефан готов был поклясться, что услышал глухое ворчание и мягкий толчок в спину из тумана.

— Вас не было неделю.

Вздохнув, Элен плотнее закуталась в шерстяную шаль и разлила горячий кофе на три чашки. Немного уставшая после многих бессонных ночей, сейчас она снова выглядела спокойной.

— Нам казалось, всего одну ночь.

— Призраки обманчивы. И дороги среди них. Я зажигала огни каждый вечер на перекрестке. Симон теперь точно считает меня безумной! Но заставили же вы меня поволноваться, Антонеску.

— Главное, мы вернулись.

Элен мельком посмотрела на молчаливого Драгоша, уткнувшегося взглядом в тёмную гущу кофе.

Он наверняка видел в ней что-то своё.

Уже отдохнувшие и выспавшиеся, они сидели на всё в том же придорожном трактире, греясь у камина и никуда не торопясь.

Всё позади.

Только Драгош за последние два дня так и не произнёс ни слова.

Стефан знал — ему просто нужно время. Не каждый день умирает осколок души. Но призраки словно и сами угомонились с тех пор.

Сердце Драгоша билось мерно и ровно.

В утреннем тонком свете Драгош смотрел в сторону Хойя-Бачу.

Голоса призраков всё ещё колыхались где-то там, в подсознании. Он всё ещё видел лёгкую грань, молочные фигуры то там, то тут. Та самая замёрзшая старуха гуляла около конюшни, пугая и беспокоя лошадей.

Драгош улыбался.

Не было больше холода и мрака за спиной, колкой боли в груди и прикосновения смерти.

И время от времени под кончиками пальцев перетекало тепло.

В ту ночь в Хойя-Бачу их дар смешался. Драгош ощутил тогда свет, к которому хотелось дотянуться. Наверняка для Стефана мир тоже поменялся.

Они ещё… поговорят об этом.

Однажды.

Сейчас всё позади.

— Поехали?

Стефан появился рядом с аккуратным чемоданчиком, в очках, собранный для дороги. Наверняка будет в дороге делать путевые заметки.

Драгош поймал его взгляд.

И в глубине зрачков брата он видел отражения призраков Хойя-Бачу.

Уверенный, спокойный и такой живой…. его старший брат. Драгошу хотелось сейчас объяснить, рассказать. Но он сделает это потом.

Однажды осенним вечером объяснит. Или напишет историю в своих дневниках.

Драгош знал — теперь Стефан тоже чуточку по-другому ощущает мир вокруг. Возможно, он перестанет бояться призраков, как это было раньше.

Не говоря ни слова, Драгош запрыгнул в уже запряженную карету, за ним — брат. Элен уже устроилась в уголке, как и всегда, в строгом платье, с тонкой вуалью на лице.

И это была Элен, которая, едва ли не строго посмотрев на обоих, сказала: