Отца так и вообще Эдна не знала, воспитанная лесом, старшими жрицами и традициями. Её храм — сплетение ветвей над головой, её дом — мощные шершавые стволы дубов, её дыхание — вздохи ночных птиц.

Некоторые шептали, потому она и стала Верховной жрицей — слишком далёкая от простых людей и забот, погруженная в неизменность циклов и ритуалов, отчасти отстраненная от всего, что за границами.

На её коже были свои узоры — все девять ступеней посвящения. Рыжеватые орнаменты, как рассыпанная по телу осенняя листва. Иногда она думала, а каково это — иметь семью? Помнить родителей и их ласки? И, как умела, старалась всё это дать собственному сыну.

Часто она с удовольствием слушала рассказы Монгво о его племени.

Теперь её дом в опасности, которой нет названия. И она готова на всё.

***

— Лес умирает, Эдна. И в этом твоя вина.

— Неужели, Анук? И в чём же?

— Ты впустила чужаков и позволила прикоснуться к источнику, а его воды смешались с испорченной кровью колдуна. Твой сын шастает по миру, а не учится у нас.

— Это мой сын.

— А не наш, ты хочешь сказать?

— Не твой, Анук.

Друид втянул носом воздух и зло бросил:

— Ты нарушаешь вековые традиции и не чтишь лес.

Эдна была готова к таким обвинениям, но всё-таки слова царапнули изнутри, в то же время придав смелости и злости.

Друиды походили на сами деревья. Их коричневатая кожа отлично сливалась с корой, а наощупь ощущалась едва шершавой. В длинных волосах запутались мох и травы, и в глазах, подёрнутых пеленой, застыли отражения всех минувших лет. Анук был самым молодым, и то старше неё.

Однажды он вступил в ряды охотников, а она проводила обряд как простая жрица.

Все ждали дитя, но лес не был благосклонен.

С тех пор друиды перестали приходить на ночь костров, хотя порой всё ещё заключали союзы с жрицами, но мальчики не рождались. Причин никто не знал.

— Ты знаешь, что бывало раньше. Были времена, когда лесу грозила опасность. Ведь его защита — твой удел, не так ли?

— Не тяни, Анук, ведь ты давно уже всё придумал.

— Мы заберём твоего сына. Лес испорчен силой колдуна, которая течёт и в его жилах.

— Всё верно он говорит, — вступил другой друид с застывшим взглядом, старый, с сучковатыми пальцами и в короне из веток, — мы расщепим его кости, прольем кровь в корни ясеней, его глаза станут глазами птиц, а рёбра — ветвями.

— Его сердце будет вечно биться в подземных пещерах.

— Его кожа впитается в лесной покров.

— Мальчик, который никогда не станет друидом, но спасёт лес.

Эдна сложила руки на коленях, скрывая дрожь. Равнодушие и безразличие в их словах пугало куда больше самих слов. Но она отлично знала, что от своих замыслов друиды не отступают никогда.

— Монгво ни в чём не виноват. Источник в порядке.

— Но лес умирает. Мы — его хранители. А кто ты, Эдна? — подался вперёд Анук. — Жрица или подстилка колдуна, которому плевать на твой дом?

Жрицы поднялись вместе с ней, почувствовал её призыв, пусть среди них и были согласные с друидами. Или просто напуганные умиранием собственного дома.

— Я прошла все девять ступеней посвящения, на моей коже куда больше узоров, чем у других жриц, и Лес — мои владения. Вы не тронете моего сына.

— Или что? Напустишь на нас колдунов?

— Можно пропитать кровью корни дерева, но болезнь леса лечится жизнью. И дарами души. Я выясню, что происходит с лесом.

— У тебя было достаточно времени, — изрёк друид в короне из веток. — Ритуалы не помогали. Изгони колдунов, закрой источник, подари лесу свою плоть и кровь, и он простит тебя. Лес гневается.

Эдна молчала, не находя слов. Всем жрицам не сладить с мужской частью леса, погрязшей в каких-то дымных видениях и снах. И вряд ли все жрицы будут на её стороне, воспитанные, прежде всего, идеей беречь лес.

Но сына она им не отдаст.

Пусть они с Монгво уедут куда подальше, пусть никогда не вернутся, но будут вдали от тех, кто хочет — и может — забрать их жизни. Эдна справится с одиночеством, от которого так отвыкла за долгие годы.

