- Хоть кто-то здесь остался! Выходи, я свой. Капитан Кривошеев, полковая разведка.
- Подполковник Рабер, - отозвался я, выходя из укрытия. – Командир штрафной роты.
- Штрафная рота? – переспросил капитан и направил свет фонарика себе на лицо, затем на свой погон, давая мне возможность увидеть себя. Меня он осветил раньше. – Так вы не с батареи?
- Нет. Стрелковая рота второго эшелона, - ответил я и задал вопрос: – Почему тут никого нет?
- Все уехали, - произнёс капитан Кривошеев. – Бросили позиции, технику, вооружение и сбежали!
- Как сбежали? – для меня это сообщение прозвучало как нечто, не укладывающееся в голове. Но зато полностью разрушало версию Апокалипсиса с исчезновением людей, которую я измыслил.
- Наёмники тут стояли – объяснил Кривошеев. - Сплошь одни выходцы из Средней Азии, контрактники. Они как услышали о начале войны, погрузились на машины и уехали домой. Мы, сказали они, хорошо служили, пока мир был. А теперь война. Наш срок службы, господина начальника, кончился. И воевать и умирать за Россию мы не хотим. Предатели!
- А ты, капитан, почему с ними не поехал?
- Я – русский! Мой долг – Родину защищать, а не драпать!
- Понятно и патриотично, - отозвался я. – Ты, командир, водочкой, случайно, не богат?
- Пошли! – позвал капитан. – По сто грамм выпить нам не помешает…
В уже сгустившейся тьме я последовал за капитаном. Он привёл меня в брезентовую палатку, которую легко нашёл в темноте и включил на импровизированном столике собранным из ящиков, настольный фонарь, осветившей все вокруг желтоватым светом. Таких фонарей я ещё не видел, но благоразумно не стал расспрашивать о принципе его работы.
Вокруг стояло еще несколько ящиков пониже, которые заменяли сидения. Я поставил свою штурмовую винтовку на землю, прислонив её к столу, снял каску.
Капитан Кривошеев ушёл в угол палатки и принёс пластиковую полуторалитровую бутыль с прозрачной жидкостью. Этикетка гласила, что это русская водка, но попробовав её из пластикового стаканчика, я был вынужден не согласиться с надписью на бутылке. Водка отчаянно пахла нефтью и оставляла отвратительный привкус во рту, с которым не мог справиться даже свиной паштет, намазанный на эрзац-хлеб, используемый нами как закуска.
Капитан Кривошеев выглядел как типичный "русак". Высокий, голубоглазый блондин с правильными чертами открытого лица и спортивного телосложения. Людей с такой внешностью я тут встречал крайне редко. В большинстве преобладали люди ширококостные, темноглазые и темноволосые, с явно проступающим азиатским доминантом. Оскудела Русь! Потемнела… Русских в ней теперь меньшинство, хотя и называют все себя русскими. Впрочем, нет, россиянами. А это совсем разные вещи: русский и россиянин. Я – еврей, но, как и все, тоже россиянин.
После второго возлияния у нас с Кривошеевым пошёл разговор. Он назвался именем Николай. Рассказал, что он кадровый военный, два месяца назад переведён сюда для обучения личного состава в полевом приграничном лагере.
Я рассказал, что раньше был бухгалтером, был ложно обвинён в краже музейного имущества, осуждён к высшей мере наказания, по пересмотру дела направлен на фронт искупать свою вину кровью. Он, кажется, мне поверил.
- Говоришь, что ты из штрафников? – уточнил он.
- Точно, - подтвердил я, прикуривая сигарету. – Офицер запаса. Рота сформирована в ИТЛ строгого режима. Из добровольцев.
Капитан Кривошеев вдруг с силой хлопнул ладонью по столу, заговорил, не сдерживая раздражение:
- Дожили! Воевать некому! Пятьдесят миллионов населения в России, а в армию зэков призывают! Где раньше такое можно было увидеть? Всё, всё рушится. Военные училища почти все позакрывали, кроме двух, зато полицейских академий три десятка. Интересно мне посмотреть, как эти полицаи воевать с врагом будут!
- Они не будут, - ответил я, выпуская струйку дыма. – Они учатся воевать с только с безоружным гражданским населением.
- Вот именно! – подтвердил Николай. – Остались такие патриоты как я и люди, которым нечего терять, как ты. Много мы вместе навоюём. Вы же ничего не умеете! После первого артобстрела от вашей роты только кровавые ошмётки останутся, ворон костей не соберёт. А что дальше? Враг будет здесь и конец России.
- Кто стоит против нас? – спросил я.
- Поляки. НАТОвцы.
- Паны, мне кажется, вояки не лучше нас, - предположил я.
- Отчасти ты, Михаил, прав, - подтвердил Николай. – У них тоже воевать некому. Людей к ним отовсюду нагнали, но я в бинокль наблюдал, заметил, за два дня больше половины поубавилось. Бегут все с фронта. Воевать совсем никто не хочет. Дезертирство у них тоже повальное.
- А после ядерных бомбардировок тем более никто воевать не будет, - резонно подтвердил я. – Сейчас люди думают о другом: как выжить. Просто ещё никто не осознаёт размах катастрофы. Ещё нет паники, но она скоро будет, нет истерии, но ещё не наступило время. Всё это впереди. Так, что никто не будет готовить против нас наступление.
- Правительство России уничтожено при бомбардировке Москвы, - сказал вдруг Николай.
- Ты не шутишь? – я посмотрел на него. – Интернета и связи нет, как ты узнал?
- Вполне достоверная информация, - ответил он. – И Кремль с кабинетом министров и Государственная дума. Никого не осталось в живых. Москвы вообще больше не существует. Остались одни развалины и зона заражения.
- Но я слышал обращение правительства к народу! – вспомнил я.
- Я тоже, - Николай тяжело вздохнул. – Это обращение губернатора Смоленской области к народу. Никакой власти выше больше не существует…
Я помолчал, обдумывая новость, которую услышал.
- Что же теперь нам делать? – произнёс я.
Капитан разлил водку по стаканчикам, и мы неспешно снова выпили.
- Сам не знаю, - признался Кривошеев, продолжая прерванный разговор. – Фронта как такового не существует, правительства не существует, страна, как государство правда ещё имеет какое-то подобие. Уйти отсюда… я вроде присягу приносил. Думаю, что делать.
- Тут и думать нечего, - сказал я. – Домой езжай. У тебя жена, дети есть?
- Да, а что? – обеспокоился он.
- Твоё место сейчас с семьёй должно быть! Кто их защитит, если не ты? Порядка скоро не будет! Всё встанет с ног на голову. Законы перестанут действовать. Начнётся анархия, образуются бандформирования, погромы. Ничего хорошего впереди не будет, Николай.
- Но есть присяга, - он был задумчив.
- Есть, - согласился я. – Присяга России. Но России уже больше нет. И других государств тоже. Ничего больше нет. И трибунала больше нет. Пока только полицаи ещё удерживают власть над толпой. Но им осталось недолго властвовать. Впереди ядерная зима, скоро начнётся голод. Как людей можно напугать смертью, если мы уже мертвы?