— Есть другой способ, — выступила вперёд одна из жриц, та, что никогда не боялась возражать, — без смерти.

— Какой же? — Анук явно не верил её словам.

— Мальчик — не друид. Но он — сын охотника и жрицы, зачатый в ночь костров. Можно связать его с лесом, смешать их души. Если Монгво привнёс болезнь, то его сын может излечить вместе с магией жриц. Так делали когда-то давно.

— Как любопытно. И весьма болезненно, если я правильно помню.

Он испелял взглядом Эдну, и в его взгляде она видела некоторое торжество.

— Да будет так, — подвёл итог старший друид. — И помни, Эдна, попробуешь скрыть мальчика, мы обратим мощь источника против колдуна. Ведь они тоже отчасти связаны.

Эдна лишь кивнула.

***

— Это безумие!

Монгво в этот раз не сдерживал своей злости.

— Я увезу Лоарна как можно дальше. Можешь оставаться в лесу или поехать с нами.

— Они убьют тебя!

— То, что ты говоришь, — это пытки. Пытки нашего сына. Так же…

— Как и твои в детстве.

Эдна помнила. Она видела его кошмары, чувствовала его боль, знала каждый шрам на теле. Узоры охотника и метки священного фиолетового огня. И в то же время впервые в жизни Эдна так отчаянно боялась, зная, что от её действий зависят две другие жизни.

Она не сомневалась, что друиды применят все свои угрозы. Ради леса.

И неважно, как далеко уедет Монгво с их сыном. Источник с прохладными водами всегда будет в лесу, нужный другим колдунам.

— Другого выхода нет. Мы не знаем причину болезни леса, ничего не помогает. Ни ритуалы, ни вся магия, которую я вкладываю. Я не прошу тебя понять. Но я не знаю другого способа.

— Лоарну будет больно? Как сильно?

— Это болезненный ритуал. Но не такой страшный, как у священников.

— И кто его проведет?

— Я сама.

Взгляд Монгво прожигал насквозь, а за его спиной ощущалась тяжёлая мощь колдовской силы, которая питалась из источника. Эдна ждала, что он сейчас повернётся и уйдёт, а у неё не хватит мудрости и смелости его остановить.

— Тогда мы сделаем это вместе. Я буду следить за источником и чувствовать Лоарна, а ты проведешь ритуал.

— Монгво…

Он подхватил её, когда она бросилась к нему, как маленькая девчонка, и долго гладил по волосам, позволяя сейчас быть слабой.

Потому что Верховная жрица не имеет на это права.

***

Лоарн слушал внимательно, не сводя взгляда с отца.

— Я могу излечить лес?

— Да.

— И для этого надо стать таким, как ты или мама? Стать колдуном?

— А ты этого хочешь?

— Да! Я знаю, что рождён после ночи костров, но все эти годы я не стал ни друидом, ни колдуном. Всего лишь охотником, — расстроенно закончил он.

— Это то, что даёт тебе силу, — серьёзно заметил Монгво. — У каждого она своя. Не всем быть колдунами.

— Но я хочу! Раз я смогу спасти лес!

— Будет больно.

— Я выдержу. Как и ты.

Монгво покачал головой, слишком хорошо зная, что боль порой слишком сильна, но об этом узнаешь только потом, когда кожа покрыта порезами и ожогами, когда пылает до онемения и жжётся снова и снова.

— Мы будем рядом.

Эдна притянула к себе сына и поцеловала в макушку, думая о том, как быстро вырос её мальчик.

***

Ритуал проводили рядом в пещере с источником — так проще было для всех. Монгво следил за ним, пока жрицы готовили всё для обряда, а друиды изваяниями застыли около стен, мерцающих голубоватым свечением. Пахло сырыми грибами и мхом.

Лоарн, с расширенными зрачками, бледный, опоенный зельями, лежал на тёплой шкуре, хотя вряд ли сейчас чувствовал хоть что-то, будь то холод или удушливая жара. Кто-то из жриц шепнул, что вряд ли мальчик осознавал, на что шёл, но голоса тут же уже улеглись под коротким взглядом Монгво. В его племени в одиннадцать лет уже охотились наравне со взрослыми, учась на практике ремеслу. Он сам получил первые узоры в десять. Его сын справится.